Дэвид Галеф - Плоть

• Название: Плоть
• Автор: Дэвид Галеф
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Эротика, Секс
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9524-3407-3

«Плоть» — роман о сексуальной и интеллектуальной одержимости духа на фоне пиршества плоти. Действие происходит на юге Америки, на родине Фолкнера, в среде высоколобых университетских профессоров. Главный герой, словно средневековый рыцарь, вызывает на любовный поединок женщин в весовой категории борцов сумо. Каждая последующая превосходит предыдущую по габаритам. В лице своего соседа Дона, скромного преподавателя литературы, он находит восхищенного и сопереживающего фаната.

---

Я думал обо всем этом в середине августа, когда кафедральная канцелярия перестала напоминать комнату с привидениями. За день там бывал от силы один посетитель, теперь она превратилась в бурлящее деятельностью учреждение с разрывающимся от звонков телефоном, трубку которого миссис Пост брала одной рукой, другой в это время печатала на компьютере. Миссис Пост респектабельная дама, ей за пятьдесят, и раньше она работала в армии; иногда она громко ругает себя за то, что оставила службу. Думаю, что одна из причин, почему она скучает, заключалась в передаче приказов по команде, но единственное, что мы можем ей предложить, — это подрабатывающего студента для печати фотокопий и отсылки корреспонденции. Образчик нынешнего года называется Трейвис Петерсон, парень со всклокоченными светлыми волосами в неизменной помятой футболке оливкового цвета, которую он, кажется, вообще никогда не снимает. У него покатые плечи и покатый лоб. Трейвис вполне может отпечатать вашу рукопись так, что вы получите в результате чистый лист, или положить отправленное вам письмо в соседний почтовый ящик. Любимое его занятие — подслушивать кафедральные сплетни и путаться у всех под ногами. Мы пытались избавиться от него, но, как оказалось, Трейвис останется с нами и на следующий семестр.

Вскоре я начал обнаруживать в почтовом ящике приглашения на заседания различных комитетов и всякую прочую высокопарную административную чушь. Дома, сидя за компьютером, я заканчивал наброски планов трех курсов, которые мне предстояло вести: один выпускной курс по британскому модернизму и два курса введения в литературу (двести часов английской литературы, обязательных для всех студентов-гуманитариев). Сорок впечатлительных умов, размышляющих о Шекспире, пока преподаватель разливает перед ними волны своего красноречия. Семинар по модернизму был одновременно и легче и труднее; на занятиях будут пятнадцать студентов, но подход к материалу куда более серьезный.

Как преподаватель младших курсов на кафедре истории, Макс будет вынужден столкнуться с теми же проблемами, но с другим боссом. И это очень жаль, так как нашей кафедрой заведовал сообразительный и не лишенный чувства юмора парень из Нью-Джерси по имени Эд Шемли. Этот бывший газетчик, который шесть лет отработал в «Майами геральд», прежде чем погрузиться в науку, носил ярко-красный галстук на все факультетские мероприятия, подчеркивая этим их вопиющую комедийность; к тому же он обладал здоровым отвращением к истеблишменту. Некоторые ветераны факультета, вся эта довоенная и допотопная орда, были раздражены тем, что во главе кафедры находится янки, но это спасало нас от того, что Мэриэн называла деревенской светскостью.

Глава кафедры истории, к несчастью, не носил ничего, кроме белого костюма и узкого галстука. Генри Клей Споффорд Третий, специалист по истории и религии Юга, был из тех начальников, которые, если им это позволят, запрягут в телегу белого коня. Он говорил, как мне казалось, с нарочитым южным акцентом, хотя точно этого утверждать я не могу. Его жена Эмма ценила сплетни выше золота; она их собирала и распространяла в группе, куда входила и Сьюзен, — Оксфордская женская группа содействия. Я всячески пытался уговорить Сьюзен перейти в какую-нибудь другую организацию. В тот момент ее заставили читать книги заключенным. В ответ она, пытаясь внушить мне чувство вины, сказала, что эта деятельность заменяет ей отсутствующих детей. Мой обычный ответ в таких случаях был неизменным: «Не сейчас».

Что касается того, каким образом Макс сумел получить место преподавателя, то сначала я предположил, что ему просто повезло. Начиная с семидесятых рынок труда для гуманитариев стал таким узким, что его просто не с чем стало сравнить. Чтобы вы имели представление о шансах, могу сослаться на собственный пример: спустя год после того, как меня приняли на работу, Шемли как-то обронил, сколько претендентов было на мою должность, — двести. И это в «Оле Мисс», которая хоть и неплохой университет, но все же не идет ни в какое сравнение с Йельским или Стэнфордским. Сотрудники факультета, годами не имевшие дела с комитетами по найму, просто не представляют себе, что за кошмар там происходит. Например, Стенли Пирсон во время нашего званого ужина задал Максу неизбежный вопрос: «Почему вы выбрали „Оле Мисс“?» Я думал, что Стенли лучше разбирается в ситуации. Только позже я понял, что это был очень коварный вопрос.

Макс ответил не моргнув глазом: «Потому что здесь я смог получить работу». Это может показаться скромностью, но в действительности это был умный уход от прямого ответа. Специальностью Макса была новая история Британии, по странному совпадению это в точности соответствовало тому, чем я занимался в литературе. Но в его публикациях этой темы не было вовсе; диапазон работ Макса простирался от политики Октавиана Августа до демократии Джексона. Это было странно не потому, что в наши дни все придерживаются узкой специализации, но и потому, что студенты-выпускники вообще очень редко публикуются. Он писал и художественную прозу, — во всяком случае, однажды он сам сказал мне об этом, но больше к этой теме не возвращался. Что касается работы, то он либо сухо излагал факты — когда я как-то спросил его об этом, он просто показал мне свою профессиональную биографию, — либо занимался самоуничижением — он отмахивался от своих публикаций, как от чего-то слишком несущественного. Действительно, ему стоило быть более сосредоточенным; за последнее время у него было несколько неудач. Я не мог понять, была ли это ложная скромность или истинная правда. Даже просмотрел пару его работ, и они показались мне стоящими, но я пожалел о том, что у меня нет знакомых на историческом факультете Колумбийского университета. Сами понимаете, как это бывает: если вы заинтересовались человеком, то хочется знать не только каков он теперь, но и каким был раньше.

В дни регистрации мы время от времени сталкивались в коридорах. Каждый раз я снабжал его разными сведениями об университете, например о том, как заказать учебники для группы (он уже заказал их в большом и отвратительном университетском магазине, но в следующий раз я посоветовал ему воспользоваться услугами превосходного книжного магазина в городе). Я собирался сказать ему, чтобы он посетил бар «Тед и Ларри», если хочет познакомиться с женщиной, но потом вспомнил, что у него уже есть Мэриэн, и спросил как бы между прочим, как идут дела.

— Какие дела?

Ложная скромность или истинная правда?

Это тип, которого надо либо хорошенько толкнуть в бок, либо сделать существенный и грязный намек. Сам я не таков. Но любопытство взяло верх.

— Я думал, что вы продолжаете видеться с Мэриэн Хардвик.

— А… это. — Он слегка усмехнулся, и я понял, что увидел нового Макса — Макса смеющегося. — С ней бывает забавно. Но она может быть и как репей в заднице.

— Правда? — Этим словом я обычно подзадориваю моих студентов.

— Да, иногда мне даже кажется, что она пытается меня спровоцировать, просто для того, чтобы посмотреть, что из этого получится.

— Правда?

— М-м-м-м… иногда она, правда, бывает сама кротость. — Он отвернулся, на его лице промелькнуло виноватое выражение. — Но такие провокации я люблю. В женщине, любящей доминировать, что-то есть, а Мэриэн… — Он замолчал. — Но посмотрим. Так что вы будете вести в этом семестре?

Думаю, он и в самом деле хотел выслушать подробности, чтобы узнать для себя что-то новое. Я знаю, что он использовал некоторые мои замечания, но в тех обстоятельствах, расскажу об этом позже, пришлось почувствовать себя почти соучастником преступления — по причинам, которые станут очевидными, если я верно их изложу.

Закончив, я попросил его ответить на тот же вопрос. Он рассказал, что будет вести выпускной семинар по истории Англии накануне Первой мировой и две группы по теме «Европа от упадка Римской империи до 1648 года». Если начало занятий выпадет во вторник, то будет осада Константинополя. Я сказал, что в первый день в аудитории не наберется и половины студентов, так как «Оле Мисс» планирует начало занятий накануне Дня труда.

— Посмотрим, но на работу я все же пойду, вы же понимаете.

— О, это вы просто обязаны сделать. Я называю это воспитательным мероприятием.

Так как я не знал, как мне подступить к нему с новыми расспросами о Мэриэн, то перед тем, как разойтись, мы поговорили о педагогических трюках, после чего я направился к лифту (мне надо было воспользоваться копиром наверху), а Макс — к лестнице. Мне следовало давно понять, что Макс не пользуется лифтом. Прежде чем двери лифта закрылись, я увидел пару мускулистых ног, в быстром темпе перескакивающих через две ступеньки сразу. Я понял, что до верхнего этажа Макс доберется раньше меня.

4

Следующая сцена с Максом: он одет в безупречный льняной серый пиджак, на нем шелковый галстук с орнаментом пейсли[2] и отутюженные брюки цвета хаки — брюки прижаты у обшлагов прищепками, чтобы не попали в цепь велосипеда. В первый день занятий он отправился в университет на своем коричневом мустанге. Он помахал мне, отъезжая, и я помахал в ответ, не поняв сначала, кто это такой. Я ни разу до этого не видел Макса ни в чем более парадном, чем безрукавка и слаксы. Сочетание костюма и грузового велосипеда было вопиюще нелепым, но это был Макс. Я видел, как он спускался с холма, устремившись мимо Кросби-Хилл к женскому общежитию. Там ему преградили путь две переходившие дорогу женщины, но он не стал тормозить, а, совершив пару невероятных поворотов, ухитрился проехать между четырьмя ногами.