Владимир Пшеничников - Выздоровление

• Название: Выздоровление
• Автор: Владимир Пшеничников
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1990
• ISBN: 5-7688-0196-0

Третья книга молодого прозаика из Оренбургской области. Первая — «В Кирюшкине топятся бани» — вышла в издательстве «Молодая гвардия» (1983 г.), вторая — «Поющая половица» — в издательстве «Современник» (1988 г.). Критика сразу же отметила глубокое знание им сельской жизни, его повести и рассказы расценила как удачное «продолжение нашей деревенской прозы» с ее пристальным вниманием к нравственным традициям народной жизни. В новом сборнике автор остается верен себе, по-прежнему остро вслушивается в живую речь сельчан, касается самых болевых точек жизни современного крестьянства.

---

Наверное, и правда, в государстве творилось что-то интересное. Передавая газету, Савелий указывал, где что читать, сам брался за другую, и Василий слышал то его одобрительное «и досюда добрались», то возмущенно-обиженное «опровержение это, а не продолжение»… Сам он, что ни говори, ориентировался слабовато даже в том, на что указывал Савелий. Тому, наверное, помогали два техникума, законченные без отрыва от работы сперва бригадным учетчиком, а потом газовиком, а Василий, дочитав до подписи, часто спрашивал: «Ну, и что?» Не особенно сочувствовал он и председателям, и звеньевым, чьи статьи нравились Савелию («Нашим бы почитать», — он говорил). «Перестройка поможет в том», «перестройка поможет в этом»… Это намеки, что ли, на руководство вышестоящее? Обращайся тогда прямо, при чем тут «перестройка»? Получалось, что этим словом заменялись по крайней мере сотни полторы или две других — овеществленных, родовых, понятных Василию. Но даже и высокое начальство не гнушалось этим звучным, но туманным словцом. В районной газете вообще ни одной статейки без него не печатали, видно, не казалось оно им конфузным.

И Василий спросил тогда грамотея-язвенника, как сам-то он это понимает. Ответил Савелий весьма основательно и подумав. Примерно так: перестройка — это, значит, гласность, демократия и максимум социализма.

«А насчет работать лучше?» — спросил Василий.

«И работать лучше».

«А не пить?»

«Ты что, издеваешься, что ли? — обиделся Савелий, но, поверив в искренность, а главное, в темноту спрашивальщика, ответил уверенно и до конца: — Да, и не пить, и не воровать, не ха́пать, не развратничать, не наушничать, и вообще», — слов у него все-таки не хватило.

«И все главное?» — спросил Василий.

«И все главное», — сказал Савелий и посмотрел на него подозрительно.

«Так не бывает, — вздохнул Василий. — Вернее, так надо, но не так… Так всегда надо было».

После этого разговора он хотел непременно узнать, что же обозначало звучное словцо с самого начала, но у Савелия интересоваться не стал, все равно тот ничего нового не добавит. И газеты перестал у него брать, забавляясь приемничком. А теперь вот опять подвернулся досуг, и, не желая думать о бригадных делах — идут ведь, чего еще надо, — Василий занялся государственными. Покровский пенсионер постанывал во сне, Савелий заковыристо и нерегулярно всхрапывал, замирая после каждого особенно громкого звука, Василий, сдвинув брови, глядел в потолок.

Они лежали в одной палате, но каждый со своей болячкой. За столом садились плечом к плечу, но каждый со своим аппетитом и интересом к универсальному меню, за которое каждый раз благодарила господа бабка Фекла, приходившая из изолятора. Они и думали об одном и том же по-разному. Объединяло ли их это одно?

Василий заложил руки за голову. Может быть, то словечко означало на самом деле объединение их всех, единомыслие? Ему стало интересно. Догадка показалась отгадкой; вспомнилась армия… Захотелось курить, и он протянул руку за леденчиком, приготовленным на углу тумбочки. Конфетка упала на пол, и от стука Савелий всхрапнул так, что покровский охнул. Василий замер с протянутой рукой.

За стеной и в коридоре послышались сперва человеческий вскрик, потом торопливые шаги, стук двери во вторую палату. Потом кто-то быстро прошел по коридору, хлопнула дверца шкафчика на Маринкином посту, опять шаги… Василий услышал, что соседи его проснулись. Он подкашлянул, Савелий заскрипел сеткой, покровский спросил:

— Нынешний старичок, поди, помирает?

— Дождешься, — пробормотал Савелий.

Василию было бы жалко, если бы вдруг и правда Егор Кузьмич того… Он сел на койке, вставил ноги в тапочки, а когда в коридоре вновь послышались шаги, быстро подошел к двери и выглянул.

— Мариш, — позвал сестру, — чего там?

— Укол всадила, — ответила та, укладывая что-то в шкафчике. — Хоть бы забрали его поскорей.

— Как забрали?

— Зять ихний вечером Елене Викторовне звонил, сказал, заберут. Вот и пусть забирают… А ты чего не спишь? Дать сонных таблеток?

Василий помолчал и вышел в коридорчик, затворив за собой дверь палаты. Маринка открыла свой шкафчик снова, а он присел на табуретку возле стола. Свет от лампы с железным дырчатым абажуром делал коридор просторным.

Это было старое правление. В наружной пристройке помещался кабинет Елены Викторовны, кухня, еще комнатушки, в одной из которых не один год зимовала бабка Фекла, — ход оттуда через столовую. «И правильно, что забирают», — подумал Василий.

— Если б не этот Делов, ночевала бы дома, — сказала Маринка, протягивая ему зеленую пилюлю. — Так проглотишь?

Василий взял таблетку, пососал и проглотил.

— Возьмет?

— Если спать захочешь, возьмет, — сказала Маринка и сладко потянулась, даже правую ножку назад отставила.

— Не конфузь, — усмехнулся Василий, — я выздоравливающий.

Маринка глянула на него непонимающе и села за стол.

— Про кого читаешь? — спросил Василий.

— Написано, что про любовь, — вздохнула сестра, — а тут все завод и завод, изобретатели какие-то… Ложись иди, а то таблетка пропадет.

Василий вошел в свою палату. Соседи спали. Лег и он. Пусто было в голове. Понятно, что, пока все уколы не засадят, домой не отпустят, но уже и надоело. Безделье опустошало. И правильно он говорил сыну Павлушке: учись, пока можно, чтобы головой потом не маяться от безделья… Таблетка начала действовать.

Перед засыпом Василию подумалось опять о бригаде, и, когда через два часа Маринка разбудила его на укол, ему снился Коля Дядин, кидавший на сцену Богодаровского клуба зерно совковой лопатой; стол президиума был уже завален, но три головы еще торчали из вороха, Василий не успел разглядеть, обо чьи это лбы рассыпалась пшеничка… После укола он спал без сновидений, как обычно.

«ОЦЕНКИ «ХОРОШО» НЕ БЫВАЕТ!» (отчет о командировке)

Кадилин взял меня с собой в Лопуховку на партийное собрание с повесткой дня: «Отчет парткома по руководству перестройкой». Идет подготовка к пленуму райкома, на котором вот так же будет отчитываться бюро.

Сначала тур отчетных собраний в первичках, потом встречи членов бюро с коллективами, «прямая линия» с ними же, «круглый стол» в райкоме — основные круги, на которых будет выпущен пар из потенциальных задир, и основной разговор с гарантией закончится обоюдным удовлетворением сторон. И это не я пророчу, это все давно расписано, и Кадилин только просит, чтобы газета осветила все этапы.

Лопуховка, по его мнению, самый подходящий адрес для того, чтобы проиллюстрировать первый этап летучей кампании. С уборочной, как известно, пролетели… Но, может быть, ему просто нужен свидетель именно на этом собрании? И я скрыл свой повышенный интерес к Лопуховке, безропотно снес и оголтелое утверждение заворга, что «сроду» мы «нигде не бываем на местах». Так что можно сказать следующим образом: в Лопуховке мы оказались каждый по своим мотивам.

Встретил нас Борис Павлович Ревунков — среди парторгов района ставший вдруг ветераном с наибольшим руководящим стажем. Пока Кадилин читал доклад и постановление, мы немного разговаривали. Газетой Ревунков доволен, особенно статьей о «живописце» Делове Е. К., и я пообещал передать комплимент редактору. Пока на повестке дня первым стоит завершение полевых работ, лопуховцы могут быть довольными газетой. Только уже начинает перевешивать зимовка, и тут, насколько мне известно… Хотя, с кормами у них полный ажур (за исключением неисследованной суданки), а значит, и тут с месяц они будут выигрывать; потом мы начнем писать о продуктивности… Впрочем, Борис Павлович и тогда недовольства органом райкома и райсовета не выкажет — опыт есть опыт.

Ревунков расслабился. «Приезжают, — начал, — из района, ну, скажем, в Лопуховку, спрашивают первую попавшуюся бабку: как, мол, мамаш, перестройка у вас? А идет, говорит, сынки, иде-ет! Председатель, говорит, перестроился, бухгалтер перестроился, а вот парторг, говорит, не до конца — шифера на крышу не хватило!» Ну, посмеялись. Приятно каждому иногда вот так и  п о з в о л и т ь  себе. Кадилин тоже чему-то засмеялся.

Ревунков: «Что такое?»

Кадилин: «А вот: «…постоянное движение вперед с непременным ускорением…» У нас, что ли, передрал? Везде вы успеваете!»

Но в целом он остался доволен докладом. Только в постановление дописали пункт о сроках создания партгрупп в бригадах.

Кадилин: «Ждете, что укрупниться захотят?»

Ревунков: «Уже нет. Хотя остерегался шума на последнем колхозном собрании, на перевыборном…»

Кадилин (с усмешкой): «Остерегался ты… Так и ждешь от вас какого-нибудь подвоха».

Ревунков: «Ничего, гладко все сошло. Когда сказали, что инженера Евдокимова правление и партком рекомендуют, кто-то выкрикнул: «Да хоть бы и Евдокимова», — и все. И тут же проголосовали».