Георгий Турьянский - Марки. Филателистическая повесть. Книга 1

• Название: Марки. Филателистическая повесть. Книга 1
• Автор: Георгий Турьянский
• Жанр: Альтернативная история
• ISBN: 978-1-105-9215

Перенестись в другую реальность при помощи кляссера? Да! Перед вами история, в которой живут и действуют герои прошлого: писатель Горький и физик Попов, маршал Буденный и принцесса Диана, создатель великого сыщика Конан Дойль и воздухоплаватель Крякутный. Да, это путаница. Например, Алексей Максимович Горький, как бы неожиданно это ни звучало, займется расследованиями. А изобретатель Попов составит ему компанию. Имейте в виду: надежды на спокойную жизнь в альбоме с марками нет никакой. Если вы ребенок, или хотя бы подросток — вам здорово повезло. Если нет — вы все равно увлекательно проведете время. Все, описанное выше — в приключенческой повести Георгия Турьянского «Марки».

---

— Как печально, что я не разделяю ваших взглядов, — покачала головой Диана, — Иначе я стала бы бороться вместе с вами за всеобщее счастье. Но я пессимистка и фаталистка, прогресс не вызывает у меня восторга. Скорее, отвращение.

— Помилуйте, как же можно, в наши дни не верить в прогресс! — запротестовал великий пролетарский писатель.

— Тем не менее, я помогу вам. Видите, вон там небольшую беседку? Беседка не пуста. Там находится сама Виктория со знаменитой чёрной марки.

— Неужели мы встретим самую известную в мире марку, известную как «чёрный пенни»? — Попов поглядел принцессе в глаза.

— Это самая великая из наших монархов, — кивнула Диана. — Между прочим, тоже женщина. Мне придётся поговорить с ней, и я думаю, она вам не откажет. Эта марка конца девятнадцатого века.

Процессия направилась туда, куда указала Диана. Перенесёмся и мы вслед за нашими героями.

Глава IV, в которой путешественники оказываются в столице не только Британии, но и столице мира филателистического

Когда все трое попали на улицу великого и ужасного города, взорам путешественников открылся Тауэр-Бридж. Их шубы и сапоги смотрелись экстравагантно и привлекали внимание многочисленных попрошаек, уличных продавцов и нищих, так что Будённому даже пришлось пару раз направить подзатыльником чумазых лондонских подростков на другую сторону дороги. Изобретатель радио с присущим ему любопытством озирался по сторонам и осматривал необычной красоты, грандиозный и величественный мост, на котором он так неожиданно очутился. Масштаб и сложность постройки подавляли воображение, раздавливали, превращали в букашку. Башни, соборы, шпили, величественные монументы торчали отовсюду, словно зубцы огромной марки, не умещающейся ни в один альбом. В первые минуты никто не мог вымолвить ни слова. Но потом все трое разом заговорили. Вокруг шумел и танцевал необычный город, такой необычный, что у Горького невольно вырвалось:

— Экое вавилонское столпотворение. Прямо Вавилондон.

Именно Вавилонское столпотворение открывалось взору любому приезжему в Лондон 1896-го года. Наговорившись и поделившись первыми впечатлениями от Лондона и вида толп снующего народа, снова замолчали. В шубах становилось жарковато, следовало бы найти пристанище, или, на худой конец, кэб. Пускай возница отвезёт в гостиницу. Все трое шли молча. Горький задумался о Диане, ему пришла неожиданно мысль, что образ Вассы Железновой стоит переделать. Больше грации и мягкости.

Прошли мост до самого конца, и тут взгляд Будённого упёрся в двухэтажное сооружение на колёсах, сколоченное из досок и крашеное зелёной краской. Перед путешествующими стояла знаменитая лондонская конка «даблдекер», известная тут под названием омнибуса. В народе её звали иначе «knifeboard», разделочной доской. Пассажиры на втором этаже сидели спиной друг другу и представляли собой с улицы забавное зрелище.

— А не подскажешь, братец, в отель поприличнее как нам проехать? — крикнул маршал человеку, лениво поглядывавшему по сторонам с козел.

Возница осмотрел сверху стоящих перед ним людей в шубах и странных головных уборах, говоривших по-русски. По-русски в филателистическом альбоме говорили все, но разговаривать самому со столь странными людьми кучеру пока не доводилось. В первую секунду он хотел огреть лошадь и тронуться с места. Он приподнял было руку с хлыстом, но внезапно пришедшая в голову мысль заставила руку опуститься. Виной тому был наряд незнакомцев, их шубы, шапки и невиданные волосатые сапоги мехом наружу. Глаза владельца конки сверкнули. Это же исследователи Северного полюса! Не содрать ли с них лишний шиллинг? Он поглядел на Попова и приподнял шляпу:

— Уж не сам ли мистер Амундсен пожаловал к нам?

— Мистер Амундсен остался дома, во льдах, а мы его помощники. С ледокола «Челюскин», — быстро нашёлся Будённый.

— Проходите, проходите. Для вас самые лучшие места, — засуетился возница. Ему одного взгляда на заезжих гостей вполне хватило. Он знал, что с нелондонцев всегда можно взять лишнего, а уж на людях в меховых шубах легко подзаработать втрое — впятеро обычного. — Желаете наверх или вниз? Я доставлю вас в прекрасный гранд-отель, не беспокойтесь. Я такой чести давненько не удостаивался, возить знаменитостей. Как вы сказали, вас зовут? Мистер Челюскин?

— Товарищ, — дружески протянул наверх руку Будённый. — Это вот Алексей Максимыч. А вот наш великий Александр Степанович, изобретатель радио.

Кучер снова приподнял котелок. Кажется, и пять «бобов» можно запросить:

— Добро пожаловать, господа, в мой омнибус.

— Посмотрим, как далеко завезёт нас карета прошлого, — улыбался Горький.

Все трое устроились наверху, чтобы получше рассмотреть город. Вскоре конка влилась в сплошной поток экипажей. Слева и справа нависали дома викторианской эпохи, столь подробно описанные в литературе, что мы не станем утруждать себя рассказом о бесчисленных лавках и кофейнях, пестревшими вывесками справа и слева. Золотые с чёрным буквы приглашали зайти на чашку кофе, отведать шоколаду и купить развесной индийский чай. Повсюду мелькали таблички магазинов пряностей. В нос ударяли запахи перца, кориандра и гвоздичного масла, имбиря, корицы и мускатного ореха. Сквозь удивительный букет запахов, мешанину одежд, какофонию звуков проступал дух этого города, мировой столицы Великой Империи.

— Что ж они тут продают? — поминутно удивлялся маршал. — Таких товаров я в жизни своей не видывал.

— Это пряности, господин Будённый, — пояснил Попов. — Пряности у нас в России часто путают с приправами. Между тем, это грубая ошибка, каждый повар это знает. Ведь пряности по отдельности есть нельзя, их только добавляют в еду, в то время как приправы можно употреблять по отдельности. Вы, конечно же, знаете одно распространённое слово, которое в русском языке связано с пряностями.

— Позвольте узнать, какое, — наклонился Горький пониже, — уж не родной «пряник» ли?

— Вы абсолютно правы, Алексей Максимович. Он самый.

И оба непринуждённо рассмеялись. Семён Михайлович не разделял радости своих спутников. «Пряник отыскали, — качал он головой, — все бы им, ученым господам, в бирюльки играть, как, всё равно, детям.»

Тем временем экипаж въехал в квартал, известный своей дурной репутацией. Покачиваясь на поворотах, двухэтажный омнибус миновал дома с окнами, затянутыми красной материей, откуда струился розоватый свет. С открытого верхнего этажа можно было разглядывать улицу, словно с театрального балкона. Чем наши герои и не преминули воспользоваться. По улицам прохаживались дамы в изящных нарядах. Тут попадались представительницы самых разных племен Британской Империи, белые и чёрные экземпляры, креолки и мулатки, дочери покорённых народов и народа-покорителя. И те, кого принято за глаза причислять к высшим классам. И те, для которых нет порядочных слов, кроме иностранных. Алексей Максимович стыдливо отворачивал лицо. А Будённый, наоборот, пялился по сторонам. Вот, наконец, конка выехала на широкую улицу, и пошла живее. Мимо проследовали люди, человек десять, шумно переговаривающиеся между собой, одетые в длинные лапсердаки и меховые шапки, на плечах людей накинуты были белые платки с кистями. Омнибус проехал ещё с полквартала и остановился у дверей гостиницы с огромными буквами «Лэнгхэм». За массивную позолоченную ручку держался швейцар, огромный и решительный, словно статуя Командора. Швейцар прикладывал два пальца к фуражке при виде каждого входящего или выходящего посетителя.

— Вот мы и на Риджент-стрит. Хорошая гостиница, рекомендую, — крикнул возница и пошёл к швейцару, крича на ходу. — Принимай постояльцев, Том, самого господина Амундсена тебе привёз!

— Послушай, любезный, — обратился Попов к вознице. — Подскажи, милый друг, что за день сегодня? А то мы, путешественники, календарь с собой не прихватили.

Вопрос Попова вызвал у кучера новый прилив уважения.

— Я понимаю, во льдах счёт дням потеряешь. Сегодня седьмое января, господин Челюскин, — вновь приподнялся котелок.

— Скажи, а год какой у нас на дворе?

Тут уже настал черёд вознице не просто удивляться, а выпучивать глаза. Он решил назначить цену, какую никогда не назначал.

— Так известно какой, тысяча восемьсот девяносто шестой!

— Значит, до заседания остаётся почти месяц с небольшим. Прекрасно, — Попов обернулся к своим спутникам, — Мы попали именно туда, куда следовало. Спасибо Диане. Сколько с нас?

— Соверен, сэр, — стыдливо опустил глаза в землю возница.

— Получите, думаю, этого хватит, — и в руку изумлённого извозчика, не видевшего за день больше десяти шиллингов, упала золотая монета с профилем русского царя, выданная щедрым русским изобретателем.