Галина Яхонтова - Черная роза Анастасии

• Название: Черная роза Анастасии
• Автор: Галина Яхонтова
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Короткие любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-7027-0259-Х

Иногда сны сбываются… Новая любовь, как спокойная река. Но прошлое тянется черным шлейфом по светлым волнам… Сильные мужские руки помогают Анастасии не сломаться, прогоняют тяжелые сны… Свет новой жизни ждет героев впереди…

---

Нет! Варвара перешла из одного мира в другой. Она все равно занята земными заботами — помогать болящим и страждущим. Она есть, существует — здесь и сейчас.

А Насти нет. Она ушла ото всех и вся. Она пытается убежать и от себя.

Боже, какие страшные черные деревья! Словно воинство Дьявола, они окружали ее со всех сторон, подступали к дороге, вот-вот загородят путь. „Как темно, как ужасно, как беспросветно“, — хотелось закричать.

И вдруг…

Вдруг Настя, словно по мановению волшебной палочки, оказалась в сплошной полосе света. Он исходил из двух светящихся точек, которые медленно надвигались прямо на нее. Так медленно, что она видела, как они, словно в сказке Андерсена глаза собак, превращались сначала в чайные чашки, а потом — в блюдца…

И некуда было свернуть, чтобы скрыться от этого света, потому что слева — обрыв, склон, снег и бурьян. А справа — дорога и лес, сугробы.

До ее слуха долетало урчание мотора — утробное, вулканическое. Чудовище не тормозило. Оно просто медленно, методично медленно надвигалось, словно явилось исполнить то, что Настя задумала — исчезнуть, не быть, раствориться, быть втоптанной в этот заснеженный асфальт, смешаться со снегом и растаять вместе с ним. Философы называют подобную страсть инстинктом смерти.

Она стояла посреди дороги, словно распятая на скрещении двух потоков света, покорная, наконец-то подчинившаяся судьбе, и смотрела прямо в глаза ослепляющему чудовищу. И не чувствовала, как по щекам катятся слезы и замерзают на шарфе, на воротнике из шкурок бедных новорожденных ягнят.

„Динозавр“ замер в шаге от нее, и она протянула руки, опираясь на капот, чтобы не упасть. И все равно осела на землю…

Какие-то темные фигуры уже суетились рядом с нею. Сильные руки подхватили ее почти неощутимое тело. Низкие голоса звучали взволнованно, но слов разобрать она не могла. И сама не произнесла ни звука, потому что голос замерз, как и слезы.

— Что ж это вы, девушка, по ночам разгуливаете? Да еще одна!

Настя молчала.

— Разве вы не понимаете, что это опасно? Что так можно стать жертвой преступления? Особенно в наше неспокойное время?

Она не отвечала. А „проповедник“ стащил с ее ног, которые она уже перестала чувствовать, сапоги и принялся массажировать, растирать ступни.

— А мы патрулируем и видим: бредет кто-то. Сначала показалось — призрак. Но призраки, по словесным портретам, в белом ходят. А вы в черном разгуливаете.

Настя продолжала молчать, но от „профессионального“, слегка кондового обращения милиционера почему-то становилось легче на душе.

А другой, тот, который сидел рядом с водителем, по всей видимости, старший в их команде, уже достал высокий, вытянутый, как оружейный снаряд, термос и налил в кружку дымящуюся жидкость. Потом вытащил плоскую фляжку и добавил несколько „булькалок“.

— Вася, пусть девушка согреется! — Он передал кружку подчиненному.

— Пейте. Сейчас теплее будет… Лишь бы простуду не подхватили… Это ж надо — в такой мороз, и почти босая!

Напиток пах дикими травами, хвоей и чем-то неуловимо знакомым. Когда-то она уже пробовала нечто подобное. Ах, да — это же „Алтайский бальзам“, ее угощал им Валерка Флейта год назад… Нет, больше года назад. Сколько всего произошло за это время!

— Ну как, прочухались? — Старший явно не обучался в кадетском корпусе.

— Прочухалась, — наконец-то подала она голос. И сама удивилась его звучанию. Ну овечка божья, да и только!

— Мы, к сожалению, в ближайшие три часа не сможем отвезти вас домой. Служба есть служба. Так что выбирайте: либо с нами ездить, либо в отделение можем доставить.

— За что… в отделение?

— Не „за что“, а нас подождать. Или до утра перекантоваться.

— А может, высадите меня? Я уже отогрелась.

— Ни в коем случае! Вы не отдаете себе отчета, как это может быть опасно. — Он внимательно смотрел на нее, и Настя предположила, что его „бортовой компьютер“ анализировал ее данные: возраст, слезы, черная до ниточки одежда. Кажется, за потенциальную преступницу он ее не принял.

— Не надо в отделение, — попросила она.

— Тогда — с нами?

Настя заметила сквозь отдушину в покрытом дивными узорами окошке „уазика“, что они уже въехали в город, пустынный и тихий, как и шоссе. Кое-где в поле зрения попадали бессонные окна, и она начинала чувствовать себя не такой одинокой в этом мире.

Негромко работала рация. Старший о чем-то переговаривался, потом машина резко сменила курс. Но Насте не было дела до ночной охраны правопорядка. Она положила голову на вовремя подставленное плечо сержанта Васи, успевшего завернуть ее все еще гудящие ноги в невесть откуда взявшееся одеяло, и заснула.

… Она лежала на берегу потрясающе голубого моря, закопавшись вся — кроме головы — в мягкий теплый песок и ощущала себя словно похороненной, но не погребенной.

Она пыталась пошевелить пальцами рук и ног, и они с трудом — но поддавались усилиям.

Она смотрела в небо: там вились, парили, объединялись в пары и разлетались в стороны прекрасные белые птицы, вечно юные, как ее героиня Нисияма.

Она присматривалась к их полету, подобно древнему гадателю, который по полету птиц стремился предсказать судьбу — свою и целого племени. Но вдруг заметила, что это вовсе не чайки, а вороны, белоснежные, искрящиеся на солнце, перламутровые.

Белые вороны! Все мы — люди — белые вороны. Но никто не замечает, что „белый“ — не он один, а потому каждый чувствует себя дискомфортно.

Вороны что-то кричали, но она разучилась понимать по-птичьи. Она уже не птица, а женщина, и не может улететь со своей стаей.

Ее взор устремился в сторону моря — туда, где сходятся земля и вода. На самой кромке она увидела Евгения, своего супруга, который смотрел вдаль — туда, где соединяются море и небо. И ее охватило неодолимое желание встать рядом с ним в этой „точке раздела“ стихий и так же, как он, смотреть на неподвижную линию горизонта.

Она пыталась выбраться из-под слоя песка, но не могла… Сначала она освободила одну руку, потом другую, и быстро, словно была рождена ползать, рыть и вслепую постигать свои пути, пыталась освободиться… Песок сыпался, снова сыпался на нее…

Она пробудилась так же внезапно, как и уснула. Сержант Вася осторожно освободил свое плечо от „романтической тяжести“, предоставляя взамен вчетверо свернутую куртку, подбитую мехом. Настя вывернула куртку мехом наружу верное средство избавиться от влияния темных сил — и уютно устроилась на бархатистой цигейковой мохнатости.

— Подождите полчасика, — сказал Вася, — мы тут одного дебошира усмирим. Возможно, забрать придется, так вы уж не пугайтесь, если мы его приведем.

Милиционеры возвратились минут через двадцать, оживленно беседуя, очевидно, обсуждая происшествие.

— Что ж она вызывает, если не хочет, чтобы мы его приструнили? — недоуменно спрашивал Вася.

— Женишься — поймешь, — отвечал ему капитан. — Припугнуть она его хотела просто… Муж и жена — всегда одна сатана. Иногда даже дело заведешь, протокол составишь на мужа — хулигана и дебошира, а жена придет через день и заберет заявление.

— Почему же? — не унимался сержант.

— А черт его знает почему. Жизнь так устроена, что жена к мужу тянется. Даже если он такой, как этот… Грибанов. Ишь руки распустил, ножи метал.

— Но он же может бабу свою прирезать в следующий раз! И дочку!

— Может… Но, знаешь, если не насмерть резанет, то она ему все равно в конце концов простит, да еще в тюрьму на свидания ездить станет и плакаться, что очень без него тужит. Вот так-то, Василий. — Капитан уже сел в машину: — Ну, как там наша спасенная?

— Почему — спасенная? — удивилась Настя.

— Потому что девять шансов из десяти, что, если бы мы вас не подобрали, то подобрали бы к утру ваш труп где-нибудь на обочине. — Он улыбался, а ей стало страшно.

Наконец-то страшно!

— Неужели — сразу и труп?

— Конечно! Вы же представляли собой исключительно легкую добычу… Ехала бы какая-нибудь другая машина — и все… А мне потом на участке — преступление нераскрытое…

— Они проезжали…

— Кто — они?

— Другие машины.

— Ваше счастье. В рубашке родились.

В рубашке. В белой рубашке, в которой рожают и ведут на плаху. В длинной смирительной рубашке…

„Козлик“ петлял по спящим улицам, и ее спутники радовались, что дежурство проходит спокойно. И с каждой четвертью часа в городе появлялось все больше светлых окон. Она никогда раньше не думала, что так много людей бодрствует по ночам.

Милиционеры были рады ее обществу, которое помогало скрасить нудное дежурство. Они снова пили чай из термоса, и Настя рассказывала патрульным про их родную Москву. Она вспоминала истории из Гиляровского, которого ее спасители, оказывается, не читали. И, кажется, забывала о несчастьях, вырываясь из замкнутого круга, беседуя с этими чужими, новыми людьми, ничего не значащими в ее жизни. А может быть, как раз и значащими? Ведь они были уверены, что спасли ее.