Штаний Люба - В любой гадости ищи свои радости

• Название: В любой гадости ищи свои радости
• Автор: Штаний Люба
• Жанр: Любовно-фантастические романы

Я никогда не мечтала о приключениях. Размеренная, скучная и уютная, как потёртый шерстяной плед, жизнь очень меня устраивала. Чего ещё желать, когда есть спокойная работа, тёплая квартирка, новая книжка и ароматный горячий чай в любимой кружке? Будь у меня шебутной характер, этого было бы мало, но я — то как раз и люблю всё это: тихий шорох дождя, свет старенького торшера и родные знакомые запахи собственного дома. Мне-то скука в радость! Была… Ровно до той поры, когда в один действительно прекрасный вечер в наш магазин пришла… или прилетела странная незнакомка. "Чем могу помочь" — вот с этой моей фразы всё и началось. Не жданно — не гаданно, примерила на себя шкуру "попаданки", да ещё какую! И шкуру, и копыта и хвост примерила! А дальше….

---

Червячкам не повезло. Через полчаса любование спутником, сравнимое с нежностью качественной шпатлёвки, сменилось глухим раздражением лысого шарпея, побывавшего в зарослях борщевника.

Верёвка, принесённая Алехандро, оказалась слишком тонкой, чтобы уцепиться за неё зубами и слишком короткой, чтобы устроить нечто вроде сетки и вытащить меня волоком. Хотя, откровенно говоря, учитывая разницу в габаритах и степень сыпучести и скользучести краёв ямы, последнее представлялось затруднительным в любом случае. Что он, муравей что ли, или сухонькая бабулька, чтобы тяжесть, вдесятеро превосходящую его по весу, тащить?

В итоге, когда это разлагающееся недоразумение додумалось-таки перекинуть верёвку через нависающую над ямой толстую ветку и спрыгнуть вниз, притягивая её, я уже была готова землю, ставшую мокрым тюремщиком, буквально жрать.

В принципе, под влиянием рулад, старательно выводимых желудком, жрать я готова была не только землю, но и практически всё, что по ней бегает, прыгает и ползает. Лишь бы термически обработанное и не горбун. А если с хлебушком да с солью…

Алехандро, не без опаски косясь на обозлённую и утробно порыкивающую меня, потянул за верёвку.

Я вытянув шею ухватилась чуть выше того места, где сомкнулись бирюзовые ладони и попыталась внести свою лепту в собственное же спасение. Если опустить часть ствола достаточно низко, можно будет попробовать ухватиться за него зубами и тогда… Господи, лишь бы верёвка не оборвалась!

Не оборвалась. Видно, где-то когда-то мы основательно нагрешили, если нам столько ‘счастья’ привалило. Верёвка цела целёхонька рухнула нам на головы, вместе с внушительным куском дерева, на которое мы так рассчитывали.

От неожиданности и тяжести комля, долбанувшего промеж глаз, я с визгом полетала в грязь. Фонтан вонючих липких капель взметнулся к небу, но прежде чем он обрушился вниз, добавив прелести моей неземной красе и седины той моей части, что являлась рьяным поборником гигиены, под моей попой раздался протяжный полустон-полурык.

Ох ты ж, стринги люминесцентные мне на череп! Я на Алехандро приземлилась! Пригорбунилась в смысле. Упс… А ведь ещё и причервячилась, приязвилась и ещё бог знает причеголась! Мама! А у меня в том районе самые ценные и ранимые области организма!!!

Взвыв, как Казанова, обнаруживший герпес там, где не надо, я подскочила и непонятно как вылетела из ямы, позабыв и про невозможность разбега, и про скользкую глину и даже, про четверть дерева у себя на голове. Так и завертелась оленем-недоумком вокруг своей оси, пытаясь осмотреть филейную часть и убедиться в отсутствии ‘подарочков’ от гниющего подпопишника.

— Зараза!! — Сиплый вопль из тёмной ямы и вслед ему неправдоподобно длинная тирада, куда более грязная, чем моя собственная шкура, прозвучали как гром среди ясного неба.

Вот блин горелый! Не ‘как гром’, а ‘вместе с громом’. Хорошо хоть молния ударила где-то в отдалении, а то было бы тут мясо, запечённое в глине!

Осторожно проковыляв к краю, я глянула вниз. Не хватало ещё, вытаскивая горбуна, снова навернуться. Это уже будет какая-то карусель, а не яма.

Уродец кряхтя и пополняя мой словарный запас новыми цветистыми оборотами, сидел на дне. От проносящихся над нами угрожающе-мрачных туч в природном узилище заметно потемнело и я видела лишь силуэт вонючки, потирающего явно ушибленные и помятые части тела.

Перекрестившись правым копытом, я порадовалась за свою нервную систему и чуткую душевную организацию. Слава Богу, разглядеть к каким именно местам я прижималась и чем конкретно эти самые места кишели оказалось невозможным. Боюсь, осознай я в полной мере весь ужас своеобразных объятий, грохнулась бы в обморок. Причём туда, откуда только что выбралась, и на того, благодаря кому сейчас трясусь, как чихуа-хуа на складе пылесосов.

Алехандро задрал голову и, втянув воздух сквозь чёрные зубы, незаметные на чёрном лице. От грязи и недостатка света он вообще весь казался чёрным. Только белки глаз чуть выделялись на общем фоне, да радужка отливала расплавленным серебром.

Убьёт ведь, ей Богу! Вот выберется и придушит меня сгоряча той самой верёвкой, что сейчас составляла ему компанию. Тем не менее, оставлять Алехандро там не имею права, пусть даже его освобождение грозит мне расправой.

Оглядевшись, я отступила и задумалась. Как вытащить вонючку? Идея, простая и надёжная, как титановый лом, пришла неожиданно. Господи, об одном прошу: сделай так, чтобы в качестве мести уродец не выбрал объятья и благодарственные лобзания. Этого я просто не вынесу. Сама в яму сигану.

Через минуту в смрадную тьму полетели обломанные ветки и сучья. Обламывая копытами и отдирая зубами всё, до чего могла дотянуться, я заполняла яму. Если сначала горбун зло рычал снизу, вскоре заткнулся. Я даже глянула вниз, чтобы проверить, не пришибла ли ненароком.

Оказалось, вонючка не только в сознании, но и довольно споро стаскивает ветки к наиболее пологой стене, втыкая их в скользкую глину или просто сваливая себе под ноги. Кажется, до него допёрло, что я имела ввиду. Вот и ладушки, не совсем идиот, значит.

Через полчаса, когда с неба уже лил дождь, голова Алехандро наконец-то показалась над краем. На мгновение я даже обалдела. Оказывается, у моего кошмара вполне человеческие глаза. С покрытого толстым слоем глины лица кинжальным блеском сверкнуло что-то совсем человеческое и явно мужское.

От неожиданности я даже попятилась. За прошедшие дни я увидела в Алехандро многое, по сравнению с тем ошмётком кошмара, который предстал передо мной на ярмарке. Его скрытую боль, невероятное упрямство и силу воли, которая заставляла зомбика двигаться вперёд, несмотря на большее, чем просто увечья, уродство. Способность радоваться и рисковать. Умение если не видеть, то хотя бы принимать странности других.

Пожалуй, наравне с этим несколько раз проскальзывали жестокость, цинизм и озлобленность, но, будь иначе, это было бы даже странно. Не уверенна, что окажись на его месте я так уж была бы расположена к окружающим, не ‘облагодетельствованным’ природой столь же издевательски щедро.

Как бы то ни было, то, что Алехандро — человек, да ещё и мужского пола, в полной мере осознала лишь, когда изломанный, жуткий бурый ком его тела вдруг ужалил яростным жёстким взглядом.

Честно говоря, пробрало до костей. Будь я в своём нормальном облике, наверняка осела бы кулём на мокрую землю и попыталась отползти, а так… Так только попятилась, оскалив зубы и угрожающе склонив голову.

Горбун кое-как выпрямился и, молча развернувшись, побрёл в лес. Выдохнув, я осторожно, чуть ли не на цыпочках, двинулась следом. Хороший или плохой, он — единственный мой спутник в этом мире.

По крайней мере — пока.

* * *

Весь оставшийся день мы шли. Горбун был мрачен и чем-то расстроен, но не ругался и только упрямо толкал вперёд тот набор костей и мяса, что был у него в наличии. Попривыкнув к порывистому дёрганью, которое представляла собой его, с позволения сказать, походка, я дивилась другому.

Откуда столько сил?

У меня, здоровой в прямом смысле слова кобылы, уже давно язык был на плече. Хотелось есть, пить и састь. Я то и дело спотыкалась, думая лишь о привале, а зомбик всё пёр и пёр вперёд. Молча, упрямо, вопреки всему.

Только один единственный раз он снизошёл до разговора, когда я споткнулась и упала на подогнувшиеся передние ноги. Обозлившись, я уселась прямо на землю, всем своим видом демонстрируя усталость.

Алехандро остановился, посмотрел на меня и тяжело вздохнул:

— У нас совсем нет времени на отдых. Мы и так слишком много потеряли его утром. Прости, — и, развернувшись, потопал дальше.

Какое-то время я ждала, что он притормозит или вернётся. Если не за мной, так хотя бы за сумками, но вскоре стало ясно — не дождусь. Пришлось не только подниматься и догонять вонючего мучителя, но и молчаливо снести ехидный, полный самодовольства, смешок кошмарика, когда всё-же поравнялась с ним. Вот зараза! Знал, что делал.

Ближе к вечеру лес закончился и перед нами выросли серые скалы, полускрытые в пелене дождя.

Тучи скрывали вершины и громоздились друг на друга, а впереди простирался ровный, как бильярдный стол, луг. Правда, имейся тут шары, они все скатились бы на нас и бильярд обернулся бы игрой в кегли, настолько крутым был подъём.

Я покосилась на спутника, в надежде, что хоть сейчас-то он объявит привал и позволит отдохнуть и обсохнуть у костра.

— И не мечтай, — хмыкнул он мрачно, — до ночи ещё несколько часов.

Скрипя зубами от злости, я брела поодаль от подскакивающей фигуры и делала как раз то, что запретил Алехандро — мечтала. Самое неприятное, мечтала даже не о тёплом пледе и своей уютной квартирке, а о ещё маминой чугунной сковородке. С каким бы наслаждением я сейчас наподдала вонючке!