Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 11. Друзья из берлоги

• Название: Полное собрание сочинений. Том 11. Друзья из берлоги
• Автор: Василий Песков
• Жанр: История
• Год: 2014
• ISBN: ISBN 978-5-87107-887-7

В 11-й том собрания сочинений Василия Михайловича Пескова, обозревателя «Комсомольской правды», вошли его рассказы о людях, которые лесную жизнь знают не понаслышке, а буквально каждый день общаются со зверьем и птицами. А также путевые заметки из путешествия по Норвегии.

---

Происшествий особых в районе «К» (так назывался сучок, где сидел кукушонок) не наблюдалось. Один раз перед носом птенца сел шмель.

Кукушонок, наклоняя голову так и сяк, долго его изучал, но склевать не решился, а шмель обсох на суку и слетел. В другой раз в мое дежурство случился переполох. Какая-то птица со стуком, скребнув по фанере когтями, села на крышу скрадка. Это был кто-то очень опасный для кукушонка. Он прямо прилип к сучку, жалкий, взъерошенный. Не знаю, что было бы, но появились с воинственным писком мама и папа.

Место описанных тут событий. Возле скрада орнитолог Сергей Кулигин.

Мухоловка-пеструшка и кукушонок. Птенцу восемнадцатый день.

Кто-то сидевший на крыше скрадка, обороняясь от их наскоков, зашуршал крыльями и взлетел. Неистовый писк мухоловок сопровождал нежданного гостя до самой опушки леса. Сергей, наблюдавший эту сцену в бинокль, прибежал объяснить, что это наведалась сойка…

Каждый день в кукушонке наблюдались зримые перемены. Из взъерошенного птенца он превращался в птицу с подобающим ей нарядом.

Грудка покрылась полосками, как у ястреба.

Кончики темных перьев чуть-чуть белели, и от этого кукушонок выглядел рябеньким щеголем.

На голове забелелись два пятнышка. Потягиваясь, кукушонок расставлял крылья и, кажется, уже почувствовал, для чего они предназначены.

Балансируя на одной лапке, другой он ухитрялся прогонять комаров, почесывая тело под крыльями. В нем зарождался характер исследователя. Если прежде, получив добрую порцию пищи, кукушонок дремал, то теперь все кругом было ему интересно. По многу минут, повернув голову, он разглядывал объектив, фотокамеры, нагнувшись, исследовал бездну, зиявшую под сучком.

Из звуков самым желанным для кукушонка был крик родителей, подлетающих с пищей. Но и другие звуки стали его привлекать. Поворотом головы он провожал пролетающих с криком дятлов, прислушивался, как рюмит зяблик. Все дни, пока мы сидели в скрадке, вблизи куковала кукушка. Никакой особой реакции ее голос у кукушонка не вызывал. Он становился, кажется, даже чуть флегматичнее, чем обычно. Но, может быть, в этом как раз и есть назначение кукования — вселять спокойствие в растущее где-то дитя.

А приемные мать и отец продолжали носить еду. Рядом с приемышем они теперь выглядели совсем крошечными. Мать была молодцом. А отец с трудом уже преодолевал панический страх, приближаясь к похожему на ястреба сыну…

На двадцать четвертый день мы потеряли кукушонка из виду. Его путешествие началось с короткого перелета на ближний сучок. Но мухоловки звали его повторить смелый шаг. И он решился слететь на куст можжевельника. Два дня мы следили за ним. И вот кукушонок про летел уже так далеко, что мы его не увидели.

Сергей считает, что мухоловки еще с неделю будут птенца подкармливать. Но он и сам уже, мы видели, начал охотиться…

Вот и вся тайна (а может, только частица ее), к которой мы прикоснулись в это дождливое лето.

 Фото автора. 17 июля 1976 г.

Наш друг из Франкфурта

Я рассказывал о нем после встреч в Африке.

Это было семь лет назад. И вот вижу его опять: сначала в толчее Шереметьевского аэродрома, потом за столом, у костра, перед камерой телевидения, в автомобиле, в лодке. Перемены, конечно, есть. Голова белее, чем прежде. Немножко грустнее стал взгляд. Среди дня он выбирает часок — полежать: шестьдесят семь — это шестьдесят семь. И все же этот неугомонный немец остался прежним: пишет книги, снимает фильмы, редактирует популярный журнал, ведет передачи на телевидении, путешествует, находит время для переписки и для встреч с многочисленными друзьями. В Москву из Франкфурта-на-Майне он приехал после путешествия в Гималаях. А после Москвы собирается на крайний север Канады. Да и в Москве он задержался недолго — съездил на Волгу, в Среднюю Азию. И всюду в его багаже — фото и кинокамеры, коробки с пленкой… Я говорю о нашем госте и друге из ФРГ, профессоре Бернгарде Гржимеке.

Гржимек принадлежит к числу очень известных людей. И не просто известных, но и глубоко уважаемых. За что же?

Защищая диких животных, Гржимек утвердил важные мысли нынешнего мировоззрения:

«Диких животных надо беречь так же, как мы бережем картины Рафаэля, Кельнский собор, индийские храмы». Мысли эти не новые. Заслуга Гржимека в том, что он сказал об этом громко, страстно и убежденно. Сказал так, что его услышали.

Он взялся за литературный труд. (Итог — двадцать книг о животных и о проблемах их сохранения.) Он полностью и умело использовал возможности телевидения. Он научился снимать фильмы. (За один из них получил высшую из мировых наград — «Оскар».) В сорок семь лет Гржимек отважился стать пилотом и вместе с сыном на маленьком самолет отправился в Африку. В этом путешествии-исследовании он потерял сына. (Самолет разбился, столкнувшись со стаей птиц.) Но горе не убавило, а прибавило отцу силы: «Михаэль был моим другом и главным сподвижником. Я должен работать теперь за двоих».

Он так и работал все эти годы.

О яркой, целенаправленной жизни этого человека напишут биографы. Пока же, откликнувшись на многочисленные пожелания своих последователей и поклонников, Гржимек написал воспоминания о прожитом. Работа закончена, но профессор еще не остыл от нее. Во время бесед в Москве он часто вспоминал пережитое.

Беседы наши были отрывочными. Однако даже штрихи биографии Гржимека интересны и поучительны.

Б. Гржимек в Африке.

* * *

— Слава, известность… Один из наших писателей говорил: «Популярность — забавная штука, думаешь, это конфета, а разжуешь — мыло». Что Вы думаете об этом? Не мешает ли вам известность?

— Иногда мешает. И сильно. При ярком солнце всегда ищешь тень. Но не везде эту тень удается найти. За двенадцать дней пребывания в Соединенных Штатах меня, например, двадцать три раза заставляли говорить перед телевизионной камерой. Это и есть случай, когда конфета превращается в мыло. Но я всегда ухитрялся обращать известность на пользу делу.

И это избавляло меня от солнечного удара, от перегрева известностью.

— Могли бы вы назвать наибольшую радость, пережитую вами?

— Я мог бы считать, что это были минуты, когда в лучах прожекторов в огромном нарядном зале я получал «Оскар». А вот сейчас почему-то сразу вспомнились детство, велосипед… Мне подарили велосипед. Это были прекрасные дни.

Это были, возможно, лучшие дни жизни.

— А наибольшее горе?

— Сын. Гибель сына. Это все невозможно передать словом. Жить не хотелось…

— Ваша самая большая победа?

— Когда я первый раз публично и горячо сказал, что если человек ничего не сделает для сохранения диких животных, то он в конце концов растеряет в себе все человеческое, меня многие посчитали тогда чудаком. Но я стоял на своем. И не зря. Сейчас это можно считать победой мысли. Если говорить о каких-то конкретных делах, то эти, пусть маленькие победы, одержаны главным образом в Африке. Когда на этом континенте началось освободительное движение, в Европе и Америке многие говорили: «Ну теперь черные все живое перестреляют».

Но этого не случилось. Африканцы сумели понять, что их уникальный на Земле животный мир — величайшая ценность. Они не только не закрыли существовавшие национальные парки, они открыли новые. Многие государства Африки тратят сейчас на сохранение природы (в процентном отношении к национальному доходу) больше, чем любое самое богатое государство в мире… Я много беседовал с молодыми африканскими лидерами. Старался помочь им советом и делом. Мои усилия не оказались напрасными.

— Были и поражения?

— Главное поражение я потерпел у себя на родине, в ФРГ. Меня назначили консультантом при правительстве по делам охраны природы. Скоро я убедился, что служу в этом деле всего лишь красивой вывеской. Удавалось бороться с мелкими браконьерами, но я был бессилен что-либо сделать с крупными хозяйственниками, наносившими главный урон природе.

Я попросил отставку…

— Вы ушли теперь и с должности директора зоопарка.

— Да, но тут другие причины. Я подготовил грамотных и знающих людей. И передал дело в надежные руки. Это естественная преемственность…

— Есть ли в вашей биографии какие-нибудь курьезы?

— У кого их нет. В 1945 году после войны два месяца я служил во Франкфурте начальником полиции. Представляете меня в полицейской форме с оружием?!

— А приходилось ли вам стрелять во время войны?

— Да. Один раз. Я служил ветеринаром в Польше, и пришлось однажды пристрелить больную лошадь…

— Мы плывем сейчас в лодке по Волге.