Джон Толанд - Последние сто дней рейха

• Название: Последние сто дней рейха
• Автор: Джон Толанд
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Вторым человеком был бригадный генерал СС, начальник разведки Вальтер Шелленберг. Он с симпатией относился ко всему, чем занимался Керстен, и почти убедил Гиммлера, что проявление гуманности к политзаключенным и военнопленным докажет миру, что с рейхсфюрером можно иметь дело. Хотя Шелленберг официально подчинялся Кальтенбруннеру, начальнику РСХА и заместителю Гиммлера, он отлично ориентировался в коридорах власти и выходил на Гиммлера напрямую. Шелленберг был невысоким, симпатичным, утонченным человеком тридцати трех лет, образование получил в иезуитском колледже. Он уже давно пришел к убеждению, что Гитлер ведет страну к полной катастрофе, и неустанно подталкивал Гиммлера использовать любую возможность проведения мирных переговоров.

Задача была не из легких, поскольку все переговоры приходилось вести втайне от Гитлера, а кроме того, Кальтенбруннер, этот фанатичный нацист, недолюбливал Шелленберга и не доверял ему. Он неоднократно предупреждал Гиммлера не заниматься делами, которые могут вызвать недовольство Гитлера. Кальтенбруннер родился в 1903 году недалеко от того места, где родился Гитлер. Его отец, нарушив семейную традицию, стал юристом, и сын пошел по его стопам. В двадцать девять лет он вступил в ряды австрийских нацистов и благодаря старательности и настойчивости высоко поднялся по служебной лестнице, привнеся в свою работу юридическую логику и последовательность.

Его начальник, Гиммлер, вначале противился физическому устранению евреев, а позже даже признался Керстену, что "уничтожение людей немцам не присуще". Рейхсфюрер питал отвращение к насилию - хотя лично приказал расстрелять своего племянника за гомосексуализм - и когда лично присутствовал на казни, то его вырвало; лишь его почти мистическая вера во все, что делал Гитлер, а также его глубокий страх перед Гитлером заставили его стоять и мрачно смотреть за казнью до конца, когда упала последняя жертва. В заметках к лекции перед офицерами вермахта он как-то написал своим похожим на паутину почерком: "Уничтожать всех потенциальных лидеров сопротивления. Тяжелая, но необходимая задача... Мы должны быть жестокими, мы несем ответственность перед богом".

Бремя массовых убийств настолько тяготело над ним, что приступы в желудке стали еще более болезненными, и он все больше попадал в зависимость от человека, который приносил ему облегчение - Керстена. Теперь массажист с помощью Шелленберга пользовался этой властью, чтобы убедить Гиммлера в необходимости спасти тех евреев, которые еще не были умерщвлены. Привыкшего к исполнению чужих приказов, Гиммлера принуждали действовать по своей собственной инициативе; верного ученика, его вынуждали предать своего лидера; труса по природе, его вдохновляли на героические подвиги. В то же самое время Гиммлер тяжко размышлял над страшными последствиями, которые могли последовать за его действиями. Он колебался между утонченным и очаровательным Шелленбергом и властным Кальтенбруннером, постоянно находясь в состоянии хронической нерешительности. В последнее время у Шелленберга в этой борьбе появился небольшой перевес, и он убедил Гиммлера тайно встретиться с бывшим президентом Швейцарии. Швейцарцы пообещали выплатить огромные суммы в швейцарских франках за каждого освобожденного еврея, а также смягчить чувства свободного мира по отношению к Германии. Гиммлер с готовностью согласился отправлять в Швейцарию по 1200 евреев каждые две недели.

Один из подчиненных Риббентропа, доктор Питер Клейст, также попытался начать переговоры с руководством Всемирного Еврейского Конгресса и уже встречался с Гилелем Сторчем, одним из самых влиятельных его деятелей. На первой встрече в одном из отелей Стокгольма Сторч предложил обсудить освобождение 4300 евреев, находившихся в различных концлагерях.

Торги человеческими жизнями показались Клейсту оскорбительными. Он сказал, что даже полуцивилизованный житель Центральной Европы не мог бы ассоциировать его имя с такой сделкой. Его интересовало только одно - такое решение проблемы, которое не могло бы привести к разрушению Германии.

- Это не деловая сделка, - сказал Сторч. - Это договор о спасении человеческих жизней.

- Я не могу и не хочу быть вовлеченным в такой "договор", поскольку, на мой взгляд, он мерзкий и грязный, - ответил Клейст. - А кроме того, нельзя решить глобальную еврейскую проблему несколькими акциями. В борьбе против антисемитского третьего рейха, по мнению Клейста, Рузвельта подстрекали такие "влиятельные еврейские бизнесмены, как Моргентау", а формула переговоров, основанная на безоговорочной капитуляции, только усиливает антисемитизм в Германии. Как результат, вместе с Германией будут уничтожены все евреи, и континент неизбежно попадет в руки большевиков.

- Если сохранение евреев можно увязать с сохранением Европы, продолжал Клейст, - то тогда можно "договариваться", я готов ради этого рисковать своей собственной жизнью.

- Вам следует переговорить с Айваром Олсоном, - заметил Сторч. - Он дипломат в американском посольстве в Стокгольме и является личным советником Рузвельта в Комитете по вопросам беженцев в Северной и Западной Европе. У него есть прямой контакт с президентом.

Несколько дней спустя Сторч с явным волнением рассказал Клейсту, что, по словам Олсона, президент готов связать спасение жизней 1 500 000 евреев, находящихся в концентрационных лагерях, "с политикой". Именно этого и хотел Клейст - политическое решение войны. Клейст пришел в очень хорошее настроение и повторил слова Сторча графу Фольке Бернадотту, вице-президенту Шведского Красного Креста. Граф сделал удивленное лицо. Тогда Клейст рассказал ту же историю доктору Вернеру Бесту, уполномоченному Германии по Дании. В отличие от Бернадотта, на Беста эта новость произвела впечатление, и он посоветовал ознакомить с этим деликатным вопросом помощника Гиммлера, Кальтенбруннера.

Клейст был лично знаком с Кальтенбруннером и по возвращении в Берлин проинформировал его, что Сторч пообещал "политическое решение войны" в обмен на 1 500 000 евреев. Кальтенбруннеру было известно о связях Сторча со Всемирным Еврейским Конгрессом, и он стал расхаживать взад-вперед, обдумывая ситуацию.

Затем вдруг резко остановился и сказал с сильным австрийским акцентом:

- Вы прекрасно знаете, во что вы впутались! Я должен немедленно доложить об этом рейхсфюреру. Не знаю, что он решит по этому делу и о вас лично.

Клейста посадили под домашний арест, чтобы тот не смог поговорить с. Риббентропом.

- Даже не пытайтесь выйти за калитку сада, пока все не прояснится, предупредил его Кальтенбруннер.

Через несколько дней Кальтенбруннер послал за Клейстом и любезно пожал ему руку.

- Рейхсфюрер определенно хочет ухватиться за эту возможность в Швеции! - сказал он и, к удивлению Клейста, добавил: "У нас в руках не 1 500 000 евреев, а 2 500 000".

Второй сюрприз заключался в том, что Клейсту предстояло лично отправиться в Стокгольм и начать переговоры, а в качестве свидетельства чистоты намерений привезти туда 2000 евреев.

Не успел Клейст вернуться домой, как его вызвали в полицию, но на этот раз Кальтенбруннер гневно посмотрел на него и сказал:

- История с евреями для вас закончена. Не спрашивайте почему. Вы никогда не имели с этим дела и никогда впредь не будете иметь. Больше вас это не касается. Все!

Кальтенбруннер не объяснил причин столь резкой смены планов: Шелленберг только что уговорил Гиммлера послать доктора Керстена решать вопрос о переговорах. Зачем делить доверие с Риббентропом?

Керстен поехал в Швецию вести переговоры с Кристианом Понтером, министром иностранных дел Швеции, об освобождении скандинавских заключенных, находящихся в концентрационных лагерях. Гиммлер сказал ему, что в случае успеха данного шага Керстен начнет вести переговоры со Сторчем напрямую. Переговоры с Гюнтером оказались настолько успешными, что была достигнута договоренность - Бернадотт приедет в Берлин и проведет заключительную стадию переговоров лично с Гиммлером.

Риббентроп ничего не знал о происходящем за его спиной, пока шведский посол в Берлине не послал, ничего не подозревая, сообщение Гиммлеру с просьбой принять Бернадотта, а поскольку речь шла об официальном приеме, то это должно было проходить через министерство иностранных дел. Так Риббентроп узнал о ведущихся соперником за его спиной переговорах в Швеции.

Гиммлер опасался, что Риббентроп расскажет обо всем Гитлеру. Он запаниковал, позвонил Кальтенбруннеру и стал умолять его, чтобы тот как бы ненароком сказал фюреру о приезде Бернадотта в Берлин и узнал, какова будет его реакция. Для большей уверенности Гиммлер позвонил также генералу СС Фегелейну, родственнику Евы Браун, и попросил его "прощупать" Гитлера по тому же вопросу.

На следующий день 17 февраля Фегелейн позвонил и сказал, что реакция фюрера была следующей: "Ничего нельзя сделать с такой глупостью в тотальной войне".