Дэвид Болл - Сертификат происхождения

• Название: Сертификат происхождения
• Автор: Дэвид Болл
• Издательство: Литагент «Эксмо»334eb225-f845-102a-9d2a-1f07c3bd69d8
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2015

«Письмо доставили в галерею Вольфа вместе с обычными для нее каталогами и объявлениями. На нем было написано „личное“, так что секретарша Макса оставила его на столе нераспечатанным.

Макс вскрыл конверт здоровой рукой и достал письмо, аккуратно написанное от руки. „Дорогой мистер Вольф, я слышал, что вы хорошо разбираетесь в странных картинах и иногда их продаете. У меня есть такая, не уверен, что она много стоит, но я подумал, что Вы были бы не против посмотреть ее – и если Вы согласитесь, то мы могли бы сделать на ней дело. По-тихому, конечно же. Если Вас заинтересовало мое предложение, то пошлите письмо на абонентский ящик, указанный ниже. С уважением, Л. М.“…»

---

А затем они вошли в убежище Джо Кули, нечто среднее между рабочим кабинетом и студией художника, с панорамными окнами с видом на окружающую местность. Вокруг большого стола для заседаний стояли скамьи, мольберты и книжные полки, заполненные редкими изданиями Библии и другими книгами в богатых кожаных переплетах.

Макс положил портфолио на стол, расстегнул защелки и вынул внутренний конверт. Картина была скромно завернута в мягкую белую хлопковую ткань. Макс развернул ткань и аккуратно поднял картину, а затем положил ее на мольберт. Отошел к стене и щелкнул выключателем. Картину залил мягкий свет.

Юный пастух Давид, с мечом в одной руке и окровавленной головой Голиафа, воина филистимлян, в другой. Лицо Голиафа сковала смерть, его глаза и рот открыты, на лбу ссадина, из разрубленной шеи капает кровь.

Джо Кули Барбер зачарованно глядел на картину в безмолвном восхищении.

– Она меньше, чем я думал, – тихо сказал он. – И темнее.

Макс достал из портфеля несколько толстых скоросшивателей.

– Я, конечно же, принес документы, подтверждающие происхождение, – сказал он, выкладывая скоросшиватели на стол. Затем вытащил из них стопки бумаги – вырезки, книги, рукописные документы.

Джо Кули знал, что все эти документы – для него. Максу они не требовались.

– Начинай, мой друг-профессор, – сказал он. – Хорошо бы выпить. Виски? Вина?

– Просто воды.

Проповедник налил себе виски, затем воды Максу и пододвинул стул.

– Его работы бывали очень мрачны. Отрубленные головы, как эта. Убийства, предательство, мученичество. Мгновения окончательного откровения. Это был его дар, запечатлеть такое мгновение. Эту сцену он писал раза четыре за всю его жизнь, и с каждым разом проявлялось его возмужание как художника, выраженное в этих двух лицах, – сказал Макс. – Вероятно, это вторая версия, та, в которой на лице Давида гордость в сочетании с глубочайшим смирением. Триумф Царства Небесного над силами Сатаны.

Макс провел по холсту изувеченной рукой, с любовью следуя линиям кисти Караваджо, будто подражая художнику за работой.

– Он был настолько уверен в себе, что очень редко делал эскизы, не то что другие художники. Писал жизнь, как она есть. Оставались пентименто, закрашенные места, где краска сильно выступает на холсте, вот, видишь, здесь и здесь. Каков гений, понимаешь? И все это он делал так быстро, что кто-то сказал, что его кистью водит сам Бог. А какой свет! Гляди, как цвет плоти переходит в тень, кроваво-красный переходит в черный, свет переходит во тьму и смерть. Такое мастерство света. Или мастерство тьмы, с какой точки зрения посмотреть.

– Конечно, света, – сказал Джо Кули Барбер. – Я никогда еще не видел, чтобы ты так обращался с картиной.

Макс смущенно улыбнулся.

– Не слишком много картин, подобных этой, не слишком много подобных художников. Его стиль был нов и великолепен, но настолько груб, что часто шокировал его покровителей из числа служителей Церкви, которые часто сетовали на его вульгарность и профанацию. Он брал себе моделями шлюх, написал Деву Марию в платье с низким вырезом. Писал у святых прыщи и грязные ногти. Элита Церкви считала его несносным. Они желали видеть в святых совершенство.

– Прямо как Сенат США, – тихо сказал Джо Кули, потягивая виски.

– Его жизнь была так же груба, как его картины. Мучимая душа. Некоторые думают, что безумие произошло от отравления свинцом из красок, другие же говорят, что его мучила его собственная гениальность. Как бы то ни было, жил он тяжело, пил и дрался на дуэлях. Ходил по шлюхам, играл, его таскали по судам. Напал на слугу в кабаке за плохое обслуживание, ткнул ножом судью в драке за проститутку. Убил служащего полиции, его подвергали пыткам, он сбегал. Другого бы в тюрьме сгноили за такое, но, хотя у Караваджо и были недоброжелатели в среде Церкви, были у него и могущественные покровители, например вот этот.

Макс открыл страницу книги по истории искусств, заранее заложенную. На ней был портрет священника аскетичного вида.

– Это Сципион Боргезе, племянник папы Павла V. Папы, который приказал Галилею отречься от еретических взглядов об устройстве Солнечной системы. Павел сделал его кардиналом-племянником, наделив неимоверной властью. Умнейший, безжалостный и беспринципный человек. Кроме того, что Сципион был фактическим главой правительства Ватикана, он занимал несколько постов и имел несколько титулов, что делало его безмерно богатым. Он шантажировал мужчин и развращал их души. Вводил налоги и приобретал поместья – целые деревни – путем вымогательства и папских эдиктов. Завел у себя обширную коллекцию порнографии, а его гомосексуальные наклонности позорили Церковь.

Джо Кули не сдержался и довольно усмехнулся.

– Почему-то та Церковь всегда преуспевала в воспитании отъявленных негодяев, – сказал он.

– Да, но, при всех его прегрешениях, он был великим покровителем искусств. Использовал свое богатство, чтобы построить величественную виллу, где были выставлены работы Рафаэля, Тициана, Бернини и Караваджо, его тогдашнего фаворита.

– Чем-то этот человек мне по душе, – сказал Джо Кули. – Конечно, кроме пристрастия к мальчикам. Все творится во славу Божию.

Макс взял в руку другую папку.

– Что же до этой картины, сначала она принадлежала Церкви, – сказал он. – Или, точнее, Церковь первой ее украла. Боргезе начал агрессивно скупать произведения искусства и учился пользоваться своей властью. Джузеппе Чезари, выдающийся художник, собрал серьезную коллекцию из более чем ста картин, в том числе несколько работ Караваджо, с тех пор как тот в молодости работал в его мастерской. Боргезе выяснил, что у Чезари также имеется коллекция аркебуз. Чезари был человеком безобидным и коллекционировал аркебузы ради их художественной ценности, но коллекционировать такое оружие было незаконно. Боргезе приказал арестовать Чезари и конфисковать его имущество. Чезари был приговорен к смерти. Приговор был отменен, но не ранее, чем Чезари согласился принести картины в дар Апостольскому Престолу. А спустя несколько месяцев папа отдал всю коллекцию кардиналу-племяннику.

– Примерно в это время Караваджо убил человека, считая, что тот обманул его во время игры в мяч. Сбежал из Рима, за его голову была назначена награда. Остаток жизни он провел в бегах, в надежде, что Боргезе когда-нибудь сможет добиться папского помилования. Будучи изгнанником, он написал одни из лучших своих картин. На Мальте писал картины для рыцарей-иоаннитов, сам стал членом ордена и был им, пока орден не заточил его в тюрьму за дуэли. Он сбежал, но в Неаполе подвергся нападению и был тяжело ранен, скорее всего, наемными убийцами, нанятыми орденом. Затем отправился обратно в Рим. Ему даровали помилование, но он умер от лихорадки, не успев узнать об этом.

Макс покачал головой.

– Ему было всего тридцать восемь. Представь себе, что еще он мог бы создать, проживи он еще лет двадцать.

Макс подвинул по столу большую папку.

– Что до нашей картины, Боргезе расстался с ней лишь потому, что получил другую версию, которую Караваджо прислал ему из изгнания. Эту же он использовал в качестве составной части взятки, которую дал польскому графу Красинскому. Вместе с ней отправились еще три картины, кисти Аннибале Карраччи, Рени и Ланфранко, а также украшенный драгоценными камнями реликварий исключительной ценности. Мы сверили данные с каталогом имущества графа Красинского. Перед смертью граф завещал картины и реликварий своему брату, который только что королевским указом был назначен епископом Стависким. Можешь убедиться, эти картины включены в каталог церковного имущества в 1685 году.

Макс достал лист из стопки.

– Тут, конечно же, по-польски написано, но я обвел нужные слова. – Картины и реликварий оставались в безопасности и безвестности почти три столетия, пережив пожары и восстания. Большую часть этого времени о Караваджо не вспоминал никто, кроме историков, вплоть до двадцатого столетия, когда ученые наконец стали осознавать, каким гигантом живописи он был.

Джо Кули встал.

– Пора еще выпить. Точно не хочешь ничего покрепче?

– Еще воды. Мне еще долго рассказывать.

Макс открыл толстую папку, наполненную пожелтевшими документами и вырезками из газет. Первой в них была черно-белая фотография немецкого офицера. Макс подвинул ее по столу.

– Эсэсовец, – сказал Джо Кули. – Красив, дьявол.

Макс кивнул.

– Вальтер Бек. Эта фотография сделана вскоре после того, как ему присвоили звание штандартенфюрера, за год до окончания войны.

Джо Кули внимательно поглядел на вытянутое угловатое лицо и умные глаза.

– Идеальный немецкий офицер, – сказал он. – И, судя по взгляду, хладнокровный ублюдок.