Елена Вернер - Верни мои крылья!

• Название: Верни мои крылья!
• Автор: Елена Вернер
• Жанр: Мистика
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-82008-5

Не зря Римма Корсакова играет роль Елены Троянской – она так же прекрасна и царственна, весь спектакль держится на ней. Но накануне премьеры с Риммой происходит что-то странное: ее преследует призрак пионерки, погибшей в здании театра в 1937 году. То среди вещей Риммы появляется галстук цвета крови, то в гримерной раздаются звуки «Пионерской зорьки»… Даже страстный роман с Кириллом, недавно пришедшим в театр, вот-вот закончится – страх затмевает все! Скромная девушка Ника, безответно влюбленная в Кирилла, пытается помочь сгорающей в огне безумия красавице. Но только зачем ей это надо?..

---

– И жертва маньяка? – засмеялась Мила, и на ее щеках заиграли ямочки. – Да, хочу, давай пойдем! Обязательно пойдем, ладно?

Ника успела заметить, как занервничал от этих слов ее брат. И тут же спохватился, меняя тему:

– Эй, а про пионерку читали?

– Что за пионерка? – отозвалась Римма. Кирилл положил руку ей на запястье:

– Ерунда всякая. Не надо тебе этого знать.

На скулах Корсаковой тут же проступили два ярких пятна. Она насторожилась.

– Паша? Что за пионерка? – повторила она. Паша переглянулся с Кириллом, и тот едва заметно покачал головой, мол, не надо, не говори. Ника поняла, что он уже успел заметить, как остро Римма реагирует буквально на все.

– Она найдет… Это же есть в Интернете, а значит, есть везде, – виновато проговорил Кифаренко, обращаясь к Кириллу. И тут же обернулся к Римме: – Пионерка – это девочка, которая тут погибла.

– В нашем театре? – не поверила своим ушам Корсакова.

– Да. Там темная история. Один из зрителей поделился. Вроде как в тридцать восьмом году, когда тут уже был Дворец пионеров, одна девочка, вроде как даже имя известно, Нина, упала с галереи второго этажа и разбилась. А есть и другая версия. Что родители этой Нины, мать-учительница и отец, главный инженер завода, дома обсуждали товарища Сталина и светлое будущее – вероятно, в багровых тонах. Нина обмолвилась об этом в школе. Без умысла, конечно, – какой там умысел, в девять лет? Просто ее только-только приняли в пионеры, а, сама знаешь, пионер «честен, скромен, правдив и не ленив», вот девчонка и сболтнула лишнего. Скорее всего, об этом доложили кому надо, Нину взяли в оборот и раскрутили на пионерскую честность по полной. В итоге родителей посадили, а потом и расстреляли.

– Какой кошмар, – Корсакова смотрела в дверной проем, ведущий в фойе, расширенными зрачками. Риммино живое воображение наверняка успело нарисовать образ пионерки вплоть до косичек и царапины на коленке, прямо над каемкой белого гольфа.

– А у Нины, – продолжал Кифаренко, словно не замечающий гнетущего впечатления, а может, и радующийся ему втайне, – была старшая сестра, двенадцати лет. И когда родителей арестовали, она узнала, что папу и маму заложила сестренка. И вот однажды девочки пришли на занятия по хору, сюда, старшая заманила младшую на галерею второго этажа и столкнула вниз. Через перила.

Римма прижала ладони к шее в вырезе кофточки и издала сдавленный вздох, снова косясь в арку, ведущую в фойе. Там тянулась галерея второго этажа – наподобие балкона, с коваными перилами и несколькими белыми колоннами. Ника, как и большинство присутствующих, разделяла чувства Корсаковой в эту минуту. В довершение всего Света Зимина встала и быстро вышла из буфета. Мила с укором взглянула на брата.

– А что? – покраснел тот.

– А то! Ладно Трифонов мозгами не пользуется, но ты-то… Света и так ребенка похоронила…

– Да, скверно вышло, – огорченно согласилась Лизавета Александровна. – Да и история скверная. Только вот почему я ее никогда не слышала раньше? За столько лет впервые всплыла. Не выдумка ли?

– А это важно? – хладнокровная Леля Сафина сполоснула чашку под краном и убрала в шкаф: она даже обедать заканчивала раньше остальных болтунов. – Что бы там ни происходило, все уже быльем поросло. Зато у нас есть кое-что насущное. Я имею в виду, сейчас вернется Лариса Юрьевна и Даня… Если выжил.

Позволив себе эту оговорку, Леля бросила пытливый взгляд на Стародумова, но тот только понимающе усмехнулся.

– Господи, как вы можете думать о работе после такого? – растерялась Римма.

Леля источала снисходительность, весь ее вид говорил о том, что именно так и поступают профессионалы: отодвигают ненужные эмоции в сторону и делают свое дело. Кирилл привлек к себе Корсакову и мягко потрепал по плечу, подбадривая и нашептывая ей что-то на ушко сквозь черный локон.

Назавтра Леля так и не дождалась Милу в назначенный час, чтобы вместе идти на пробы.

– Ну и где, скажи на милость, твоя сестрица? Я проторчала на морозе тридцать семь минут, прежде чем плюнула и поехала сюда, – сердилась актриса, выговаривая Паше в фойе. – У нее и телефон не отвечает. А у меня ноги чуть не отмерзли.

– Она это… в общем, приболела, – смутился Паша и беспокойно скосил глаза на Нику, наводившую порядок под стойкой гардероба. – Наверное, съела что-то не то, отравилась.

– Прелестно, – вздохнула Леля. – Грустно, конечно, но она могла бы хотя бы меня предупредить. Или ты, если у вас дома ты за взрослого.

Паша поскреб в затылке, виновато кивнул и, прежде чем актеры вместе удалились в сторону служебных помещений, еще раз тревожно поглядел на Нику. Та приняла безмятежный вид, несмотря на то что подозрения ее подтвердились. Вчера, заскочив в аптеку в соседнем доме, она наткнулась там на Пашу Кифаренко и не узрела бы в этом ничего из ряда вон выходящего, если бы не его странное поведение. Воровато оглянувшись на перезвон входного колокольчика, он через плечо заметил Нику и жутко заволновался. Нетерпеливо сунул купленную упаковку лекарства – какого, Ника не рассмотрела, да и не считала приличным разглядывать пристально – в карман и быстро зашагал к выходу.

– Молодой человек, сдачу забыли! – окликнула его провизор. Кифаренко вернулся, суетливо принялся сгребать деньги в кошелек. Несколько монеток соскочили со стойки и зазвенели, кружась и подпрыгивая по плиткам кафельного пола. Паша присел на корточки, пытаясь собрать их, и тут же неуклюже задел плечом стойку с детскими товарами. Подгузники, салфетки, соски и пустышки разлетелись по всей аптеке. Совершенно растерявшись, Кифаренко пробормотал слова извинений и выскочил прочь как ошпаренный.

Рассчитавшись за свои покупки, Ника взяла чек и уже в дверях прочитала выбитое на нем название лекарства. Должно быть, по ошибке ей достался чек Паши. Сообразив, что актер покупал слабительное, она понимающе улыбнулась. В тот момент она не могла и предположить, что препарат предназначался не ему, а был частью злодейского плана по оставлению сестры дома. Злодей из Паши вышел никудышный, слишком неповоротливый и гротескный. Но, как выяснилось, своей цели он все-таки достиг: на кастинг Мила не попала, валяясь дома с расстройством желудка. Видимо, Паша так сильно боялся отпустить сестру от себя, что решил и вовсе не давать ей ни единого шанса устроиться в жизни без него. В глубине души Ника полагала, что Паша совершает ошибку и вредит своей обожаемой Миле, – но снова и снова девушка останавливала себя. «Это не мое дело. Не надо ввязываться, сами разберутся! Пусть все идет как идет…»

Тем более что у нее находились занятия поприятнее.

Несмотря на то что Ника зареклась думать о Кирилле и пытаться соперничать с Риммой, никто не мог запретить ей смотреть на него, когда этого не видят другие. Слушать и наблюдать было ее обычным делом, привычным, даже любимым. Просто поразительно, думала она, как много говорит о человеке его облик, манера двигаться, говорить. Она заметила то, о чем в разговоре с Милой упоминала Сафина: у Кирилла была необычная походка. Ходил он стремительно, но немного вразвалочку, так ходят моряки, привыкшие к ускользающей тверди палубы, и наездники, даже на земле хранящие ощущение лошадиного крупа под собой. Она частенько гадала, что было причиной этой походки, просто особенности телосложения или какая-то давняя история. Понимая, что, наверное, никогда не узнает, она не переставала строить предположения.

У Кирилла был дар завоевывать всеобщее расположение. Он оказался быстрым и непоседливым, даже неугомонным. С пытливым умом на грани любопытства ко всему окружающему его миру и высшей степенью обаяния. С Рокотской он болтал об истории театра, в которой обнаружил недюжинные познания, о Станиславском и Немировиче-Данченко, Таирове и Эфросе[2], о системе Михаила Чехова[3], они подолгу обсуждали Метерлинка, Стриндберга и Дюрренматта[4], и пожилая актриса, в последние годы не очень-то избалованная вниманием, пускалась в подробные размышления и воспоминания о своих прежних ролях и работах. У них даже возникла идея предложить Ларисе Юрьевне поставить «Визит старой дамы» с Рокотской в роли Клары – Кирилла эта пьеса просто завораживала. С Даней Трифоновым он делился забавными историями и, чуть позже нащупав их общую страсть, подолгу спорил о мотоциклах, с Пашей Кифаренко соревновался, подтягиваясь на турнике. Иногда Кирилл и вовсе представал с новой, неожиданной стороны, например, когда помог Ларисе Юрьевне разобраться с нестыковкой в бухгалтерии, премудрости, от актерства крайне далекой. Или когда рассказал Миле, что в студенчестве избавился от прыщей, утром и вечером умываясь размолотой овсянкой. Он не боялся прослыть недостаточно мужественным, делясь с новыми приятельницами секретами красоты, некогда подслушанными у других актрис, не боялся высказывать свое мнение и, кажется, вообще не боялся ничего, обосновавшись в театре «На бульваре» без лишнего стеснения, сразу и надолго.