Владислав Петров - Всякий, даровитый или бездарный, должен учиться… Как воспитывали детей в Древней Греци

• Название: Всякий, даровитый или бездарный, должен учиться… Как воспитывали детей в Древней Греци
• Автор: Владислав Петров
• Издательство: Ломоносовъ
• Жанр: История
• ISBN: 978-5-91678-103-8

С точностью факта в этой книге соседствует занимательность. Владислав Петров подробно описывает быт маленьких греков и в то же время рассказывает, как в недрах древнегреческой философии зарождалась педагогика. Вы узнаете, как растили мальчиков и к чему готовили девочек. Какие школы посещали греческие дети, какие предметы изучали и кто были их учителя. Какую роль в греческом воспитании играла музыка и почему столь большое внимание уделялось физическому воспитанию. Почему афиняне стремились вырастить человека, в котором все прекрасно, а спартанцы с колыбели воспитывали в детях воинский дух. А также — почему идеи, которые скрывались за загадочными словами «калокагатия» и «пайдейя», определили жизнь европейской цивилизации на тысячелетия вперед.

---

Отряды юных головорезов действовали совершенно самостоятельно, без какого-либо руководства со стороны старших. Кровавая забава опьяняла их, это ведь тоже был своего рода агон — кто больше изничтожит илотов. Несчастные истреблялись сотнями на основании лишь одного подозрения, что они могут оказать неповиновение, а иногда и без всяких подозрений, исходя только из спортивного интереса. Разумеется, находились илоты, которые пытались защитить себя, но для того и придуманы были криптии, чтобы выявлять среди рабов тех, кто способен к сопротивлению. Таких воспитанники агелы выискивали специально и вырезали в первую очередь, устраивая на них облавы и загоняя подобно тому, как это делают волки со своей добычей. Таким образом, у каждого свободнорожденного спартанского подростка к пятнадцати годам руки были густо запачканы кровью.

Прореживать рабов, убивая наиболее сильных из них, было для спартанцев делом обыкновенным. Время от времени они совершали нечто вроде того, что описал Фукидид в своей «Истории»: «Они предложили отобрать некоторое число илотов, считающих себя наиболее способными в военном деле, обещая им свободу (на самом же деле лакедемоняне хотели только испытать илотов, полагая, что как раз самые свободолюбивые скорее всего способны в сознании собственного достоинства напасть на своих господ). Таким образом, было отобрано около 2000 илотов, которые с венками на головах (как бы уже получившие свободу) обходили храмы. Немного спустя, однако, лакедемоняне перебили этих илотов, причем никто не знал, где и как они погибли»{167}. Само собой, здесь не обошлось без криптий и деятельной спартанской молодежи.

Плутарх называл криптии «гнусным делом», а вот Платон, похоже, ничего против них не имел. Он описывает их почти как приключения туристов на свежем воздухе: «…Выносливость чудесно воспитывает и так называемая криптия, с нею связано хождение зимой босиком, спанье без постелей, обслуживание самого себя без помощи слуг, скитание ночью и днем по всей стране»{168}. При этом Платон ни словом не обмолвился о том, с какой целью происходило это «скитание ночью и днем».

«Проскитавшиеся» таким образом в компании себе подобных целый год и укрепившие свою выносливость юноши возвращались в агелу, где их ждал еще один агон с поркой и прочими соревновательными удовольствиями, после чего они наконец становились эйренами и получали в агеле некоторую власть: младшие воспитанники обязаны были подчиняться им беспрекословно. По возрасту эйрены делились на две группы; в старшую входили молодые люди, достигшие восемнадцати лет и, в сущности, уже начавшие военную службу, — им выдавалось полное вооружение. Они следили за порядком в населенных пунктах — особенно во время религиозных церемоний и празднеств, наравне со взрослыми воинами участвовали в маневрах, составной частью которых были все те же криптии, и при этом выполняли свои обязанности в агеле и продолжали учиться военному делу. В этом же возрасте было принято выбирать себе возлюбленных, и часто это были лица того же, что и они сами, пола.

Из песни слов не выкинешь…

Автору не хотелось быть показать себя ханжой, каковыми, безусловно, выглядят многие наши соотечественники, пишущие об античных Греции и Риме. Поэтому — не ради смакования клубнички, а просто потому, что так было, — следует сказать: гомосексуальность сыграла не последнюю роль в формировании древнегреческой культуры. И на древнегреческую педагогику она тоже повлияла серьезнейшим образом, ибо прямой путь к калокагатии и пайдейе шел, по мнению греков, через тесное общение старших и младших представителей сильного пола, а самый краткий — через образование пар мужчина + юноша. Их отношения не сводились только к обучению и передаче навыков, необходимых в быту или на войне; они были глубоко укоренившимся религиозного свойства ритуалом, согласно которому мужчина окружал своего юного подопечного постоянной заботой, а юноша отвечал ему уважением и стремлением быть достойным этой заботы.

Между ними случалось разное, в том числе возникали любовные связи. Однако не надо впадать в крайность и утверждать, что греки отличались повышенной гомосексуальностью и запретов по этой части не знали. Вот афинский закон, цитируемый по речи знаменитого афинского оратора Эсхина (389–314 до н.э.) «Против Тимарха»: «Если кто-нибудь из афинян учинит насилие над свободным мальчиком, то лицо, имеющее власть над этим мальчиком, может выступить с жалобой перед фесмофетами (законодателями. — В. П.), определив заранее желательное наказание. Тот, кого суд признает виновным, должен быть… и казнен в тот же день. Если же его приговорят к штрафу, пусть он выплатит его в течение одиннадцати дней после вынесения приговора в том случае, если не может уплатить немедленно; а до тех пор, пока не уплатит, пусть находится в заключении. Пусть подлежат ответственности на таких же основаниях также и те, кто творит подобные беззакония над рабами»{169}.

Против отношений мужчины и юноши, что называется, по обоюдному согласию закон не имел ничего, равно как и общественная мораль. Но вот когда дело касалось сексуальных отношений взрослых, близких по возрасту мужчин, общественность была явно не на их стороне. Над любовниками иронизировали, они становились объектом сатиры, их жизнь рассматривали словно под увеличительным стеклом, а те, кто менял партнеров, вполне могли нарваться на обвинение в разврате, а это уже грозило поражением в правах. «Если какой-либо афинянин станет предаваться распутству, то не дозволено ему будет избираться в коллегию девяти архонтов и исполнять жреческие обязанности или же быть общественным защитником. Он не может исполнять никакую должность ни в нашей стране, ни за ее пределами, ни ту, на которую назначают по жребию, ни ту, на которую избирают голосованием. Он не может также ни быть посланным в качестве глашатая, ни высказывать свое мнение, ни участвовать в общественных жертвоприношениях, ни увенчиваться венком наравне с остальными гражданами, ни переходить пределы освященных участков городской площади. Если же кто-нибудь станет так поступать, то его следует осудить за распутство и покарать смертью»{170}. Тимарх, против которого была направлена речь Эсхина, сожительствовал со многими, но при этом претендовал на то, чтобы считаться серьезным политиком, — в Афинах он был одним из лидеров «антимакедонской партии» и в этом качестве участвовал во всем том, что распутникам запрещалось; следовательно, его действия подпадали «под статью». Эсхин, между прочим, допек-таки порочного беднягу Тимарха, и тот кончил жизнь самоубийством.

Из всего этого ясно, что ни о какой гомосексуальной вседозволенности в древнегреческом обществе не стоит даже заводить речь. Однако же однополые сексуальные связи существовали вполне легально, были широко распространены и — в определенных рамках — даже приветствовались. Связано это было с тем, что жизнь Древней Греции имела ярко выраженное мужское лицо; в этом полисы, несмотря на различия — порой существенные — в иных областях, были едины. Роль женщины ограничивалась материнством и ведением домашних дел — духовные занятия были, как считалось, не под силу слабому женскому уму. «Что касается детей, — будем считаться с женщиной, но что до остального — прочь: мы обойдемся без нее!»{171} — восклицает Лукиан.

Стоит ли удивляться тому, что однополая мораль порождала однополую педагогику? Свободнорожденные мужчины, проводившие значительную часть жизни на агоре, в палестрах, гимнасиях и банях, вне дома с женщинами почти не общались. Тогда как совместное времяпрепровождение мужчин разных возрастов, юношей, мальчиков выработало особый тип отношений, при которых старшие брали над младшими неусыпное шефство — истоки его следует искать в институте наставничества прежних эпох. И общество признавало за ними право на это, равно как и их ответственность. «И добрую славу, и бесчестье мальчиков разделяли с ними их возлюбленные. Рассказывают, что, когда однажды какой-то мальчик, схватившись с товарищем, вдруг испугался и вскрикнул, власти наложили штраф на его возлюбленного»{172}. Воспитание было результатом непрерывного общения, формирования общих интересов, подражания и восхищения старшим другом (любовником) — так юное поколение приобщалось к взрослой жизни. Греки не видели во всем этом ничего аномального, хотя если принять во внимание человеческую натуру, то можно предположить, что чистота дружеской привязанности иной раз выбрасывала белый флаг перед плотскими желаниями.

Зрелые мужчины выступали перед юношами и мальчиками в качестве советчиков и опекунов, проводников во взрослую жизнь, друзей и любовников. В Спарте, например, считалось зазорным не иметь такого опекуна, отсутствие его могло означать полную никчемность юноши. Примерно то же было на Крите. «Для юношей красивой наружности или происходящих от знатных предков позор не найти себе любовников, так как это считается следствием их дурного характера»{173}, — сообщает Страбон о критских нравах. Безусловно, сексуальный подтекст во всем этом присутствовал и порой главенствовал, но он точно не был единственным.