Генри Хаггард - Копи царя Соломона

• Название: Копи царя Соломона
• Автор: Генри Хаггард
• Жанр: Проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9650-0092-0

Немолодой охотник Аллэн Кватермэн соглашается сопровождать капитана Джона Гуда и сэра Генри Куртиса в опасной экспедиции в раскаленную африканскую пустыню. Отважным путешественникам необходимо отыскать брата благородного сэра Генри, без вести пропавшего при поисках легендарной сокровищницы Соломона. Волею судьбы участники похода сталкиваются с непреодолимыми, на первый взгляд, трудностями. Но искренняя дружба и благородство, смелость и взаимовыручка, опыт и смекалка помогают им с достоинством выйти из всех опасных и запутанных ситуаций. Главным героям придется пройти нелегкий путь и пережить невероятные приключения, чтобы достичь таинственных алмазных копей царя Соломона.

Самый известный роман Генри Райдера Хаггарда «Копи царя Соломона» будет одинаково интересен как юному читателю, так и искушенному книголюбу.

---

На закате мы остановились, поджидая луны. Она взошла в десять часов, спокойная и прекрасная, как всегда; мы пошли дальше и, отдохнув всего только раз, около двух часов ночи, тащились всю ночь напролет, пока благодатное солнце не прекратило на время нашего мучения. Мы выпили немного воды и, совершенно измученные, растянулись на песке и скоро заснули. Оставлять кого-нибудь на страже не было никакой надобности, потому что в этой необитаемой пустыне совершенно некого и нечего было опасаться. Нашими единственными врагами были зной, жажда и мухи; но, право, я предпочел бы иметь дело с какой угодно опасностью, исходящей от зверя или человека, чем с этой ужасной троицей. На этот раз нам не удалось найти никакого гостеприимного утеса, который бы мог защитить нас от солнца, и потому около семи часов утра мы все проснулись, ощущая приблизительно то же самое, что должен испытывать кусок бифштекса, поджариваемый на сковородке. Нас пропекало положительно насквозь. Казалось, что палящее солнце вытягивает из нас всю кровь. Мы сели и перевели дух.

– Ну вас! – воскликнул я, отгоняя целый рой мух, которые весело жужжали вокруг моей головы. Они нисколько не страдали от жары…

– Могу сказать!.. – проговорил сэр Генри.

– Да, жарко! – отозвался Гуд.

Действительно, было ужасно жарко и совершенно некуда было укрыться от жары. Куда ни глянь – нигде ни утеса, ни деревца; всюду одно бесконечное пекло и страшный блеск, тем более раздражающий зрение, что горячий воздух все время дрожал и колебался над поверхностью пустыни, как над докрасна раскаленной плитой.

– Что бы такое сделать? – воскликнул сэр Генри. – Ведь этого невозможно долго выдержать!

Мы смущенно переглянулись.

– Вот что, – сказал Гуд. – Надо вырыть яму поглубже, влезть в нее и накрыться ветками кару (кустарника).

Это было не особенно заманчиво, но все же лучше, чем ничего. Мы принялись за дело и кое-как вырыли канаву футов около десяти длиной, около двенадцати шириной и около двух глубиной. Потом мы нарезали охотничьими ножами как можно больше низкорослого кустарника, залезли в свою яму и накрылись срезанными ветвями – все, кроме Вентфогеля, который, как готтентот, совсем не страдал от солнца. Конечно, таким образом мы нашли некоторое убежище от жгучих солнечных лучей, но я не могу даже описать, какова была температура в этой импровизированной могиле! Я до сих пор не понимаю, каким образом мы пережили этот день. Мы лежали все время в полнейшем изнеможении и время от времени смачивали губы водой из своего скудного запаса. Если бы мы вздумали пить сколько хотели, мы бы, наверное, уничтожили все, что у нас было, в первые же два часа, но необходимо было пить как можно осторожнее: мы знали, что если нам недостанет воды, мы сейчас же погибнем.

Но всему бывает конец, если только до него доживешь, и этот ужасный день тоже как-то дотянулся до вечера. Около трех часов пополудни мы решили, что терпеть такое мучение больше совершенно невозможно. Лучше умереть на пути, чем медленно погибать от жажды и зноя в этой ужасной дыре. Так что мы отпили понемножку из своих быстро пустеющих фляжек, в которых вода нагрелась до температуры человеческой крови, и потащились дальше.

Мы прошли уже около пятидесяти миль в глубь пустыни. На карте старого Сильвестры пустыня определена в сорок лье в поперечнике, а «бассейн дурной воды» указан приблизительно посредине. Сорок лье составляют ровно сто двадцать миль, следовательно, мы теперь находились, самое большее, милях в двенадцати-пятнадцати от воды, то есть, конечно, если эта вода действительно существует.

Все время после полудня мы плелись кое-как, продвигаясь вперед с величайшим трудом и так медленно, что проходили не больше полутора миль в час. На закате мы опять отдохнули в ожидании луны и, напившись воды, успели еще немножко поспать.

Перед тем как лечь, Омбопа указал нам на какой-то незначительный холмик, видневшийся на гладкой поверхности миль за восемь от нас. Издали он был похож на муравейник, и, засыпая, я все думал о том, что бы это могло быть.

Когда взошла луна, мы пошли дальше, испытывая ужасные мучения от жажды и от невыносимого зноя. Кто не испытал этого сам, тот не может себе представить, что мы вынесли. Мы уже больше не шли, а едва передвигали ноги, шатаясь и иногда даже падая от истощения, и принуждены были отдыхать почти каждый час. У нас едва хватало энергии на то, чтобы говорить. До сих пор Гуд болтал и шутил все время, потому что он был очень веселый малый; но теперь в нем не осталось ни капли веселья.

Наконец, часов около двух, совершенно измученные и телом и духом, мы пришли к подножию этого странного песчаного холма, который с первого взгляда напоминал гигантский муравейник футов в сто вышиной; он занимал площадь чуть не в целую десятину. Тут мы остановились и, мучимые отчаянной жаждой, выпили всю свою оставшуюся воду до последней капли. После этого мы легли. Я уже начинал засыпать, когда услыхал, что Омбопа говорит сам себе по-зулусски:

– Если мы не найдем воды, то все умрем прежде, чем взойдет луна…

Я содрогнулся, несмотря на жару. Близкая возможность такой ужасной смерти отнюдь не приятна, но даже и эта мысль не могла помешать мне заснуть.

VI Вода! Вода!

Через два часа, следовательно часов около четырех, я проснулся. Мучительная жажда снова дала себя чувствовать. Я не мог больше спать. Мне только что снилось, что я купаюсь в быстром потоке, среди зеленых берегов, под деревьями; проснувшись, я снова очутился в безводной пустыне и вспомнил, что, как сказал Омбопа, если мы не найдем в этот день воды, то непременно погибнем. Никакое человеческое существо не может долго жить без воды в такую жару. Я сел и принялся тереть свою нахмуренную физиономию шершавыми руками, с пересохшей от зноя кожей. Губы у меня засохли и запеклись, веки точно склеились, и только после сильного трения мне удалось с усилием открыть глаза.

Как только мои спутники проснулись, мы стали держать совет. У нас не оставалось ни одной капли воды. Мы трясли и опрокидывали свои фляжки, лизали пробки, но все напрасно: они были сухи, как щепки. Гуд вытащил бутылку водки, которая была у него на попечении, и смотрел на нее с жадностью, но сэр Генри поспешно отнял ее, потому что спиртные напитки только ускоряют катастрофу в подобных обстоятельствах.

– Мы непременно умрем, если не найдем воды, – сказал он.

– Если верить карте старого Сильвестры, она должна быть где-то поблизости, – заметил я.

Но мое замечание никому не доставило особенного удовольствия.

Для всех было очевидно, что этой карте нельзя доверять. Забрезжила заря, и пока мы сидели, смущенно поглядывая друг на друга, я заметил, что готтентот Вентфогель встал и пошел, не спуская глаз с земли. Вдруг он остановился, испустил странное гортанное восклицание и указал на что-то у себя под ногами.

– Что там такое? – закричали мы и все разом вскочили и подбежали к нему.

– Ну, – сказал я, – это довольно свежий след гну. Что же из этого?

– А то, что гну никогда не уходят далеко от воды, – отвечал он по-голландски.

– Правда, я совсем об этом забыл. Ура!

Это маленькое открытие вдохнуло в нас новую жизнь; удивительно, право, как человек в отчаянном положении цепляется за малейшую надежду и притом сейчас же чувствует себя чуть ли не счастливым. В темную ночь приятно увидеть хоть одну звездочку.

Между тем Вентфогель поднял свое курносое лицо кверху и начал нюхать горячий воздух, ни дать ни взять старый баран, который чует опасность. Вдруг он сказал:

– Я чую запах воды!

Тут мы просто возликовали, так как прекрасно знали, какое удивительное чутье у этого дикого народа. Как раз в эту минуту солнце взошло в полном блеске, и нашему взору представилось такое величественное зрелище, что на время мы даже забыли свою жажду.

И было от чего: не дальше как миль за сорок или пятьдесят от нас сияли Груди Царицы Савской, отливая серебром при первых лучах утреннего солнца, а вправо и влево от них тянулась на сотни миль цепь Соломоновых гор. Теперь, когда я сижу в своей комнате и стараюсь дать понятие о необыкновенной красоте и величии этого зрелища, я чувствую, что у меня недостает слов для его описания. Даже перед воспоминанием о нем я бессилен. Прямо перед нами высились две гигантских горы, которым нет подобных во всей Африке, да, пожалуй, и в целом свете, вышиной каждая тысяч в пятнадцать футов по крайней мере. Они стояли не больше как в двенадцати милях одна от другой и соединялись полосой отвесных утесов, уходя высоко-высоко за облака, во всем своем подавляющем белоснежном величии. Они возвышались, как могучие столпы гигантских врат, и своей формой были действительно похожи на женские груди. Подножия этих гор вздымались из равнины так плавно, что издали их очертания казались мягкими и изящно-округлыми; на вершине каждой горы высился маленький холмик – совсем как сосок женской груди. Холмики были покрыты снегом. Скалистая полоса, соединявшая эти горы, казалась вышиной около тысячи футов и была совершенно отвесна; а по обе их стороны тянулись ряды точно таких же утесов, прерываемых плоскими горами со столообразными вершинами, напоминающими известную всему свету гору в Капштадте. Такая форма гор вообще часто встречается в Африке.