Эми Эвинг - Драгоценность

• Название: Драгоценность
• Автор: Эми Эвинг
• Жанр: Любовно-фантастические романы
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-091951-2

Семнадцатилетней Вайолет Ластинг больше не существует. Теперь она Лот 197, предназначенный для продажи, суррогатная мать с магическими способностями, которая должна выносить ребенка для великосветской дамы и потом умереть. В ожидании своей участи она встречает юношу – его также купили за красоту. Запретная любовь может закончиться только смертью. Но они и так обречены.

---

Лимон.

Я отпускаю его, и у меня подгибаются колени. Я падаю на землю, упираясь в нее ладонями, тяжело дыша. Кровь капает в грязь, и я вытираю нос тыльной стороной ладони. Прижимаясь лбом к дереву, я отсчитываю назад от десяти, как учила нас Пейшенс, и постепенно боль стихает, оставляя после себя тупую тяжесть за правым ухом. Дрожа всем телом, я поднимаюсь с колен.

Лимон выглядит, как на картинке, свисая с ветки ярко-желтым налитым тельцем. Хэзел он непременно понравится.

Жизнь дерева все еще пульсирует во мне, и я знаю, что отдала ему и часть себя. Это дерево больше не будет бесплодным.

Я набираю дров из поленницы и возвращаюсь домой, к своей семье.

3

Все воспитанницы стоят на платформе, провожая нас в дорогу.

В Южных Воротах, как и в Северных, Восточных и Западных, есть собственный железнодорожный вокзал. Наша станция конечная в Болоте – поезда дальше не ходят. Станции, с которых рабочие разъезжаются по округам, находятся ближе к стене, которая отделяет Болото от Фермы. Помню, как в детстве я провожала отца на работу и страшно боялась большого черного паровоза с пронзительным свистком и трубой, из которой валили клубы белого дыма.

Мы уезжаем ранним утром, сразу после рассвета, и многие младшие девочки с заспанными глазами украдкой подавляют зевоту. Но церемония является обязательной. Я вспоминаю свою первую церемонию – мне было холодно, я устала, и девушки, которых мы провожали, были мне незнакомы. Я просто хотела поскорее вернуться в постель.

Мне непривычно стоять по эту сторону платформы. Мы еще не знаем, какие наряды нам приготовлены в гримерных Аукциона, и пока одеты одинаково – все в коричневых форменных платьях до колен с эмблемой ЮВ и номером лота на левой стороне груди.

Я теперь – лот 197. Вайолет Ластинг осталась в прошлом.

Представитель Жемчужины – крупный мужчина в очках в тонкой металлической оправе и парчовом жилете – поднимается на трибуну и произносит дежурную речь. На левой руке у него кольцо – рубин, похожий на спелую переливающуюся вишню, утопает в россыпи крошечных бриллиантов. Я не могу отвести глаз от этого кольца. Оно могло бы прокормить три семьи Болота в течение года.

Он говорит скучным, занудным голосом, и ветер подхватывает его слова и уносит их прочь. Я все равно его не слушаю; из года в год нам говорят о благородной традиции суррогатного материнства, о нашей великой миссии продолжения королевского рода, о почете и уважении к нам со стороны всех жителей города.

Не могу ничего сказать о Банке и Жемчужине, но уверена, что остальным горожанам нет никакого дела до суррогатов, если только вы не живете в Болоте и у вас не отбирают дочь. Никому из жителей низших округов – Смога, Фермы и Болота – не позволено иметь суррогатов. Иногда родители пытаются спрятать своих дочерей или дать взятку врачам, которые проводят осмотр. Анализ крови на суррогатное материнство является обязательным для каждой девушки Болота, как только она достигает половой зрелости. Никто не знает, почему только девушки из беднейшего округа имеют странную генетическую мутацию, которая наделяет их способностями к Заклинаниям, но королевская семья строго следит за тем, чтобы никто не ускользнул от повинности. Того, кто попытается избежать медицинского осмотра, ожидает суровый приговор – смертная казнь.

Я с содроганием вспоминаю первую публичную казнь, проходившую на моих глазах. Это было семь месяцев назад. Девушку, которая скрывалась три года, все-таки поймали. Ее привели на площадь перед Южными Воротами – нас держали за тонированными экранами, так что мы видели все, а нас не видел никто. Я искала в толпе свою мать, но ее там не было. Площадь находится в часе ходьбы от нашего дома. Наверное, мама хотела оградить и Охру с Хэзел от этого жуткого зрелища. Они с отцом никогда не посещали публичные экзекуции – папа называл это «чудовищным». Но я помню, что мне было любопытно, хотелось знать, на что это похоже.

Впрочем, увидев все своими глазами… я поняла, что он имел в виду.

Девушка казалась одичавшей, ее длинные черные волосы спутались вокруг лица, на котором выделялись сияющие яркой синевой глаза. Было в ее облике что-то свирепое и неукротимое. На вид она была старше меня всего на несколько лет.

Она не оказывала никакого сопротивления двум ратникам, что держали ее. Не плакала и не умоляла о пощаде. Она выглядела на удивление спокойной. Когда ее голову положили на плаху, могу поклясться, она улыбнулась. Судья спросил, хочет ли она произнести последнее слово.

– Вот как это произойдет, – сказала она. – Я не боюсь. – Ее лицо стало грустным, когда она добавила: – Скажите Кобальту, что я люблю его.

А потом ей отрубили голову.

Я заставляла себя смотреть на ее изуродованное тело, не морщиться и не отворачиваться, как это делали Лили и многие другие девочки. Я думала о том, что она заслуживает, чтобы хоть кто-то был таким же храбрым, как она, как будто тогда ее жизнь и смерть не будут напрасными. Наверное, это была глупая идея – всю неделю меня мучили ночные кошмары, – но я все равно рада, что поступила так.

Всякий раз, когда я думаю о ней, мне хочется узнать, кто такой Кобальт. Интересно, знает ли он о том, что с его именем на устах она приняла смерть?

Я снова переключаю внимание на человека из Жемчужины, который заканчивает свою речь и протирает очки шелковым носовым платком.

В этом году от Южных Ворот на Аукцион едут только двадцать два суррогата. Гораздо больше присылают инкубаторы Северных и Западных Ворот. Наш поезд – паровоз цвета спелой сливы с тремя вагонами – выглядит намного меньше и дружелюбнее, чем тот, что увозил моего отца на работу.

Наш главный врач, доктор Стил, жмет толстяку руку и обращается к нам. Все в докторе Стиле длинное и серое – длинный подбородок, длинный нос, длинные руки, седые волосы и брови, серые глаза. Даже кожа у него с сероватым оттенком. Лили как-то сказала мне, что, по слухам, доктор Стил увлекается опиатами, которые как раз и вымывают естественный цвет кожи.

– А теперь, юные леди, – произносит доктор Стил своим слабым голосом, почти шепотом, – пора в путь.

Он взмахивает длинными пальцами рук, и с громким шипением открываются двери вагонов. Суррогаты садятся в поезд. Я оглядываюсь назад и вижу, как Мёрси вытирает слезы, а Пейшенс привычно невозмутима и спокойна. Я вижу витые решетки на окнах дортуара, здания из бледно-розового камня. Вижу лица других суррогатов – девочек, которые вернутся в инкубатор, как только наш поезд тронется, и больше никогда не вспомнят о нас. Мой взгляд останавливается на двенадцатилетней малышке с выпученными карими глазами. Она такая худенькая, явно недоедает; должно быть, новенькая. Наши глаза встречаются, и она скрещивает пальцы на правой руке и прижимает их к сердцу.

Я захожу в вагон, и двери закрываются за мной.

Вагоны такие же безликие, как наши спальни в Южных Воротах.

Окна затянуты фиолетовыми шторами; вдоль стен скамейки, обложенные мягкими подушками сливового цвета. В вагоне нас всего семеро, и поначалу мы неловко переминаемся в просторном купе, не зная, что нам делать.

Но вот поезд трогается, и мы рассаживаемся. Мы с Рейвен и Лили занимаем место в углу. Рейвен раздвигает шторы.

– А нам можно их открывать? – еле слышно спрашивает Лили.

– И что они с нами сделают? – ухмыляется Рейвен. – Расстреляют?

Лили закусывает губу.

Дорога до Жемчужины занимает два часа. Определенности в моей жизни становится все меньше. Пока еще я точно знаю, что поезд повезет нас через Ферму, Смог, Банк и доставит в Аукционный дом в Жемчужине. Я знаю, что там нас поведут в подготовительную комнату, потом в зал ожидания, откуда мы попадем на Аукцион. И все. Что будет дальше – мне уже неведомо. Неизвестность как бескрайний чистый лист бумаги.

Я смотрю в окно, за которым мелькают глинобитные домики, темно-коричневые на фоне бледно-серого неба.

– Смотреть-то на самом деле не на что, согласна? – говорит Рейвен.

Я скидываю туфли и поджимаю ноги под себя.

– Да, – бормочу я. – Но все-таки это наш дом.

Рейвен смеется.

– Ты такая сентиментальная.

Она играет, но я слишком хорошо ее знаю. Она тоже будет скучать по родным местам.

– Как прошел твой День Расплаты? – спрашиваю я.

Она пожимает плечами, но ее губы плотно сжаты.

– О, прекрасно, моя мама в восторге от того, какой здоровой я выгляжу, какой стала высокой. И думает, что я счастлива в предвкушении поездки в Жемчужину. Как будто я собираюсь на каникулы или что-то в этом роде. А твои?

– А как Кроу? – вместо ответа спрашиваю я. Кроу – это ее брат-близнец.

Она вытаскивает волосы, заправленные за ухо, позволяя им упасть на лицо.

– Мы едва перекинулись парой слов, – бормочет она. – Я думала… вернее, я не думала… – Она снова пожимает плечами. – Похоже, он растерялся, не знал, как разговаривать с суррогатом.