Александр Александров - Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой

• Название: Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой
• Автор: Александр Александров
• Издательство: Захаров
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-8159-0310-8

Мария Константиновна Башкирцева (1860—1884), русская художница, автор всемирно известного «Дневника», написанного ею по-французски и несколько раз выходившего по-русски. (Наиболее полный текст публикуется в «Захарове» летом 2003 года.) Большую часть жизни прожила в Париже, где и умерла в возрасте 24 лет. Несмотря на столь ранюю смерть от чахотки, прожила удивительно полную и яркую жизнь. Была множество раз влюблена, больше всего на свете жаждала славы и поклонения, переписывалась с Эмилем Золя и Ги де Мопассаном, выставляла свои картины в Парижском Салоне и получала награды, общалась с замечательными людьми. Всё это так и не увидело света: дневник в традициях того времени был сильно сокращен наследниками, которые убрали оттуда самые сокровенные и интимные подробности ее жизни и частной жизни ее семьи. Александр Александров восстанавливает всё то, что осталось за кадром: множество лет он изучал жизнь Муси, как называли Башкирцеву ее близкие, и вряд ли кто знает о ней больше, чем он. «Кто такая Мария Башкирцева? Многим это имя ни о чем не говорит, кто-то слышал про рано умершую в 1884 году русскую художницу, жившую в Париже, некоторые читали ее написанный по-французски «Дневник», неоднократно издававшийся в русском переводе в конце XIX — начале XX века и недавно переизданный вновь. ...Какой соблазн изложить законченную человеческую жизнь, наполненную чаяниями и страданиями, душевной и физической болью; жизнь, вызывающую предельное сопереживание в чувствительных душах; и покуда такие души — а их миллионы! — не переведутся на земле, ей, Башкирцевой, будут сочувствовать...»

---

показалось, что я Ницце. Ницца так прекрасна в сентябре... Я люблю Ниццу; Ницца - моя

родина, в Ницце я выросла, Ницца дала мне здоровье, свежие краски. Там так хорошо!

Просыпаешься с зарей и видишь, как восходит солнце, там, налево, из-за гор, которые

резко выделяются на голубом серебристом небе, туманном и кротком, - и задыхаешься от

радости! К полдню солнце против меня. Становится жарко, но воздух не раскален, тихий

береговой ветерок всегда приносит прохладу. Все, кажется, заснуло. На бульваре ни души, разве какие-нибудь два-три жителя Ниццы, задремавшие на скамейке. Тогда я дышу сво-

бодно и наслаждаюсь. Вечером опять небо, море, горы. Но вечером все кажется черным

или темно-синим. А когда светит луна, по морю бежит точно громадная дорога или рыба с

алмазной чешуей; я остаюсь в своей комнате у окна, с зеркалом и двумя свечами, - спо-

койна, одна, ничего мне не нужно, я благодарю Бога!” ( Запись от 5 сентября 1874 года.) И хотя эта запись на самом деле относится к следующему году, мы можем предпо-ложить, что она и в этот раз затосковала по Ницце, ибо Ницца, несмотря на всю ее посты-лость, была для нее родным домом.

Глава шестая

ФРУ-ФРУ, ИЛИ ОПЯТЬ ПОСТЫЛАЯ НИЦЦА

Далее, как мы выяснили, за 1874 год опубликована только одна запись, за 9 января, а

записи 1875 начинаются только с 24 июня. Полтора года, куда вошло их большое путе-

шествие и почти год жизни в Ницце, безжалостны выкинуты. Вероятно, это было такое

время, всякое упоминание о котором надо было изъять из дневника для соблюдения при-

личий, как будто этого времени и не было. А между тем, это был очень важный год в жиз-

ни Марии Башкирцевой, она чуть было не вышла замуж, и расстройство ее замужества

расценивалось в ее семье, как тяжелое жизненное поражение.

Итак, в сентябре 1874 года они вернулись после путешествия по Европе в Ниццу, где их

ждала купленная Романовой вилла, развороченная ремонтными работами, и при-бывшая

из Парижа не распакованная мебель, беспорядок, отсутствие денег, крики, гвалт, семейные

ссоры, а также пьяный в дым дядя Жорж, который скрывается у них от своей любовницы, подавшей на него жалобу в полицию за избиение.

Когда распределяли комнаты виллы, то павильон, который Мария планировала для себя, отчего-то отдали дедушке, а столовую сделали в ее классной комнате. Она рыдает, но

находит в себе силы, сама ищет и нанимает себе преподавателей, покупает нужные книги, разрабатывает план занятий.

Жорж постоянно торчит в доме, куролесит по ночам.

“Когда они ушли в театр, я нашла Жоржа совершенно пьяным после того, как он дал

пощечину Проджерсу в Монте-Карло. Я одна умею себя вести с этим пьяницей, и со мной

он спокоен и приличен. Мама и другие нашли нас сидящими друг против друга за

сервированным столом и поющими, что их сильно позабавило. Вместо того, чтобы отчи-

тывать его, я даю ему выпить и говорю с ним в зависимости от его состояния. Если не дать

ему выпить, он становится жестоким, и это нисколько не способствует отрезвлению,

потому что тогда он отправляется в кабаре и устраивает там дебош. В полночь мне уда-

лось его уложить. Его невозможно выносить, ведь он совершенно никого не уважает.

Приходить и напиваться здесь, вместо того, чтобы делать это там, где положено, у своей

любовницы! Все это возмущает и огорчает меня, ведь я так люблю, чтобы все было хоро-

шо и прилично, а этот человек устраивает из нашего дома кабаре!” (Неизданное, запись от

19 октября 1874 года).

Несмотря на то, что Муся ненавидит Жоржа, она проявляет чудеса терпения и доб-

рожелательности, на которые не способны любящие его родственницы. Но иногда Муся

срывается, был случай, когда она к ужасу матери и дочери дяди Жоржа, Дины, она приме-

нила к взрослому мужчине хлыст.

Атмосфера в доме накаляется. Павла выгнали из всех школ, куда его пробовали записать.

Он уже гуляет с актрисами и кокотками. Ему еще далеко до дяди Жоржа, в от-ношении

которого иностранная колония обратилась к префекту с просьбой о высылке, но он уже

получил от того же префекта первое предупреждение. Он семимильными шагами идет по

стопам своего дяди.

Мадам Говард вдруг прерывает всякие отношение с Башкирцевыми, узнав, что де-вушки

из этой семьи посещают игорные заведения. Ее дочь, Елена Говард, отказывается на одном

из благотворительных праздников играть с Марией в четыре руки на рояле, и свет

закрывается для них окончательно.

Башкирцева понимает, что для нее единственный выход - это бежать из семьи, не-сущий

позор, выгодно выйти замуж. Она готова даже продаться, пожертвовать всем, толь-ко бы

вырваться. Она не собирается сидеть, сложа руки, как Дина, ожидая неизвестно чего от

судьбы. Она собирается бороться, она ищет объект, жениха, который помог бы ей вой-ти в

общество.

“Я как Цезарь, который плакал, глядя на статую Александра, потому что в его воз-расте

тот уже был великим, а он им еще не был...

Я умру или достигну цели.

У меня красивое тело, приятное лицо и достаточно знаний, чтобы знать, что мне надо. Я

вся соткана из честолюбия. Этого достаточно, чтобы скатиться в небытие и чтобы

подняться к небесам. У меня не будет ни того, ни другого, меня ждет нечто посредствен-

ное. Я люблю свою мать и, как мне кажется, люблю мужчину. Но любовь для меня только

дополнение, каприз, времяпрепровождение, и я пожертвую всем ради честолюбия.” (Не-

изданное, запись от 22 марта 1875 года.)

Тетя собирается подарить ей виллу на променад дез Англе, в которой они живут. Мария

начинает подсчитывать, сколько у нее будет приданого. Она узнает, какие цены на землю в

России и каков курс рубля. Но все-таки ей кажется, что финансовое положение ее

недостаточно высокое: полтора миллиона франков приданого, вилла, столовое серебро и

драгоценности, подаренные тетушкой, земли в России, принадлежащие матери. Вопрос в

том, кому вручить свое приданое? Ясно только одно, что избранник должен быть богат и

знатен, поскольку ее состояния не достаточно для той жизни, которую она намеревается

вести, став замужней женщиной.

Она буквально вырывает для себя короткую поездку в Париж в январе 1875 года, чтобы

пошить у парижских портных несколько новых длинных платьев, поскольку испы-тывает

в них недостаток, а носить обноски с тетиного плеча ей претит, она уже взрослая девушка.

Когда она возвращается в Ниццу, на горизонте, наконец, появляется тот, кто ее привлекает

ее внимание. Его зовут Эмиль д’Одиффре, его дядя разбогател на торговле драпом и

Эмиль имеет возможность вести рассеянную жизнь богатого наследника. Он принадлежит

к кружку золотой молодежи Ниццы, является членом комитета по организа-ции карнавала, прекрасно танцует и совершает непредсказуемые поступки.

Она хочет влюбиться в Одиффре, своей эксцентричностью он напоминает ей гер-цога

Гамильтона, хотя у него и нет безупречной репутации английского аристократа. Он

поспорил на шесть тысяч франков, и об этом пишут местные газеты, что пробежит пять-

десят метров, посадив месье Проджерса на спину, за меньшее время, чем понадобится его

другу Рози для того, чтобы преодолеть стометровку, но без ноши на спине. Он выигрывает

пари с большим отрывом. Интересный человек, должно быть, этот Проджерс, то скачет

верхом на Эмиле д’Одиффре, то получает пощечину от Жоржа Бабанина. Как-то он все

время ухитряется быть в эпицентре скандала.

Одиффре дружит с прежним объектом ее воздыханий, Альфредом Бореелем, этим

ловеласом и пьяницей, а в любовницах у него все та же прелестная итальянка Джойя, ко-

торая была на содержании у герцога Гамильтона, а теперь перешла ему по наследству.

Почему бы в него не влюбиться! Общество одно и то же, только карты в нем тасуются: какая выпадет следующей? Может быть, мадемуазель Башкирцева?

Мария знакомится, вернее, возобновляет знакомство, начатое в Женеве, с новыми

персонажами курортной жизни в Ницце, русской семьей Сапожниковых, состоящей из

самого господина Сапожникова, его супруги Нины и Коко, любовника жены Николая

Юркова. Сапожников чем-то болен, говорят, что буквально “гниет” (сифилис?) и, вероят-

но, по причине своей болезни или просто по складу характера совсем не против связи соб-

ственной жены с молодым любовником. Живут они втроем счастливо и вполне гармонич-

но. Мать говорит своим двоим дочерям, Марии и Ольге: “Я никогда не любила вашего

отца, а прожила свою жизнь счастливо”, на что Мария отвечает ей весело: “Еще бы! Ведь