Глеб Горбовский - Сижу на нарах (из непечатного)

• Название: Сижу на нарах (из непечатного)
• Автор: Глеб Горбовский
• Издательство: Издание осуществлено за счет средств ЛИО «Редактор»
• Жанр: Поэзия
• Год: 1992
• ISBN: 5-7058-0228-5

Творчество Глеба Горбовского — явление в русской поэзии последних десятилетий.

В книгу «Сижу на нарах» вошли малоизвестные широкому читателю и ранее не публиковавшиеся стихи, которые до недавнего времени (год издания книги — 1992) не могли появиться в печати.

---

1960

Рандеву

Подошел ко мне мужик:
шляпа набок, галстук — шик.
Взял за пуговку меня,
тарахтит, а речь — фигня.
С виду — сизый голубок,
а зануда — не дай бог!
Говорю ему: «Амбал,
ты меня заколебал».
Дело было у ларька.
Говорю: «Рванем пивка?»
Голубок рванул и сник.
Будто с пивом съел язык.
…Пейте, граждане, пивко.
Будет на сердце легко.
Потому как в том пивке —
градус! — в каждом пузырьке.

1991

Ах вы, груди!

На Садовой улице в магазине шляп
понял, что погибну я из-за этих баб!
Глазки их пригожие, в клеточку трусы.
Пропадаю пропадом из-за их красы!

Ах вы, груди, ах вы, груди,
носят женские вас люди, —
ведьмы носят, дурочки
и комиссар в тужурочке.

Там, где пес на кладбище гложет свою кость,
повстречал я женщину, пьяную насквозь.
Повстречал нечаянно, привожу в свой быт,
а она качается, а она — грубит!

Ах вы, груди, ах вы, груди,
носят женские вас люди, —
ведьмы носят, дурочки
и комиссар в тужурочке.

Взял я кралю на руки, выношу на двор.
А она беспочвенный заводит разговор.
Разлеглась, мурлыкая, на рыдван-тахте:
«Что ты, — говорит, — прикасаешься к моей красоте?»

Ах вы, груди, ах вы, груди,
носят женские вас люди, —
ведьмы носят, дурочки
и комиссар в тужурочке.

1962

На диване

На диване, на диване
мы лежим, художники.
У меня да и у Вани
протянулись ноженьки.

В животе снуют пельмени,
как шары бильярдные…
Дайте нам, хоть рваных денег, —
будем благодарные.

Мы бутылочку по попе
стукнули б ладошкою.
Мы бы дрыгнули в галопе
протянутой ножкою.

Закадрили бы в кино мы
по красивой дамочке.
Мы лежим, малютки-гномы,
на диване в ямочке.

Уменьшаемся в размерах
от недоедания.
Жрут соседи-гулливеры
жирные питания.

На диване, на диване
тишина раздалася…
У меня да и у Вани
жила оборвалася!

1960

Вечеринка

Вошла, внесла румянцы,
спросила: кто я есть?
Заваривались танцы,
шумел паркет, как жесть.
Играл я на гитаре —
дубасил по струне!
Дыхнула в ухо: «Парень,
сыграй наедине…»
Я в песню носом тыкался,
как в блюдце с молоком.
А ты, как недотыкомка,
стучала каблуком.
Как звать меня?! Акакиём.
Она в ответ: «Трепач!»
А я ей: «Прочь отскакивай —
как мяч, как мяч, как мяч!»

1960

Бывшие люди

На тряских нарах нашей будки —
учителя, офицерьё…
У них испорчены желудки,
анкеты, нижнее белье.

Влетает будка в хлам таежный,
все глубже в глушь, в антиуют.
И алкоголики — тревожно —
договорятся и запьют.

На нарах — емкостей бездонность,
посудный звон спиртных оков;
на нарах боль и беспардонность,
сплошная пляска кадыков!

Учителя читают матом
историю страны труда.
Офицерьё ушло в солдаты,
чтоб не вернуться никогда.

Чины опали, званья стерлись,
остался труд — рукой на горле!
И тонет будка в хвойной чаще,
как бывшее — в происходящем.

1958, Сахалин

«Стрелочник — дедушка, хмырь…»

Стрелочник — дедушка, хмырь.
Дедушку звали Аркашею.
Словно болотный упырь
форменный — форму донашивал.
Стрелочник в будке живет,
стрелочник пахнет картошкою,
он самогоночку пьет
и заедает — дорожкою…
Как-то с похмелья (дитя!) —
лег поперек — не кровати,
а — на стальные «путя».
Повеселился и — хватит.

1964

«Не стану рассказывать вкусные сказки…»

Не стану рассказывать вкусные сказки
про виски-сосиски, сыры и колбаски.
Я лучше уеду от вас, оглоедов,
в республику мертвых, но дивных поэтов.

Со мной происходят ужасные вещи,
клыкастые пьяные бреды гнетущи!
А мне ведь от Бога подарок обещан —
путевка в цветущие райские кущи!

Обрыдло рассказывать дряблые байки
о том, что родная земля надоела,
почем на углу вечерком раздолбайки, —
до ваших делишек — какое мне дело!

1963

Объявления

Забор. Бумажки. Кнопки. Тётки.
«Сдаю мочу».
«Лечу от водки».
Читаю, словно блох ищу:
«Куплю жену. Озолочу»,
Имен и чисел кавардак.
«Подвал меняю на чердак».
Опять… жену! Вот сукин… дочь!
«Могу от немощи помочь».
Восторг! Куда ни кину глаз.
«Продам хрустальный унитаз».
А вот эпохи эталон:
«Есть на исподнее талон».
…Забор кряхтит, забор трещит
под гнетом суетных желаний.
Он — наша крепость, символ, щит!
А меч… дамоклов меч — над нами.

1970

«Пьет страна. Как туча — брашно…»

«От Москвы до самой до Камчатки…»

Пьет страна. Как туча — брашно!
Вечер. Всполохи беды.
Соловей поет так страшно.
Жутко так цветут цветы…

Сыплет в душу озорную
алкоголем, как дождем.
Продавец очередную
не отпустит — пропадем.

Жаждет душенька отравы,
а чего желает друг?
Из вулкана — стопку лавы?
Или — славы пышный пук?

На Камчатке все в порядке.
Рыба. Дождь. Дворец Пропойц.
Сам с собой играет в прятки
ларька какой-то «поц».

Я пишу стихи рукою.
Посыпаю их мозгою.
Соловей молчит… А друг
зажевал цветком недуг.

1963

«Аэродром, аэропорт…»

Аэродром, аэропорт,
коньяк и яблоки апорт.
Не будут рейсы по дождю.
Не подчинился дождь вождю,
который в будке над страной
не перекроет — проливной.
…Сиди, коньяк тебе и сон,
не спи — залезет муха в рот.
Сиди, товарищ Кацнельсон,
сиди и вянь, как бутерброд.
А самолет не полетит:
сгорело небо — дождь в золе.
Сиди, пока ты жив и сыт,
пока ты, гнида, на земле.

31 декабря 1959, Пулково

Перегрузки

А. Битову

Перегрузки кислого тела,
переборы хмельного сердца.
До того серьезное дело,
что ночами трудно раздеться.
…Провода моих перегрузок —
Что гудите, нервы, сердито?
Обойдемся без пошлых музык
в винной пляске святого Витта.
Самолетиком дряхлым рокочешь,
надрываешься, точно пахарь…
Вроде, сгнил человек, а — хочет!
Голова уже, как папаха, —
вся чужая, вся меховая,
еле-еле… едва живая.
Отчего мои перегрузки?
Оттого, что живу по-русски.

17 ноября 1963, Москва, Внуково

Дым

Посвящается И. С. Тургеневу

Не дымок растаял на рассвете, —
улетучились жена и дети.
Покрупнели щели на полу.
Угнездился таракан в углу.
Хорошо, что не было пока
не шестидесяти — сорока.
Хорошо, что водки было много.
Дым друзей клубился у порога.

1969

«Отпусти меня, боль, отпусти…»

Отпусти меня, боль, отпусти.
Есть у пьяниц пароль: не грусти!
Не грусти, моя свет-красота,
ты всегда настоящая, та.
Ты прости мне проделки мои.
Отпусти меня жить в соловьи.
Буду тихо любить, как светить.
Подзаборной кончине — не быть.
Отпусти меня в обморок вьюг,
в сердце друга, как будто — на юг.
Отпустила вселенская боль:
окунулась душа в алкоголь.

1963