Дмитрий Колотилин - Шахматы Богов

• Название: Шахматы Богов
• Автор: Дмитрий Колотилин
• Жанр: Фэнтези

---

Он смотрел, не отводя взгляда, и в глазах впервые за неисчислимое время проступили слезы. Среди пепла лежали белесые кости, одни широкие крепкие принадлежали взрослому мужчине, другие женщинам. Но среди них были те, которые были именно теми, что принадлежали той, чьей любви он не познал, на чьем молоке не вырос, чьей ласки не ведал. Она лежала, в отличие от остальных в вытянутой позе, руки раскинуты, вокруг шеи небольшая ниточка с серебряным колечком.

Его родной дом, в котором не суждено было вырасти, отец, лишенный шанса воспитать сильного сына, мама, лишенная счастья видеть его каждый день и заботиться. Женщины, не успевшие помочь ему родиться на этот свет. Челюсть сводило от дрожи, руки тряслись, слезы текли ручьями.

Русберг не сдерживался, и капли его слез смачивали пепел, пропитывая тот. Он рыдал, не сдерживая нахлынувших чувств, и не обращал внимания, что там, где слезы соприкасались с пеплом, проникая вглубь его, показывались молодые зеленые всходы. Он подошел осторожно к костяку, сел на колени и тихонько поднял колечко, оно в руках будто бы заблестело, он смотрел на него и рыдал. И даже ветер притаился, словно понимал, что мешать не надо в эти мгновения. Не надо мешать давать волю чувствам, не надо мешать хотя бы сейчас.

Вскоре слезы иссякли, он прикоснулся рукой к черепу, поглаживая его.

-Я еще вернусь, мама, а сейчас мне надо идти, но я ненадолго. Обещаю, – Русберг встал и пошел в сторону навеса поодаль на взгорке.

Обвалившийся навес закрывал собой плавильную печь и наковальню. Все мешающее откинулось в сторону. Наковальня нисколько не заржавела, будто бы на ней прекратили работу час назад. Рядом молотки, возле печи лопата для угля. Он разделся по пояс, высвобождая шрамы и рисунки на теле, иные, не схожие с теми, что усеивали его тело когда-то, наделенные иным смыслом. Левая рука, покрытая затвердевшими наростами, походила на зловещую лапу страха подземелий, о которых на каждой воскресной службе упоенно рассказывали церковники мирянам, чтобы те еще больше боялись не веровать. Уголь, лежавший слева от печи, не промок от дождей, словно только что его подвезли. Лопата в руках загребала тот и закидывала глубже в печь, отзывающуюся глухим шорохом. На цепи поскрипывала металлическая пластина с выбитым на ней изображением молота, побеспокоенная внезапно подувшим слабым, но пронизывающим до костей ветерком. Живой потревожил и не боялся их, столько лет безлюдья, и теперь этот смертный вторгся в их пределы.

Русберг ощутил присутствие, они пришли, придется воспользоваться всей накопившейся силой гиблого места. Места, родного и отнятого, и от этого оно идеально, и поэтому его влекло именно сюда, хоть и были сосредоточения большей силы. Бестелесные силуэты стояли вокруг кузни, но не смели приблизиться, лишь молчаливый призрак кузнеца стоял около наковальни и наблюдал, не препятствуя.

Вскоре Русберг достал из свертка один из черных кусков от клинка и начал вычерчивать фигуры от наковальни, тщательно выводя кривые и прямые, сводящиеся в разных точках. Он видел как, призраки приблизились к кузнице, четче проявившись и походя уже на отражения людей в блике побеспокоенного пруда. Призрак рослого широкоплечего кузнеца с закинутым на плечо призрачным тяжелым кузнечным молотом не отводил взгляда, попытавшись вглядеться в очертания которого, увиделось бы что-то напоминающее улыбку.

Из бестелесной толпы вперед вышло отражение силуэта небольшого роста в одеждах и палкой. Оно словно кивало, наблюдая за тем, как живой рисует, и в одном месте своей бестелесной палкой словно поправило того, указывая в место, немного в стороне от того, куда выводилась черта.

– Спасибо, – спокойно произнес Русберг, силуэт вновь словно кивнул и отстранился, продолжая наблюдать.

Огонь в печи давал должный жар, свет пронзал сумрак, отражаясь в бестелесных силуэтах окруживших кузню. Расплавленный металл растекся из чушки по заготовленной форме, заполняя ее и тут же твердея. Не осталось обломков оружия и части доспехов, защищавшей ранее левую руку, обросшую собственной броней. Раскаленная заготовка поигрывала пепельными оттенками в державшей руке, не причиняя вреда и только бессильно шипя, когда ту опустили в воду, клубящийся пар вырывался, стремясь улететь вверх к облакам. Русберг достал почерневший прут и положил обратно в огонь.

Ночь полновластно овладела округой, и лишь свет от печи прогонял прочь темноту, а потрескивание углей прогоняло мертвую тишину. Призраки во мраке ночи проявились, и можно было разглядеть, кем тот был при жизни. Среди их стояло много небольшого роста – дети, держащиеся возле своих родителей.

Русберг вытащил накалившуюся заготовку из пламени, та вновь сияла переливающимся светом. Он повернулся к наковальне.

– Отец, теперь мне нужна твоя помощь, – произнес он, призрак кивнул и перехватил свой призрачный молот.

Искры от удара небольшим молотом брызнули во все стороны. Призрак кузнеца замахнулся и ударил своим – звон тысяч колоколен разнесся по округе, пришедшие взялись за руки. Удар – еще больший звон разнесся, фигуры на земле засветились зеленым светом. Удар – звон вновь разнесся в стороны, засветились призраки домов, ограды, животных, церкви, призрачные колокола зазвонили, и звон этот раскатами грома разбегался во все стороны, прогоняя облака. На небе проявились мириады звезд, одна ярче другой, небо никогда не было столь ясным и кажущимся так близко, будто звезды спустились ниже, чтобы лицезреть рождение символа смерти.

Искры разлетались в стороны, черный металл все сильнее проявлялся из раскаленного сияния, лезвие обретало свою форму. Призраки один за другим подходили к наковальне и клали ладонь на лезвие, призрачный молот ударял в это место – призрачные искры сливались с явными, металл чернел еще сильнее. Сила смертной ненависти невинно убиенного вливалась в тело рождаемого меча, освобожденная от тягости сущность с улыбкой и облегчением на лице отходила в сторону, ее место занимала следующая.

Остальной мир словно исчез, и ничто не имело значения, лишь наковальня и два кузнеца: сын и отец. Удар за ударом призрак сменялся призраком, удар за ударом металл принимал в себя силу. Удар за ударом меч обретал свою форму, удар за ударом он приближался к завершению.

Череда призраков истекла, и самым последним подошел призрак в старой изношенной рясе с сжатыми на груди руками, он по внутреннему повиновению было начал крестить Русберга, но тут же сам себя остановил и положил обе руки на черное лезвие, сжимая что-то в них. Кузнец замахнулся и ударил, гул раскалывающихся колоколов разом разнесся, призрак церкви пошатнулся и рассыпался, пламя в печи вспыхнуло ярким светом солнца и тут же притухло. Призрак старика разжал руки – на лезвии лежал разбитый крест со звездой, который он когда-то носил и во что он когда-то верил. Старик улыбнулся, смотря, как на черном лезвии истлевал вечный металл и кусочек дерева. Русберг продолжал ковать, все рисунки на его теле мерцали кроваво-красным светом, глаза заволокло пеленой мрака, молот объяло темным пламенем. От ударов искры не высекались, призрак кузнеца остановился и лишь смотрел, как нерожденный кузнец выковывал черный фламберг, как искривленное лезвие само причудливо формировалось под ударами, как символы проступали на металле.

Черная дымка поднялась с земли, захватывая пепел и устремляясь к лезвию на наковальне. Удары участились, отзываясь раскатами грома где-то вне деревни, рисунки на теле запылали, поглощая шрамы, удары нарастали тяжестью, задрожала земля, звезды на небе померкли. Удар за ударом со всей земли в лезвие стекалась черная дымка, поглощаемая металлом, земля, деревья оголялись, освобождаясь от оков пепелища.

Объятый черным пламенем молот, завис на мгновение, пламя вспыхнуло в печи, тот ударил последний раз, черная волна разлетелась в стороны, колыхнув молчаливо стоящих призраков, пламя в печи погасло, наковальня раскололась пополам, молот рассыпался прахом, уносимым ветром.

Все завершено, напротив стояли призраки матери с отцом из этой жизни, вокруг никого более, лишь зеленеющие деревья и трава. Русберг привстал, не выпуская свой новый меч из рук, рядом в зеленеющей траве лежали останки развалившейся печи. Призраки родителей внимательно смотрели на своего сына, выросшего сильным мужчиной. Тот не знал, понимают ли они, что он лишь частично их сын. Понимают ли что-либо, но он видел, как теперь спокойны стали родившие его в этой его жизни. Шрамы на теле пропали, остались лишь рисунки и нечеловеческая левая рука.

«Прощайте, теперь вы можете уйти, я все сделаю».

Призраки развернулись и растаяли в лучах восходящего солнца. Теперь они упокоены.

Русберг оделся, закрепил за спиной черный фламберг и пошел по зеленеющему спускающему к журчащей чистой речушке полю впервые с легкостью внутри. Земля приняла кости, и теперь это более не гиблое место. Сюда вскоре вернется жизнь, лес поглотит последние свидетельства пребывания человека.