Джон Толанд - Последние сто дней рейха

• Название: Последние сто дней рейха
• Автор: Джон Толанд
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

"На этот раз, - твердо заявил фюрер, - мы не должны сдаться за пять минут до полуночи!"

Глава 3.

"Эта конференция имеет основания стать судьбоносной"

Предсказания Гитлера о том, что между британцами и американцами будет возникать все больше и больше разногласий и противоречий, основывались не только на его желании. Такие разногласия уже замечались в 1944 году. Британцы собирались нанести по Германии один удар на севере, в то время как американцы настаивали на наступлении по широкому фронту. И снова Эйзенхауэр пошел на компромисс: Монтгомери предстояло сыграть главную роль, возглавив основное наступление, в то время как Брэдли наносил вспомогательный удар на южном направлении. Как и прежде, от этого компромисса обе стороны не испытывали удовольствия.

На второй встрече начальников штабов на Мальте 31 января Беделл Смит прочитал телеграмму от Эйзенхауэра, в которой тот заверял, что он по-прежнему планирует дать Монтгомери возможность пересечь Рейн на севере "с использованием максимальных сил и твердой решимостью", не дожидаясь, пока Брэдли и Девере подойдут со своими силами к реке. Он добавил, что этот план можно реализовать лишь только тогда, когда "ситуация на юге позволит мне без неоправданного риска собрать необходимые силы".

Брук расстроился. Для него эта телеграмма была еще одной попыткой угодить обеим сторонам, а в результате она вносила путаницу в уже и без того запутанную ситуацию и еще больше убеждала его в том, что Эйзенхауэр всего лишь "игрок на вторых ролях". В ту ночь он написал в своем дневнике: "И мы снова были поставлены в тупик!".

Было бы интересно узнать точку зрения Маршалла о том, что происходило в тот день, но тот не вел дневников. Фактически он довольно редко обсуждал такие проблемы со своим штабом. Однажды он сказал генерал-майору Джону Э. Хэллу, относительно молодому начальнику оперативного управления и близкому другу начальника штаба, что никогда не будет писать книг, поскольку не может заставить себя говорить откровенно о некоторых людях.

Маршалл был очень расстроен тем, что его не назначили Верховным главнокомандующим силами союзников в Европе. Черчилль поддерживал его кандидатуру, но Рузвельт, по совету Лейхи, Кинга и Арнольда, посчитал, что Маршалл нужнее в Пентагоне. Маршалл, в свою очередь, порекомендовал выдающегося летчика, бывшего начальника отдела по оперативным вопросам, генерал-лейтенанта Фрэнка М. Эндрюса, но тот погиб в авиакатастрофе в Исландии, и тогда Маршалл предложил второго кандидата, которым и стал Дуайт Д. Эйзенхауэр, в то время малоизвестный бригадный генерал. По словам некоторых, Эйзенхауэр часто отражал точку зрения Маршалла на военные вопросы. Такие как Хэлл, однако, утверждали, что если у них и были более чем теплые отношения, то Маршалл никогда не действовал авторитарно и любой посвященный в их отношения мог это подтвердить. Эйзенхауэр и его генералы действительно сами принимали решения, а Маршалл практически всегда утверждал их. Даже в тех случаях, когда возникали разногласия, начальник штаба ставил эти решения под сомнения, но не критиковал их.

Хотя на конференции на Мальте Маршалл внешне выглядел спокойным, в душе он скрывал накапливающееся раздражение против британцев, не доверявших Эйзенхауэру. Он опасался, что от них может последовать повторная просьба назначить Эйзенхауэру заместителя, который будет командовать всеми наземными операциями. Британцы утверждали, что такое назначение даст ему больше времени для выполнения главной роли в качестве Верховного главнокомандующего. Маршалл с самого начала выступал против этой идеи и еще за несколько дней до этого сказал Эйзенхауэру: "Пока я начальник штаба, я никогда не позволю им обременить тебя задачей быть командующим всеми наземными силами".

Брук уже приготовился ко сну, когда Беделл Смит зашел к нему немного поговорить. Через несколько минут разговора Брук спросил, достаточно ли силен Эйзенхауэр, чтобы занимать пост Верховного главнокомандующего. Смит понял, что они могут говорить откровенно, как мужчина с мужчиной. Это была инициатива Брука, и теперь он открыто высказывал серьезные сомнения по поводу Эйзенхауэра, потому что тот слишком много внимания уделял полевым командующим. Смит заметил, что Эйзенхауэр возглавляет группу очень самостоятельных офицеров и что на таких генералов, как Монтгомери, Паттон и Брэдли, можно воздействовать только применяя дипломатию и жесткий подход.

На Брука это совсем не произвело впечатления, и он заметил, что Эйзенхауэр и в прошлом менял свое мнение под влиянием других. При том, что его назначили исполнять особую роль координатора различных точек зрения союзников, его симпатии ко всем подходам вызывали опасения, что он будет склонен принять точку зрения того, кто выскажет ее последним. Смит резко заметил, что им следовало поставить вопрос о компетентности Эйзенхауэра перед начальниками объединенных штабов. Брук быстро пошел на попятную и признал, что у Эйзенхауэра много положительных качеств. Разве Брук сам первоначально не утверждал его в качестве Верховного главнокомандующего? Он сказал, что хочет надеяться, что Смит лично осознает важность сосредоточения войск на севере и не позволит Брэдли превратить "вспомогательный" удар в направлении Франкфурта в главную операцию.

Они расстались уверенными в собственной правоте. Брук был убежден, что Смит, разрабатывавший и исполнявший планы Эйзенхауэра, согласился с политикой Брука. Смит был уверен, что Брук считает Эйзенхауэра самым подходящим человеком на посту Верховного главнокомандующего. Они оба ошибались.

На большом официальном ужине в Доме правительства вечером того же дня Эдвард Стеттиниус младший, недавно заменивший больного Корделла Хэлла ив сорок четыре года уже ставший госсекретарем США, беседовал с Черчиллем. Правильнее было бы сказать, что он подвергался яростной словесной атаке. Премьер-министр жестким языком, - который записывающие за ним секретари старательно подвергали цензуре для истории, - требовал от Стеттиниуса объяснений, почему тот публично выступал с критикой его точки зрения по Италии. Гарри Гопкинс, главный советник Рузвельта, заранее предупредил госсекретаря, что Черчилль "измочалит нас" этим вопросом. Но даже будучи предупрежденным заранее, Стеттиниус оказался не готов к атаке премьер-министра. Пышная белоснежная шевелюра госсекретаря, густые черные брови производили сильное впечатление. Прежде он был способным председателем правления "Ю. С. Стил Корпорейшн", зарабатывая 100 000 долларов в год. Будучи студентом Вирджинского университета, он преподавал в воскресной школе, в свободное время читал Библию прихожанам в горной местности. Он не курил, не пил, не занимался спортом и все же завоевал такую популярность среди сверстников, что его избрали старостой класса. Он был искренним, честным, не имел политических амбиций и только желал служить своей стране - что он и делал, получая всего 1 доллар в год. Все это, однако, не подготовило его к должности госсекретаря. Брошенный в хитросплетение сложных международных отношений практически без подготовки, он оказался слабо подкован для того, чтобы иметь дело с такими профессионалами, как Черчилль, Иден, Сталин и Молотов.

В госдепартаменте он всегда придерживался точки зрения своих советников. Когда уже подготовленный документ приносился на подпись, то единственные его замечания касались ширины полей на документе. Хоть некоторые профессионалы и подшучивали над ним, называя серым тружеником без проницательности, его все любили за скромность и добродушие. Вероятно, именно эти качества и обусловили выбор Рузвельта. В связи с болезнью Хэлла президент некоторое время сам выполнял обязанности собственного госсекретаря и вместо того, чтобы выбрать кого-то сильного, как Джеймс Бирнс, он предпочел человека с привлекательной внешностью, который исполнял бы его желания беспрекословно. Возможно, это объясняет, почему Рузвельт дал указания своей правой руке - преданному и хитрому Гарри Гопкинсу сопровождать Стеттиниуса на Мальту и наблюдать за линией его поведения. Враги администрации уже выдвигали обвинения в том, что Стеттиниус просто-напросто "отражение" Гопкинса, и пренебрежительно называли его "седовласым мальчиком".

Черчилль набросился на Стеттиниуса так, словно тот лично был виноват в потоке критики, обрушенной американцами в адрес премьер-министра за его приказ британским войскам в Афинах сражаться против партизан-коммунистов, еще недавно боровшихся с нацистами. Если бы Британия не имела в Греции войск, то, по словам Черчилля, греческие коммунисты просто возглавили бы правительство.

Следующее утро, 1 февраля, выдалось для Стеттиниуса более мирным. Он и Антони Иден, министр иностранных дел Великобритании, сошли с британского крейсера "Орион", чтобы прогуляться по пирсу и в дружеской беседе обсудить вопросы, которые придется решать в Ялте. Иден был уравновешенным человеком и приятным хозяином. Конечно же и у него имелись свои эмоции. В глазах общественности он казался пассивным, мягким и даже обходительным джентльменом, но на самом деле вполне мог выходить из себя. Ягненок, который вдруг может зарычать как лев, может привести в замешательство любого.