Давид Серван-Шрейбер - Тело любит правду

• Название: Тело любит правду
• Автор: Давид Серван-Шрейбер
• Жанр: Здоровье
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-386-07115-8

Давид Серван-Шрейбер — не самый простой автор.

Он писал простыми словами о самых сложных вещах. О жизни и смерти, о том, как прекрасна и удивительна жизнь, даже когда она трудна и обидно коротка. О болезни и исцелении. О переплетении материального и духовного. О простых рецептах, которым находится место в самых непростых случаях.

Его эссе никогда не были попыткой упрощения реальности, но всегда — приглашением к размышлению, к диалогу, к участию. Прошло три года с тех пор, как он написал свои последние строки, но диалог продолжается.

---

Согласно инструкциям надо просто спокойно возвращаться к этим опорным точкам, как только его мысли начнут от них удаляться, и не ждать немедленных результатов.

По прошествии месяца Поль, к своему удивлению, замечает облегчение головных болей.

Но еще больше его удивляет другое: присутствие некой невидимой, но близкой и личной силы, которое он ощущает, когда его разум «останавливается». Эта сила словно бы рождается изнутри его тела и разлита повсюду вокруг него. Мягкая и благожелательная, она вызывает у него на губах улыбку, и тогда он достигает внутреннего покоя, какого не ведал до сих пор.

В своей кардиологической лаборатории в Гарварде профессор Герберт Бенсон замечает, что двадцать пять процентов участников исследования, выполнявших эти инструкции по релаксации, испытывают «духовные» переживания[2]. Были ли они до того верующими или атеистами, похоже, не играет роли. А вот пол испытуемых имеет значение — женщины чувствительны к этому больше мужчин.

В физиологическом отношении «отклик на релаксацию», как его называет Бенсон, представляет собой обратную картину реакции стресса: замедление сердечного ритма и дыхания, снижение артериального давления и тонуса мышц, значительное уменьшение потребления кислорода.

Благоприятные медицинские эффекты многообразны и хорошо документированы: семьдесят пять процентов излечения при расстройствах сна, пятьдесят семь процентов улучшения состояния при предменструальном синдроме, тридцать шесть процентов излечения при женском бесплодии невыясненной этиологии, облегчение состояния при сердечных аритмиях, мигренях, хронических болях, тревожности. Точно так же, как повторяющиеся стрессовые реакции связаны в долговременной перспективе со многими болезнями, отклик на релаксацию при медитации, похоже, нормализует некоторые функции организма[3]. И — вот сюрприз! — получается, что те участники исследований, которые, по их словам, испытывают духовные переживания во время своей медитативной паузы, извлекают из релаксации наибольшую пользу для здоровья.

Безмолвное созерцание является универсальной практикой, общей для всех религий. Однако в западном обществе его значение уменьшилось, а более важной стала считаться молитва. Но похоже, что одновременное отключение от речи, мыслей и повседневных забот есть важнейшее условие отклика на релаксацию и достижения ощущения универсальности и благости в присутствии некой силы, большей, чем ты сам. Эту мысль высказывал еще выдающийся философ XIX века Уильям Джеймс в своей книге «Разнообразие религиозного опыта».

Бенсон подхватил ключевую мысль Джеймса о том, что такая универсальность в отклике на столь несложное упражнение предполагает наличие генетической основы.

Как страх перед змеей, головокружение от высоты или нежность при виде лица совсем маленького ребенка, переживание духовного, должно быть, является у человека инстинктивным, автоматическим откликом в состоянии внутренней тишины.

Можно отказываться отдаться этому универсальному переживанию и твердо держаться за предписания разума, который усматривает слишком мало следов существования благожелательной и оберегающей силы. Но выбирать пустоту вместо переживания священного — это тоже выбор системы верований. И эта система, возможно, не столь полезна для здоровья…

Сентябрь 2000

Иммунная защита: наши эмоции приходят на помощь

Если бы тело было обществом, иммунная система была бы в этом обществе полицией. Лейкоциты, белые кровяные тельца, непрерывно циркулируют повсюду, чтобы выявлять непрошеных чужаков: то бактерию, то клетку, инфицированную вирусом, то группу раковых клеток, которая становится чересчур значительной. Но это вам не безоружная британская полиция с ее хорошими манерами. Когда обнаружена аномальная клетка, «естественные киллеры» (natural killer cells, NK-лимфоциты) немедленно окружают ее и вводят в нее яд, который буквально взрывает клеточную мембрану и уничтожает клетку на месте. После сражения другие лейкоциты, называемые макрофагами, убирают останки и дают указания NK-лимфоцитам, которые потом смогут быстрее обнаруживать новых чужаков.

Давно известно, что чем лучше функционирует эта система защиты, тем меньше организм подвержен болезням старения (артриту, раку и даже старческому слабоумию).

Но вот что ново: открытия последнего двадцатилетия XX века показали, что иммунная система не является независимой, как это долгое время считалось, от наших мыслей и эмоций — напротив, она в каждое мгновение подчинена им.

Сначала в 1975 году Адер показал, что можно влиять на поведение лейкоцитов путем кондиционирования[4], то есть условно-рефлекторным путем.

Помните собак Павлова, у которых формировался условный рефлекс слюноотделения при звуке колокола? Через десять лет Фельтен дал начальное объяснение этому странному явлению: костный мозг, в котором лейкоциты вырабатываются и накапливаются в ожидании момента, когда им надо будет вступить в действие, иннервируется ответвлениями из головного мозга[5].

Практически одновременно Шабиц подтвердил, что на поверхности лейкоцитов имеются рецепторы, позволяющие им получать сигналы через нейрогормоны, вырабатываемые мозгом[6]. А еще через несколько лет Коэн показал, что при прямом контакте с риновирусом индивидуумы, испытывающие стресс, заболевают чаще[7].

Таким образом, он подтвердил практическое значение этих теоретических открытий: если мозг «больше не верит в успех», иммунная система тоже опускает руки.

Это начало новой научной дисциплины — психонейроиммунологии, одного из столпов новой медицины «тела и духа». Это ключ к пониманию того, каким образом хорошее самочувствие «в голове» способствует здоровью «тела».

Март 2003

Почему оба направления в медицине для меня близки

По-новому взглянуть на ту медицину, которую преподавали в годы моей учебы, меня впервые побудило путешествие в Индию. С сотрудниками «Врачи без границ» я ездил к тибетским детям в Дхарамсалу — в этом городе в Гималаях, открытом всему миру благодаря присутствию далай-ламы, сосуществуют две системы здравоохранения. Одна, западная, предлагает привычную нам медицинскую помощь: рентген, хирургию, антибиотики, противовоспалительные препараты, антидепрессанты, анальгетики и т. д. Другая, основанная на традиционной тибетской медицине, в постановке диагноза опирается исключительно на исследование пульса, языка и мочи, а в лечении — на медитацию, акупунктуру, питание, а также настои и отвары лечебных трав, ни одна из которых не входит в нашу западную фармакопею. Обе системы сосуществуют в гармонии между собой, у каждой есть свои практикующие специалисты, свои аптеки, свои учебные заведения.

Меня, доктора наук, учили медицине вполне утвердившейся, уверенной в себе, научной, и мне было трудно представить, как житель Дхарамсалы стал бы выбирать для себя, как ему лечиться. К какой системе обратиться? Я стал задавать этот вопрос всем, с кем мне приходилось встречаться, — и в министерских кабинетах, и на медицинских совещаниях, и на местных дорогах. Ответ был единодушен и обезоруживающе прост: «Если у вас какая-то острая проблема, например, перелом, пневмония, приступ аппендицита, то западная медицина действует гораздо эффективнее, а главное, очень быстро. Но, если вы страдаете чем-то хроническим — астмой, артритом, заболеваниями сердца, — то здесь западная медицина не особенно вам поможет, потому что она лечит кризисные состояния, но не глубинную проблему. С этим надо обращаться к традиционной медицине. Ее воздействие гораздо медленнее, зато лучше результат и меньше побочных эффектов». Это была моя первая встреча с системой здравоохранения, совершенно отличной от нашей, но, тем не менее, охватывающей значительные массы населения и очевидно эффективной в глазах людей, которых я уважаю за их опыт и мудрость.

По возвращении в Питтсбург эти мысли начали все больше занимать меня. После семи лет клинической работы в больнице и исследований в лаборатории меня стали одолевать сомнения. Ведь самые значимые болезни конца XX века — это почти сплошь «хронические» болезни, будь то сердечно-сосудистые заболевания (на первом месте среди причин смертности взрослого населения развитых стран), рак или СПИД. Когда они убивают больного, это растягивается на несколько лет, а те болезни, которые не убивают — депрессия, диабет, ожирение, артрит, — все равно калечат миллионы жизней.

До тех пор все, что не относилось к «правильной» медицине, было для меня нематериальным, неважным, — это было то, что называется «параллельной», «альтернативной» медициной, или (между собой, в ординаторской) шаманством. Но теперь мне стала казаться все более очевидной ограниченность нашего привычного подхода, ставящего себе целью ремонтировать тело, как ремонтируют двигатель, заменяя детали. Я начал обращаться к исследованиям, показывающим, что можно лечить людей, используя естественные механизмы самоисцеления, подобные тем, которые затягивают рану после пореза. Для этого достаточно обеспечить необходимые для исцеления условия (дезинфекцию и адекватное питание), а потом просто предоставить организму делать свое дело. Понемногу мне становилось ясно, что тело можно сравнить не с двигателем, в котором какие-то детали неисправны, а с растением, за которым надо ухаживать. Чтобы оно чувствовало себя лучше, ему, прежде всего, создают более сбалансированные условия: свет, влажность, температуру, почву и т. д. Засохшие ветки, которые его тяготят, спиливают, чтобы жизненная сила могла лучше циркулировать и перераспределяться. По сути, уход за растением — как любовь: ему дают то, в чем оно нуждается, чтобы быть в полной мере самим собой.