Аркадий Маргулис - Обращение Апостола Муравьёва

• Название: Обращение Апостола Муравьёва
• Автор: Аркадий Маргулис
• Жанр: Русское современное
• Год: 2014

За какое бы дело ни брался Марат Игоревич Муравьёв-Апостол, непременно добивался победных результатов, проявляя недюжинную волю и отменные лидерские качества. Став помощником машиниста пассажирского поезда, уберёг состав и сотни людей от неминуемой катастрофы. Увлекшись спортом, в короткий срок выиграл первенство страны по боксу. Отправившись на золотые прииски, стал обладателем огромного состояния. Близкое знакомство с криминальными авторитетами помогло ему избежать неминуемых подозрений в преднамеренном убийстве. Обнаружив в себе недюжинные художественные способности, Апостол увлёкся изготовлением фальшивых банкнот, что привело его к уголовной ответственности. В тюрьме его посетил священник и обратил в православную веру.

Осуждённый на многие годы тюрьмы, Апостол стал убеждённым священнослужителем в тюремной церквушке.

---

Смиренный храм на Французском бульваре пережил гонения и возродился, как феникс – вновь в сиянии купольный крест, и колокол воспевает возрождение.

Набравшись смелости, Вера входит. Засмотревшись на иконостас, не замечает, что батюшка рядом, облачённый, будто снизошёл с небес. Вера немедля робеет, и, опуская голову, неумело крестится.

– Впервые в Храме, дитятко?

От этого «дитятко» Вера вся мгновенно плавится и, разрыдавшись, тычется затылком священнику в бороду. Он не отступает, обняв за плечи. Стоя, пока Вера не успокаивается настолько, чтобы спросить ненужное:

– По мне, батюшка, сильно заметно, что новенькая?

– Люди, доченька, по-разному ведут себя в Церкви. В наши смутные времена прихожан не много, и всех я не только в лицо, но и по имени знаю. Не исповедоваться ли пристало?

– Беда, батюшка – Вера безнадёжно взмахивает рукой и принимается за рассказ.

Священник слушает въедливо, не перебивая, но когда Вера пересказывает сон, заставляет вспомнить до мелочей. Затем прикрыв глаза, долго о чём-то размышляет. Бедная Вера, напуганная непривычной ситуацией и чересчур серьёзным отношением священника, остаётся ни жива ни мертва. Когда подошёл, думала – перекрестит, произнесёт сокровенное «Изыди…» и отпустит. Не тут-то было.

– Знаешь, дитя моё, когда пастырь оставляет стадо, неважно, по своей или чужой воле, народ бросается к магическим игрушкам. Антихрист хитёр во множестве личин. Полчища нечисти завладевают пространством… Почему твой сын? Кто знает. Говоришь, шаловливый не в меру, может, ответ в этом: страсти пагубны. Кто он, Антихрист – противостоит Богу и народу, зато радостно благоволит страстям и пагубе. Сатана на себя разные личины кладёт… – священник прерывается, осознавая, что прихожанка не с ним, – прости, дитя моё, если напугал тебя речами. Пойдём.

Они останавливаются у алтаря.

– Здесь заключена частица Креста Господня, молись, дочь моя, и да смилостивится Господь над чадом твоим, сыном Божьим некрещёным Маратом.

– Я слов не знаю, – лепечет через слезу Вера.

– Я тоже. Попроси у Отца нашего избавления сыну от напасти… Главное, чтобы просьба изнутри сердца шла… Спаси, Боже…

– Боже праведный… Милосердный… Отец… Дай здоровья дитяти моему Маратику… Нет мне жизни без мальчика… Прости, если виновен… И меня прости…

Батюшка при молитве рядом, руку на голову накладывает, говорит слово решающее:

– Аминь…

– Поможет ли? – спрашивает мать, вцепившись в рукав рясы.

– Верь, тогда поможет. Не ропщи! Что бы ни произошло – не ропщи! Всё, что ниспослано, принимай с покорностью и с любовью.

С тем Вера возвращается домой и остаётся спокойной, хотя изменений на лице сына нет. Благодарит Янину, возвращая крестик. Янина великодушна:

– Возьми, тебе нужнее.

– Не переживай, – Вера выпрастывает из-за отворота платья крохотный серебряный «плюсик».

– Купила? – радуется соседка.

– Нет, Ильинична, батюшка одарил и наказал верить…

– Ты верь, Верка! Верь! – оглядывается, словно спохватившись, несмотря на то, что одни и, понизив голос, упрашивает. – Не думай… это Господь наказывает за дела наши…

Подруга уходит, мама Вера купает сына, одевает в чистое. Мальчик ни на что не реагирует, сам в себе. Укладывает в кровать, снимает крестик и надевает на шею ребёнка. Ложится рядом и проваливается в заслуженный сон без сновидений. В обнимку с ночью.

Утро субботнее – кромешное солнце, беспробудная тишь. Открывает глаза и ощущает взгляд Марата. Новый, ещё не прежний, но и не тот, что давеча. Осторожно успокаивает локоны.

– Вставать надо, сыночек, – говорит первые слова, – а вот где бурочки скинула, и не помню…

Марат приподнимается на локоток, смотрит.

– Я знаю, где, – говорит, подскакивает, как прежде, рывком, бежит к кладовой и вытаскивает материнскую обувку, особую, на все случаи жизни.

– Вот…

Вера изнемогает:

– Услышал! Услышал! – кричит, подхватывает сына и вихрем кружит по комнате.

Глава 3. Тюрьма. Перспектива.

Отец Серафим сдержал слово, чем неожиданно раздосадовал Апостола. Завидев батюшку, он вспомнил обещание прочесть книгу Бытия. Апологетов надо разить их же оружием, в данном случае – осведомлённостью. Апостол твёрдо знал: стоит ему углубиться куда-нибудь в науку, искусство или спорт – оставит позади всех. Но сперва надо захотеть. На одном отрицании далеко не уедешь. Ладно, сегодня пронесёт. Кто не помнит, в чём заключался первородный грех Адама! Даже такие сугубые атеисты, как он, знают.

– Ну-с, мил-человек, Марат Игоревич, чем порадуете?

– Вот что, святоша, ты мне фиксами загодя не сверкай, – воспротивился Апостол вопиющей фамильярности.

Его глаза василькового цвета потемнели, как небо перед грозой. В словах священника чудился подвох, а любые поползновения на свободу с детства приводили Марата в бешенство. Вспомнилась подворотня под Гамбринусом и нравоучения тюфяка в форме железнодорожника:

– Эй, пескарёк, майку-то накинь, чего мослы демонстрировать…

Если бы не малолетство и не гремучая ярость, быть ему битым. Но именно тогда, на Дерибасовской, он впервые осознал сладость победы. Простак, подхватив за руку сопливого отпрыска, улепётывал. Да и кто устоит, если по-настоящему прыгнуть!

Священник примирительно поднял руки:

– Простите, Марат Игоревич, я думал, мы с вами договорились.

– Договорились, – буркнул Апостол, – ваше святейшество готово выслушать без фанатизма?

– Со вниманием, – с тенью улыбки возразил тот.

– Так вот: яблоко.

– Простите?

– Яблоко.

– По правде сказать, я намечал принести вам фрукты, но на КПП каждый раз так шмонают, что изюминку не спрячешь.

Апостол посверлил глазами собеседника, но, не обнаружив насмешки, соблаговолил пояснить:

– Ладно, будь по-твоему, патлатый, получи ответ и распишись. Змея виновата!

– Сказать строже: змей, – уточнил батюшка.

Апостол поиграл желваками, но и на сей раз сдержался. Не случись малявы от Лютого, за подобную наглость декламировать попу до утра «У Лукоморья дуб зелёный».

– Змей так змей… Подло соблазнил бабу, и она, непутёвая, скормила Адаму палёное яблоко, запретное хавать.

– Почему?

– Что почему? Почему соблазнил? Почему бабу? Почему Адама? – Апостол едва сдерживал раздражение, игра, едва начавшись, надоела.

– Нет-нет, почему кушать-то запретил?

– Это его дело. Какая разница. Не помню.

– А что? Верно. Запрет есть запрет, так? Ведь если положенец запретит мужику на зоне что-либо делать, или запретит не делать, тот ведь его послушает, не рассуждая?

– Ясное дело, если не совсем конченный, но таких здесь хватает, – усмехнувшись, ответил Апостол.

– Значит, Марат Игоревич, будем считать, что сегодня вы не выполнили задания. Утешать вас не стану, – последние слова, несмотря на шутливый тон, вышли отчуждёнными, – снова попрошу: прочтите книгу Бытия внимательно, – отец Серафим порывисто встал, подошёл к двери, позвал Егорыча.

Как и в прошлый раз, охранник словно подслушивал – скорее всего, так и было – и вмиг отворил. Священник ушёл, но Апостола долго грызло недовольство собою. Таких отповедей давно не приходилось выслушивать. Марат раскрыл книгу. «В начале Бог сотворил…, и стал свет…». То, что миллиарды людей во всём мире продолжают верить притчам, казалось неестественным. «День первый… И стало так… День второй…». Сколько бреда втиснуто в несколько страниц. Неужели никто не замечает бесконечные противоречия и неточности? Сперва, вроде, уж сотворил человека, животных, растения, а потом, дальше, всё заново. Патлатый мозги пудрит. Хитрый змей обманул Еву, а она не осталась в долгу – соблазнила Адама… Слова казались просты, действия персонажей естественны, и размышлять не над чем. Но Апостол не мог отделаться от неясного ощущения – кожей чувствовал – есть подвох, заковыка, замурованный наглухо сокровенный смысл. Наверное, впервые в жизни он не сумел с лёту докопаться до сути.

Чем больше читал, тем отчаяннее терял уверенность. Острый ум всегда подсказывал ему выход из ситуации, но сейчас по-предательски бездействовал. Апостол усмехнулся, вспомнив уроки литературы в техникуме. Из обязательной программы он не прочёл ни единого произведения, умудряясь получать высшие оценки, чем приводил Семёна Захаровича в сумеречное расположение духа. Патент простой, как перекладина, вокруг которой Марат моторно накручивал «солнце». Несколько страниц литературной критики перед уроком, и живой ум воспроизводил непрочитанное действо. Марат умел обсуждать героев «Молодой Гвардии» так, словно жил рядом с ними в описываемые Фадеевым времена. Марат с душевным надрывом рассказывал о героях Краснодона. Как не поставить старательному студенту высший бал! Учитывая, что ему благоволит директор. Преподавателю русского языка и литературы Семёну Захаровичу Гроссу приходилось мириться с явным подлогом.