Арман Лану - Майор Ватрен

• Название: Майор Ватрен
• Автор: Арман Лану
• Издательство: Журнал “Иностранная литература”, №№ 8–10
• Жанр: Проза
• Год: 1957

Роман «Майор Ватрен», вышедший в свет в 1956 году и удостоенный одной из самых значительных во Франции литературных премий — «Энтералье», был встречен с редким для французской критики единодушием.

Герои романа — командир батальона майор Ватрен и его помощник, бывший преподаватель литературы лейтенант Франсуа Субейрак — люди не только различного мировоззрения и склада характера, но и враждебных политических взглядов. Ватрен — старый кадровый офицер, католик, консерватор; Субейрак — социалист и пацифист, принципиальный противник любых форм общественного принуждения. Участие в войне приводит обоих к тому, что они изменяют свои взгляды. В романе ярко показано, как немногословный, суровый майор Ватрен вынужден в конце своего жизненного пути признать несостоятельность своих прежних убеждений. Столь же значительную эволюцию проделывает и Франсуа Субейрак, который приходит к выводу, что в мире, где он живет, нет места пацифистскому прекраснодушию.

Многие проблемы, над которыми так мучительно бьются герои романа Лану, для советских читателей давно решены. Это, однако, не снижает интереса и значения талантливой книги Лану; автор сумел убедительно показать поведение своих героев в условиях, когда каждому из них пришлось для себя и по-своему решать, как говорят, французы, «конфликты совести», поставленные перед ними войной.

---

— Что вы имеете в виду?

— Ну, например, попытку к бегству при рубке леса.

— Вы принимаете господа бога за идиота, майор, — любезно ответил монах в военной форме.

Они шагали. Франсуа был подавлен рассказом Ватрена гораздо сильнее, чем его последними словами.

Ватрен упрямо продолжал:

— А если проект годится? Если он осмыслен?

И подумав, пояснил:

— С военной точки зрения.

— Вы ставите вопрос о преднамеренности. Одному богу будет ведомо — самоубийство это или нет.

Они продолжали шагать под дождем. В тумане, возле русского лагеря, вновь показалась телега с трупами.

Неподалеку от III блока они увидели бегущего Тото. Заика с трудом дышал, и это не способствовало ясности произношения.

— Ид-д-дет обыск, — выговорил он наконец.

«Штубе» 17-4 была окружена вооруженными охранниками. Франсуа прибежал туда, едва переводя дыхание. Пять настоящих штатских костюмов висели в мастерской. Он вошел. «Человек-который-не-получает-удовольствия» вместе с дюжиной фрицев обыскивали барак. Они были почти рядом с костюмами. Франсуа поздоровался. От костюмов пахло свежей краской.

— Осторожно, господа, — небрежно сказал он, — это только что выкрашено. Вы испачкаете свои мундиры.

Один из немцев перевел. «Человек-который-не-получает-удовольствия» ответил на приветствие и, отходя от мокрой одежды, сказал:

— Ach so!

Все снизу доверху было перерыто и перевернуто, хлеб протыкали ножом, вскрывали консервные банки, проверяли коробки с сигаретами. Немцы искали очень тщательно. Это грозило катастрофой: Франсуа дрожал при виде свежеокрашенных костюмов, а они так и лезли в глаза. Немцы спросили, откуда взялась мешковина, из которой изготовлены костюмы, предназначенные для спектакля. Такое использование казенного материала не по назначению казалось им серьезным нарушением порядка.

«Человек-который-не-получает-удовольствия» лично участвовал в обыске. Он велел поднять половицы. В конце концов он удалился — весь наряд перебрался в соседний барак, где обычно шли репетиции. Когда они появились, Фредерик, сделав изумленный вид, перестал играть.

Отставив на метр от рояля ногу, обутую в огромный башмак, «Трагический снегирь» пытался разбросать предательскую горстку песка, лежащего на полу. Он был похож на клоуна. Фрицы провели полтора часа в соседнем бараке у вестовых.

Наконец они ушли ни с чем.

Франсуа бросился к Эберлэну. Образцовый беглец нервно посмеивался.

— Ты все еще не догадываешься, что здесь донос? — бросил ему Франсуа. — Они чуть не накрыли вас!

— Послушай, — ответил Эберлэн, — я тебе благодарен. В особенности за костюмы. Это у тебя здорово получилось. Но знаешь что, старина, — занимайся своим балаганом и не лезь в мой.

IX

Премьера «Комической истории» была назначена на последнюю субботу мая 1942 года. Ее ждали с нетерпением. В этот день внезапно нагрянула весна. Большой зал во II блоке наполнился народом. Так как весь контингент лагеря не мог поместиться в театральном зале, решили дать четыре представления, по одному для каждого блока. Через четверть часа должен был подняться занавес.

За кулисами, как полагается в дни премьер, царило лихорадочное возбуждение. Актеры заканчивали свой туалет. Камилл возмущался: Ван и Параду вдвоем затягивали его в корсаж, и он едва не задохнулся.

— Ты, животное, у тебя лапы холодные, — сердился он на Вана.

Франсуа попросил положить еще несколько штрихов на декорации, изображающие Лазурный берег. Электромонтер проверял софиты. Небольшая декорация чердака стояла уже на своем месте, в передней части сцены, а когда ее убирали, за ней виднелась другая декорация второго акта, изображавшая квартиру с видом на море. Машинисты — всё офицеры — проверяли крепления декорации первого акта. Молодой офицер, игравший Коко, был уже давно готов. Он очень волновался. Густой слой румян, затянутая тонкая талия, — издали его в самом деле можно было принять за девку. Как будет выглядеть эта эрзац-потаскушка в огнях рампы?

— Полковник придет в раж от тебя, — любезно заметил Камилл своей сопернице.

— Меня мутит от страха, — признался Коко. — В голове у меня пусто, совершенно пусто. И кроме того, я наелся орехов. Моя тетка постоянно присылает мне орехи. Как ты думаешь — это в самом деле может подействовать?

— Не знаю, я не суеверен, — ответил Камилл, глядясь в зеркало и поправляя складку на юбке.

— Дурочка, дело не в суеверии — говорят, что от орехов язык заплетается.

Послышались крики «осторожно, осторожно!». Это кричали Ван и Параду. На сцене началась суматоха. Двое «раскладных» с осторожностью перетаскивали огромный пятиметровый задник — картон, размалеванный голубой краской. Обстановка напоминала потревоженный муравейник.

— Все в порядке? — спросил капитан Шапон, театральный администратор, ведавший местами, билетами и кассой.

— Как будто, — ответил Франсуа, — по крайней мере в данную минуту. Посмотрим, что будет дальше, через два часа.

— Как с портнихой?

— Все сделано.

— А Камилл как?

— Наверное, произведет фурор.

— Ну ладно, я оставляю вас — фрицы идут.

— Ах! — воскликнул Камилл высоким голосом. — Я хочу посмотреть на моих дружков-неприятелей!

Озабоченный Коко без устали повторял свою реплику:

— «Значит, вчера вечером вы пешком ушли из моей гостиницы… Как и задумали… Значит, вчера вечером вы пешком»… Субей, я никогда не смогу выучить все — это слишком сложно…

— Идиот. Ты войдешь, тебе сразу начнут аплодировать, потому что ты смазливая бабенка…

— Мне наплевать на это. Что касается смазливых бабенок, то я бы сам их…

— Это даст тебе передышку, ты придешь в себя. Не забудь: ты подходишь к креслу, к Жерару и Элен, и спокойно говоришь: «Значит, вчера вечером вы пешком…»

Коко неуверенно возразил:

— Слушай, а если мне все-таки говорить фальцетом?

— Ну, нет. У тебя красивый, звонкий, хорошо поставленный голос и не слишком низкий: он вполне подходит к твоему гриму брюнетки…

— Хорошо, хорошо, не сердись. «Значит, вчера вечером вы пешком ушли… из моей гостиницы…»

Он мучительно зубрил свои реплики. Жерар, его партнер, вздохнул и подошел к нему, приглаживая волосы. У него в штатском был очень необычный вид — молодой человек периода между двумя войнами, разговаривающий о пляжах и теннисе… Он подал свою реплику:

— «Да, мы шли, не торопясь»…

— Очень хорошо, — сказал Франсуа. — Только идите повторять в другое место. Ведь начинают не со второго акта…

Франсуа нервничал и раздражался. Он посмотрел на часы, все те же положенные по уставу часы, которые он носил в бравом батальоне. Они выдержали много испытаний. Он надеялся, что теперь они уже сохранятся у него на всю жизнь. Он подошел к занавесу и взглянул в зрительный зал через обычный «глазок». Шапон сказал правду. Зал был переполнен мундирами защитного цвета и шинелями. Впереди, в первом ряду, благопристойные, как настоящие гости, сидели фрицы, боши, зеленые бобы — офицеры и цензоры. Они окружали адмирала фон-Мардрюка, выделявшегося своим расшитым блестящим мундиром.

Франсуа обернулся.

— Ребята, посмотрите на адмирала — точно лилия в шпинате.

Все расхохотались. С правой стороны Франсуа увидел тонкое лицо фон-Шамиссо. «Человек-который-потерял-свою-тень» говорил что-то на ухо капитану, смеявшемуся очень громко.

— По местам! — скомандовал Франсуа.

Актеры разбежались, точно тени, отбрасываемые множеством огней. Адэ-Камилл проверила, хорошо ли поднимается люк, через который она-он должна была выйти, и не преминула отпустить непристойность по этому поводу.

— Как ты вульгарен, — сказал Параду.

— Надеюсь, по крайней мере, что здесь не понатыкали гвоздей! Я не желаю выбрасывать по паре чулок на каждое представление.

— Все заделано, моя прелесть! — ответил Ванэнакер.

Ах, как они были далеки отсюда, его церковные старосты, его пономари и ризничие!

— Три удара! — приказал Франсуа.

Ван ударил три раза.

— Не сломай стену! — воскликнул Камилл.

Коко по-прежнему повторял свои реплики, хотя его выход был только через час. Послышался нервный смех, но чей-то грубый голос оборвал его. За занавесом раздались звуки оркестра: дирижировал Фредерик. «Трагический снегирь» сочинил для «Комической истории» увертюру, в которой лукавство сочеталось с мудрой горечью. Франсуа посмотрел через отверстие в занавесе: движение в зале постепенно замирало — так застывает жир на стынущей сковороде. Франсуа вынул из кармана листки, на которых он записал свое выступление, и стал лихорадочно просматривать их.

Кто-то потянул его за рукав.

— Тебя спрашивают, — сказал машинист.

— Кто?

— Какой-то майор у входа.