Борис Стрельников - Тысяча миль в поисках души

• Название: Тысяча миль в поисках души
• Автор: Борис Стрельников
• Издательство: Правда
• Жанр: Публицистика
• Год: 1979

Книга очеркиста-международника Б. Г. Стрельникова «Тысяча миль в поисках души» — итог его многолетней работы в Соединенных Штатах Америки в качестве корреспондента «Правды». Он был свидетелем многих происходящих в этой стране сложных социальных процессов и трагических событий, потрясших Америку.

Б. Г. Стрельников наблюдал жизнь и быт простых людей — рабочих, фермеров, студентов. Вместе с автором читатель как бы совершает путешествие по многим городам США, знакомится с людьми этой страны.

---

Мне грустно оттого, что они забудут этих людей. Сколько печали в том, что многие из тех, кого мы любили в раннем детстве, приходят к нам лишь по ночам, как зыбкие тени, неуловимые, непостоянные…

Юля и Вася родились в одном из лучших частных госпиталей Нью-Йорка. По 900 долларов за каждого заплатило Советское государство хозяевам этого госпиталя. Нашим малышам повезло: знаменитая забастовка санитарок и чернорабочих, требовавших повышения зарплаты, долгая и упорная забастовка, сопровождавшаяся кровавыми схватками с полицией, произошла в период между рождением Юли и Васи.

Есть в Нью-Йорке госпитали похуже; погрязнее, и плата за появление на свет там пониже. Есть совсем плохие госпитали, и рождение там совсем дешевое. Можно и совсем не платить. Нужно лишь дождаться самой последней минуты, выйти на улицу и закричать: помогите! Кто-нибудь из прохожих вызовет полицейскую машину, и какой-нибудь сержант., добродушный насмешник и шутник с ирландским акцентом, наскоро протерев спиртом свои волосатые руки, примет ребенка не хуже повивальной бабки. Их специально учат этому ремеслу. Они многое должны уметь, нью-йоркские полицейские: надеть кислородную маску на сердечника, сделать укол эпилептику, вытащить палец ребенка из водопроводного крана, снять котенка с крыши небоскреба, выбить нож из рук бандита и так ловко стукнуть своей дубинкой демонстранта, чтобы свалить его с ног, но не оставить следа удара. 25 тысяч нью-йоркских полицейских поистине на знают покоя ни днем, ни ночью.

Однажды, когда я подходил к подъезду нашего дома, около меня остановилась полицейская машина. Был один из тех длинных летних вечеров, когда знаменитая нью-йоркская влажность достигла цифры «98», ртутные столбики термометров замерли у отметки «99» по Фаренгейту[5], а нервное напряжение людей, если измерять его по стобалльной системе, было возле «100». Жаркий бензиновый чад стелился по улицам. Асфальт под ногами был мягок, как пластилин. Именно такими вечерами в воспаленных мозгах ошалевших от духоты шизофреников рождается мысль забраться на крышу и обстрелять прохожих из винтовки с оптическим прицелом. Случается это не так уж редко.

По щекам полицейского, поманившего меня пальцем к своей машине, струился пот и капал ему на колени.

— Послушайте, — прохрипел полицейский, — ваша жена с детьми остается в парке до темноты. Запретите ей это.

Я знал, что полицейский прав, но мое нервное напряжение тоже подходило к отметке «100», и я ответил ему-с вызовом:

— Но парк же освещен. И кроме того, там должны: быть полицейские.

Он посмотрел на меня с сожалением. Нет, сожаление — это не то слово. Он посмотрел на меня с состраданием. Он молча прикоснулся ладонью к своему лбу — то ли хотел вытереть пот, то ли козырнуть мне, то ли показать, что с головой у меня что-то не то, — и развернул машину. Я еще раз увидел его глаза. В них мерцала мрачная решимость. «Сейчас я врежу эту опротивевшую мне машину в стену дома, выберусь из-под обломков, смачно плюну и поплетусь в ближайший бар», — прочитал я в этих глазах.

Парк, о котором шла речь, протянулся тремя ступенями по берегу Гудзона, почти под окнами нашей квартиры. Это один из очаровательных уголков Нью-Йорка, полный относительно чистого воздуха, скрипа качелей, детского смеха, детских колясок, ленивых нянь и сплетничающих мам, старух, читающих «Ньюсуик», девчонок и прыщавых мальчишек, познающих здесь основы отношений между полами, сексуальных маньяков, следящих за женщинами из-за кустов, наркоманов, делающих себе уколы в общественной уборной…

Один укол или несколько затяжек сигареты с наркотиком — и человек переселяется в другой мир. Где-то там, за границей этого мира, остается опостылевшая жизнь с ее тревогами, надоевшей работой, семейными неурядицами, долгами, налогами и невыученными уроками. Здесь полоса отчуждения, область забвения.

Возвращение к действительности ужасно. Перегрузки немыслимые. В судорогах, в крови, в слезах и рвоте лихорадочно пульсирует единственная мысль: где достать денег для нового укола? А там еще для одного, еще и еще… Нужно от 10 до 100 долларов в день, чтобы удовлетворить ненасытную страсть организма.

Где достать денег?.. Женщина с разбитым лицом, у которой вырвали из рук сумочку с тремя долларами; избитый школьник, у которого отняли деньги на завтрак; старик с вывернутыми карманами, лежащий в луже крови; задушенный детский врач, в аптечке которого искали наркотики; взломанный багажник автомобиля; открытая отмычкой дверь в квартиру — ежедневная полицейская хроника, связанная с наркоманами в возрасте от 12 до 70 лет, которых в Нью-Йорке десятки тысяч.

Однажды я видел, как полицейские вытаскивали визжащих, кусающихся девчонок из уборной, что расположена в нашем парке между баскетбольной площадкой и уголком для малышей.

Это была очередная облава на наркоманов и торговцев наркотиками. У девчонок отобрали пачку сигарет с марихуаной, иглу и несколько ампул. В тот день в городе было изъято наркотиков на 52 миллиона долларов. Полицейский рейд был показан по телевидению, и зрители еще раз убедились в том, что наркотики можно купить в любой подворотне Нью-Йорка.

В главном полицейском управлении города я видел преступника, задержанного ночью при попытке ограбить и изнасиловать женщину. Он стоял освещенный яркими прожекторами. Голова его то и дело дергалась в конвульсиях, по бледному, как у мертвеца, лицу пробегали судороги, руки тряслись, из полуоткрытого рта текла на подбородок слюна. В зале сидели детективы с записными книжками. Тихо гудели телевизионные камеры: в каждом городском отделении полиции видели сейчас этого человека и слышали его ответы на вопросы, которые задавал ему полицейский комиссар.

— Профессия?

— Был шофером грузовика… когда-то.

— Возраст?

— Двадцать семь лет.

— Сколько лет употребляете наркотики?

— С пятнадцати лет.

— В данный момент все еще находитесь под влиянием последней дозы?

— Уже проходит, господин комиссар.

— Уведите его. Следующий!

Женщины нашего дома с дрожью входят в лифт с незнакомым мужчиной: вдруг незнакомец нажмет кнопку с надписью «подвал»! В подвале темно, гудят форсунки парового котла, здесь кричи не кричи — никто не услышит. А ведь крик, как об этом было сказано в полицейской инструкции, которую напечатали все газеты, единственное оружие женщины, подвергшейся нападению. Но и это оружие становится бессильным.

Однажды, казалось бы, ко всему привыкший Нью-Йорк содрогнулся перед преступлением на Остин-стрит.

Я был на этой улице после того, как прочитал в газетах об убийстве 28-летней стенографистки Катрин Дженовезе. Я долго ходил и стоял у подъезда дома, где жила Катрин, вглядывался в лица людей. Я хотел понять, как это все произошло. Я хотел понять людей, живущих в этом районе Нью-Йорка, но люди не хотели, чтобы я понял их, ускользали, замыкались, сердились, что я отрываю их от дел.

— Проклятая жизнь! Проклятый город! — бормотал продавец газет. — Люди перестают быть людьми!

Больше он мне ничего не сказал.

— Вы уже пятый репортер, который расспрашивает меня, — рассердилась официантка кафе. — Оставьте меня в покое!

Люди шли по улице, выходили из автомашин, стояли у красного света на перекрестках. Обыкновенные люди, куда-то спешащие или просто гуляющие, молодые и старые, мужчины и женщины, веселые и грустные.

Катрин была одной из этих людей, одна восьмимиллионная частичка живого организма Нью-Йорка.

Она приехала с работы в третьем часу ночи. Вот под этими окнами оставила свою машину и пошла к подъезду. Вот у этого столба она первый раз крикнула: «Помогите!»

Мужчина ударил ее кулаком, и она, обняв столб, опустилась на асфальт.

Она кричала: «Помогите!», а мужчина стоял и рассматривал ее. В квартирах по обе стороны улицы зажегся свет, захлопали оконные створки, в окнах показались люди. Мужчина ударил Катрин ножом.

— Эй, парень, ты с ума сошел! — крикнул кто-то сверху.

Мужчина убежал.

Катрин звала на помощь, но одно за одним гасли окна.

Он вернулся через десять минут. «Спасите!» — умоляла Катрин молчащие окна. Он шел не спеша, не обращая внимания на то, что в домах снова вспыхнул свет. Он ударил ее ножом еще раз и не торопясь ушел.

На этот раз огни в окнах продолжали гореть. Она ползла по асфальту и стонала: «Умираю! Умираю!» Тридцать восемь человек, тридцать восемь пар человеческих глаз в течение двадцати минут смотрели из окон на ее агонию. Но никто не спустился вниз и никто не позвонил в полицию, хотя телефон был в каждой квартире.

Тридцать восемь человек видели, как он появился под их окнами в третий раз. Он искал ее по кровавому следу на асфальте. Он наткнулся на нее в подъезде, и тридцать восемь человек услышали ее предсмертный крик. Убийца, вытирая нож косынкой Катрин, ушел в темноту, и вслед ему один за другим гасли в окнах огни.