Лидия Чарская - 7 историй для девочек

• Название: 7 историй для девочек
• Автор: Лидия Чарская
• Издательство: Литагент «Стрельбицький»f65c9039-6c80-11e2-b4f5-002590591dd6
• Жанр: Детская проза

Перед вами уникальная подборка «7 историй для девочек», которая станет путеводной звездой для маленьких леди, расскажет о красоте, доброте и справедливости лучше любых наставлений и правил. В нее вошли лучшие классические произведения, любимые многими поколениями, которые просто обязана прочитать каждая девочка.

«Приключения Алисы в Стране Чудес» – бессмертная книга английского писателя Льюиса Кэрролла о девочке Алисе, которая бесстрашно прыгает в кроличью норку и попадает в необычную страну, где все ежеминутно меняется.

В сборник также вошли два произведения Лидии Чарской, одной из любимейших писательниц юных девушек. В «Записках институтки» описывается жизнь воспитанниц Павловского института благородных девиц, их переживания и стремления, мечты и идеалы. «Особенная» – повесть о благородной, чистой душой и помыслами девушке Лике, которая мечтает бескорыстно помогать нуждающимся.

Знаменитая повесть-феерия Александра Грина «Алые паруса» – это трогательный и символичный рассказ о девочке Ассоль, о непоколебимой вере, которая творит чудеса, и о том, что настоящее счастье – исполнить чью-то мечту.

Роман Жорж Санд повествует об истории жизни невинной и честной Консуэло, которая обладает необычайным даром – завораживающим оперным голосом. Столкнувшись с предательством и интригами, она вынуждена стать преподавательницей музыки в старинном замке.

Роман «Королева Марго» легендарного Александра Дюма повествует о гугенотских войнах, о кровавом противостоянии протестантов и католиков, а также о придворных интригах, в которые поневоле оказывается втянутой королева Марго.

Завораживающая и добрая повесть «Таинственный сад» Фрэнсис Бёрнетт рассказывает о том, как маленькая капризуля превращается в добрую и ласковую девочку, способную полюбить себя и все, что ее окружает.

---

Во время нервного кризиса, после таких великих потрясений, люди ревниво относятся к своей душевной боли, как скупец к своим сокровищам, и полагают врагом всякого, кто попытается отнять у них ее малейшую частицу.

Карл IX, отворив дверь и оставив де Нансе в коридоре, бледный и дрожащий, вошел в комнату. Ни Маргарита, ни Анриетта не заметили его, только Жийона, возившаяся с Анриеттой, привстала на одно колено и в испуге смотрела на короля. Король подал ей знак рукой, она встала, сделала реверанс и вышла.

Карл подошел к Маргарите и молча глядел на свою сестру; постояв некоторое время, он обратился к ней с такою теплотой в голосе, какой нельзя было от него ждать:

– Марго! Сестричка!

Маргарита вздрогнула и приподнялась на кресле.

– Ваше величество! – сказала она.

– Сестричка, не падай духом!

Маргарита подняла глаза к небу.

– Да, понимаю, – продолжал Карл, – но выслушай меня.

Королева Наваррская кивнула головой, давая знать, что слушает.

– Ты обещала прийти на бал, – сказал Карл.

– Мне! На бал?! – воскликнула Маргарита.

– Да, ты обещала, и тебя ждут; если ты не придешь, это вызовет общее недоумение.

– Извините меня, братец, – ответила Маргарита, – вы видите, как я страдаю.

– Пересильте себя.

Маргарита, видимо, попыталась взять себя в руки, но тотчас силы оставили ее, и она снова упала головой в подушки.

– Нет, нет, не пойду, – говорила Маргарита.

Карл сел рядом с ней и, взяв ее за руку, сказал:

– Марго, я знаю – ты потеряла сегодня друга; но взгляни ты на меня: я потерял всех своих друзей! Больше того – я потерял мать! Ты всегда могла так плакать, как сейчас; а я всегда должен был улыбаться, даже при самой сильной душевной боли. Ты страдаешь; а посмотри на меня – ведь я же умираю! Ну, Марго, будь мужественной! Прошу тебя, сестричка, во имя нашей доброй славы! Честь нашего королевского дома – это наш крест, будем же нести его, подобно Христу, до Голгофы; а если и мы споткнемся на своем пути, то снова встанем, безропотно и мужественно, как он.

– О господи, господи! – воскликнула Маргарита.

– Да, – говорил Карл, отвечая на ее мысль, – да, сестричка, жертва тяжела; но каждый приносит свою жертву: один жертвует своею честью, другой – своею жизнью. Неужели ты думаешь, что я, будучи двадцати пяти лет от роду и занимая лучший престол в мире, хочу смерти и умру без сожаления? Вглядись в меня… ведь у меня и глаза, и цвет лица, и губы умирающего; но я улыбаюсь… и, глядя на мою улыбку, разве нельзя подумать, что я надеюсь жить? А на самом деле, моя сестричка, через неделю, самое большее – через месяц ты будешь оплакивать меня, как оплакиваешь сейчас того, кто умер сегодня утром.

– Братец!.. – воскликнула Маргарита, обнимая его за шею.

– Ну же, дорогая Маргарита, одевайтесь, – сказал король, – как-нибудь скройте вашу бледность и покажитесь на балу. Я сейчас приказал отнести вам новые драгоценности и наряды, достойные вашей красоты.

– Ах! Все эти алмазы, платья… О, как мне не до них! – сказала Маргарита.

– Жизнь еще впереди, Маргарита, по крайней мере для тебя, – ответил, улыбаясь, Карл.

– Нет! Нет! Ни за что!

– Сестричка, не забывай одного: иногда достойнее почтишь память мертвых, подавив или, вернее, скрыв свое горе.

– Хорошо, сир! Я приду, – с дрожью ответила Маргарита.

Слеза набежала на глаза Карла и тотчас испарилась на воспаленных веках. Он наклонился к сестре, поцеловал ее в лоб, с минуту постоял над Анриеттой, ничего не видевшей и не слышавшей.

– Бедная женщина! – сказал он и молча вышел.

Сейчас же после короля вошли пажи, которые несли укладки и футляры.

Маргарита указала пальцем, чтобы сложили все вещи на пол. Когда пажи ушли и осталась одна Жийона, Маргарита сказала ей:

– Жийона, приготовь мне все, чтобы одеться.

Девушка посмотрела на нее с изумлением.

– Да, – подтвердила Маргарита с непередаваемым оттенком горечи, – да, я оденусь и пойду на бал; меня там ждут. Только поскорее! День будет вполне закончен: торжественное утро на Гревской площади – торжественный вечер в Лувре!

– А герцогиня? – спросила Жийона.

– О! Она счастливица! Ей можно остаться здесь; можно плакать, можно горевать, сколько захочет. Она не королевская дочь, не королевская жена, не королевская сестра – она не королева! Дай мне одеться, Жийона.

Жийона помогла ей надеть великолепные украшения и пышное платье. Маргарита никогда не была так хороша. Она посмотрела на себя в зеркало.

– Брат мой прав, – сказала она. – Какое жалкое создание – человек!

В это время вернулась выходившая в переднюю Жийона.

– Мадам, вас спрашивает какой-то человек.

– Меня?

– Да, вас.

– Кто такой?

– Не знаю, но внешность у него жуткая – от одного вида берет дрожь.

– Спроси, как его зовут, – сказала Маргарита, побледнев.

Жийона вышла и через несколько секунд вернулась.

– Он не хочет говорить свое имя, мадам, но просит передать вам это. – Жийона протянула ковчежец, который Маргарита дала вчера вечером Ла Молю.

– Впусти, впусти его! – взволнованно сказала Маргарита.

Она еще больше побледнела и застыла.

Тяжелые шаги загремели по паркету, отдаваясь в деревянной обшивке стен как бы негодующим на такой шум эхом, и на пороге комнаты появился какой-то человек.

– Ведь вы?..

– Я тот, мадам, с кем вы повстречались на Монфоконе, тот, кто привез в Лувр в своей таратайке двух раненых дворян.

– Да, да, я узнаю вас, вы мэтр Кабош.

– Палач Парижского судебного округа, мадам.

Это были первые слова, расслышанные Анриеттой за последний час. Она приподняла бледное лицо из сжимавших его рук и посмотрела на палача своими изумрудными глазами, блеснувшими, как два пламенеющих луча.

– Зачем вы пришли? – с трепетом спросила Маргарита.

– Чтобы напомнить ваше обещание самому молодому из двух дворян, тому, кто поручил мне отдать этот ковчежец. Вы не забыли, мадам, про обещание?

– Ах, нет, нет, не забыла! – воскликнула Маргарита. – Это только достойное воздаяние за высокое благородство его души; но где «она»?

– «Она» у меня дома, вместе с телом.

– У вас? Отчего же вы ее не принесли?

– Меня могли остановить в пропускных воротах Лувра, могли заставить раскрыть плащ; а что было бы, если бы под плащом нашли человеческую голову?

– Хорошо, поберегите ее у себя; завтра я за ней зайду.

– Завтра, мадам? Нет, завтра, пожалуй, будет уже поздно, – сказал Кабош.

– Почему?

– Потому что королева-мать наказывала мне оставить для ее колдовских опытов головы двух первых осужденных, которых я казню.

– О, какое святотатство! Головы наших возлюбленных! Ты слышишь, Анриетта? – воскликнула Маргарита, подбегая к своей подруге, которая вскочила на ноги, точно ее подбросило пружиной. – Ты слышишь, ангел мой, что сказал этот человек?

– Да. А что нам делать?

– Надо идти с ним.

Как это бывает при резком переходе от большого горя к реальной жизни, у Анриетты вырвался крик душевной боли.

– Ах! Как мне было хорошо: я почти умерла! – воскликнула Анриетта.

В это время Маргарита набросила на голые плечи бархатный плащ и сказала своей подруге:

– Идем, идем! Взглянем на них еще раз.

Маргарита велела запереть все двери, распорядилась подать носилки к задней калитке, взяла за руку Анриетту и, сделав Кабошу знак следовать за ними, спустилась вниз потайным ходом.

У двери внизу ждали носилки, у калитки – слуга Кабоша с фонарем. Носильщики Маргариты были люди верные – когда надо, глухи и немы, и в таких случаях не менее надежны, чем домашние животные.

Носилки тронулись в путь; впереди – мэтр Кабош и его слуга с фонарем. Так они двигались минут десять, наконец все остановились. Палач отворил дверцы носилок, а его слуга куда-то побежал.

Маргарита сошла с носилок и помогла сойти герцогине Невэрской. Только сила нервного напряжения дала возможность обеим женщинам преодолеть скорбь, сжимавшую их сердца.

Перед ними высилась башня позорного столба и походила на темного, безобразного великана, бросая красноватый свет из двух круглых слуховых отверстий на самом ее верху.

Слуга Кабоша появился в дверях башни.

– Можно войти, – сказал Кабош, – в башне все легли спать.

В это время свет, пробивавшийся сквозь два отверстия, погас.

Обе женщины, прижимаясь друг к другу, прошли под стрельчатым сводом небольшой двери и в темноте нащупали ногами сырой неровный пол. В конце огибающего башню коридора они увидели свет и, следуя за страшным хозяином дома, направились в ту сторону. Кто-то притворил за ними входную дверь. Кабош зажег восковой факел и привел обеих дам в большую низкую закоптелую комнату. Посреди нее стоял накрытый на три прибора стол с остатками ужина. Вероятно, три прибора принадлежали самому палачу, его жене и главному помощнику. На самом видном месте висела прибитая к стене грамота, скрепленная королевской печатью. Это был патент на звание палача. В углу стоял большой меч с длинной рукояткой – разящий меч правосудия. Там и сям на стенах висели лубочные изображения святых, подвергаемых различным пыткам.