Сергей Званцев - Были давние и недавние

• Название: Были давние и недавние
• Автор: Сергей Званцев
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1974

Ростовский писатель, драматург, прозаик и юморист, Сергей Званцев (1893–1973) известен своими рассказами о старом Таганроге, о чеховских современниках.

В книге «Были давние и недавние» собраны рассказы о прошлом Таганрога (дореволюционном, а также времен гражданской и Отечественной войн), о нравах, обычаях, быте таганрожцев — русских, украинцев, армян, греков.

Приметы дореволюционного городского быта, остроумно и живописно показанные в книге, характерны не только для старого Таганрога, но и для других городов царской России.

В книгу вошла также сатирическая повесть «Омоложение доктора Линевича».

---

— Именно. Да он и сейчас там. Меня вызвали, я записку взял — и сюда. А он ждет моего возвращения. Говорит, пустите меня в комнату, дядя обещал мне стол и дом, я потому и приехал. И насчет паспорта: отдайте, мол, мне паспорт, я дяде отошлю, он человек рассеянный, с него Маршак книжку писал!

— Тут другое интересно, — задумчиво сказал прокурор, — почему молодой человек оказался без документов?

— Забыл вроде, — вздохнул участковый. — У нас, говорит, забывчивость — это семейная черта.

Разговор был нарушен появлением эксперта.

— Да, он прав! — возбужденно воскликнул эксперт. — Вот это уж бесспорно почерк доктора Линевича! Тот же наклон букв, те же углы у «е» и «к». Да, эту записку писал доктор Линевич!

Эксперт протянул прокурору записку, написанную на обороте меню. Прокурор взял листок и еще раз кинул на него взгляд.

— Позвольте! — сказал он. — Записка датирована пятнадцатым мая, а в меню столовой ясно видна дата — двадцать второе. Так что же это выходит: доктор Линевич располагал пятнадцатого мая меню, написанным через неделю!

Эксперт перегнулся через письменный стол и впился в бумажку, которую продолжал держать перед собой прокурор. Да, дата меню не оставляла сомнений: двадцать второе мая. Почему же на обороте записан текст, датированный пятнадцатым? Любопытно, черт возьми, крайне любопытно!

— Вот что, — решительно сказал прокурор. — Записка, бесспорно, написана рукой доктора Линевича, владельца комнаты. Дату — проверим. Нет никаких разумных оснований оставлять его племянника на улице. Вы, Степан Демьянович, велите парня пустить в комнату. Если он у нас будет, так сказать, под руками, это даже облегчит решение всех загадок. Может быть, они окажутся так же просты, как и главная загадка — появление молодого человека с паспортом старика. Кстати, вы не спрашивали, почему он оказался в костюме дяди?

— Спрашивал, — ответил участковый. — Говорит, дядя подарил мне перед своим отъездом. Уж очень, мол, я ходил оборванным, пожалел дядя.

— А откуда он приехал? — не утерпел сгоравший от желания принять участие в расспросах и расследовании интересного дела эксперт.

— Говорит, из Северогорска.

— А где это?

— Наверно, где-нибудь на Севере, — предположил эксперт.

— Вы удивительно догадливы, — заметил прокурор и сказал участковому, возвращая ему записку. — Передадите управляющему домом и пустите парня в комнату Линевича. Да возьмите с него подписку, что все в комнате к приезду его дяди будет в целости и что он не претендует на жилплощадь. А Северогорск запросим. Все!

Если бы автор этих строк был поэтом, он обязательно сложил бы поэму в честь участкового: право же, многосторонняя его деятельность этого заслуживает.

Как много значит для человека человеческое обращение! А человеческое обращение — это прежде всего отсутствие формалистики. Да, конечно, законность прежде всего, по ведь недаром римляне, эти знатоки права, утверждали, что там, где применено слишком много законов, налицо беззаконие. Степан Демьянович не упоминал параграфы и статьи обязательных постановлений, нарушенных молодым рабочим, которого для смеха напоили дружки постарше в первый раз в его жизни. Участковый приходил рано утром на квартиру к родителям плохо проспавшегося парня и тихо вел разговор и с отцом, и с матерью, и отдельно с сыном. Он не говорил грубых или обидных слов, он говорил, как должен был бы говорить отец парня. Да вот беда: у отца накипело, ему тяжело и стыдно, он не может говорить спокойно. А Степан Демьянович может. И он через час уходит, оставив если не полностью утихомиренную атмосферу в квартире, то, во всяком случае, внеся изрядное успокоение.

Словом, хорош Степан Демьянович при тихой погоде. Не шелохнет, не прогремит.

Но на этот раз погода была совсем не тихая. Перед участковым стояла задача: объяснить многочисленным жильцам (это было еще не так трудно) и жилицам (вот тут-то и закавыка!), что молодой человек с рыжей шевелюрой никакой не авантюрист и не убийца, а законный племянник уехавшего на курорт дяди и что им надлежит не чинить препятствий к проживанию молодого человека в дядиной комнате.

Участковый подошел к дому, где ему предстояло произвести нелегкую операцию, и увидел у входной двери понурую фигуру Линевича, который, впрочем, очень оживился, завидев в свою очередь Степана Демьяновича. Он уже думал, что тот не вернется! А день клонился к вечеру, и проблема, где ему ночевать — неужели снова на вокзале?! — вырастала перед доктором с каждым часом.

— Да, они меня выставили, — ответил Линевич на молчаливый вопрос участкового. — Говорят, что в комнату не пустят!

— Слушайте, а куда, собственно, уехал ваш дядя? — спросил Степан Демьянович. — В Кисловодск?

— Да нет… — промямлил Линевич. — Он мне сказал — еду побродить с ружьем. Что-то, кажется, упомянул о лесах Белоруссии.

— Охотник, значит? — чуть оживился участковый. — Я и не знал этого за вашим дядей. Я сам любитель. А позвольте… Сезон охоты еще не наступил.

«На каждом шагу ловушка», — с отчаянием подумал Линевич.

— Вот этого я уж вам не скажу. Я лично не охотник. Терпеть не могу. Стрелять по невинным птицам — безобразие!

— Ну, не скажите, — возразил участковый, — если по дрофе, да к тому же если она на взлете… Впрочем, виноват, — спохватился он, — идемте в квартиру, я вас вселю.

— Да? — обрадовался Линевич. — А если они все-таки будут возражать?

— Не выйдет, — уверенно (в душе этой уверенности не чувствуя) сказал участковый, поднимаясь по лестнице.

Линевич механически вынул из кармана ключик от входной двери. Однако осторожный Степан Демьянович, подумав, попросил спрятать ключ в карман и нажал кнопку звонка.

— Входить надо с предупреждением, — наставительно сказал уполномоченный. — Особенно если противодействие.

Дверь открыла гражданка Апфельгауз-Титова. Несмотря на серьезность момента, Линевич, стоя за широкой спиной милиционера, заметил, что почтенная вдова за недолгие часы расставания успела перекрасить волосы в приятный голубой цвет.

При виде участкового она расплылась в улыбке. Тут же она заметила Линевича, и улыбка сменилась злобной гримасой, сразу же состарившей ее на десять лет, которые она тщательно пыталась многими усилиями стереть со своего лица.

— Степан Демьянович, — воскликнула она, — только не навязывайте нам этого авантюриста! Какой он племянник? Жулик он, а не племянник! Пусть скажет, куда он увез тело несчастного Петра Эдуардовича.

Она зарыдала. В коридоре появились соседи и соседки. Все обступили участкового и жавшегося к нему Линевича. Все что-то кричали. И вот тут-то Степан Демьянович и проявил себя.

— Граждане, тихо! — скомандовал он, и наступила тишина, столь же удивительная в создавшихся обстоятельствах, как внезапный переход ураганного ветра в тихий, ласковый муссон.

— Прокуратура установила самоличность этого гражданина, — продолжал Степан Демьянович, легонько подталкивая упиравшегося Линевича вперед. — Установлено, граждане, что этот товарищ действительно приходится племянником уехавшему доктору (тут Степан Демьянович покривил душой, но это была ложь во спасение!) и что зовут его, как и дядю, Петром Эдуардовичем. А по фамилии — тоже Линевич. Понятно?

Никто не отвечал. Как зачарованные, все смотрели оратору в рот. Ободренный работник милиции продолжал:

— Записку писал действительно дядя. Он пустил к себе в комнату племянника. Какое же вы имеете право препятствовать? Никакого. — Он решительно кончил: — Иначе оштрафую!

Он сделал шаг вперед. Все расступились. Держа Линевича за руку, он в полнейшей тишине дошел до двери спорной комнаты и, открыв ее, втолкнул (правда, очень деликатно и скорее символически) рыжего парня, сумевшего достичь положения, небывалого дотоле: он приходился самому себе племянником и одновременно дядей.

Участковый вошел следом и закрыл за собой дверь.

— А теперь дайте подписку, что берете на себя сохранение всех вещей вашего дяди, — с облегчением вздыхая, сказал он.

Линевич сел за стол, уверенно полез в ящик, вынул листок и написал требуемую бумагу. Степан Демьянович взял ее и, аккуратно сложив, спрятал в брезентовый портфель.

— До свидания, — вежливо попрощался он.

Но в этот момент спокойное течение событий было прервано вновь возникшим в коридоре оживлением. Кто-то энергично постучал в дверь. Линевич крикнул: «Войдите!» И в комнату вошел молодой человек в плаще, в синем берете. Линевич тотчас узнал журналиста Беседина.

Происшествие с омоложенным врачом захватило Беседина. Это было чертовски интересно. Но… В прокуратуре, куда его повела ниточка расследования, прокурор ошеломил Беседина сообщением, что рыжий молодой человек — никакой не омолодившийся доктор Линевич, а просто Линевич — племянник доктора, приехавший погостить и воспользовавшийся разрешением дяди пожить в его комнате по такому-то адресу. Выходило, что заведующий приемной был нагло обманут своим посетителем. А ведь этот рыжий парень так искренне рассказывал о своем бедственном положении омоложенного научного деятеля, так убедительно жаловался на равнодушие признанных ученых к его великому открытию! И эта десятка, которую он взял взаймы… Дешевый авантюрист, вот кто он! Словом, Беседин был не первый и не последний, павший жертвой внешне убедительных улик.