Гру Дале - Черт-те что, или Праздник первого зуба

• Название: Черт-те что, или Праздник первого зуба
• Автор: Гру Дале
• Издательство: Махаон
• Жанр: Сказка
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-18-001195-4 (рус.) ISBN 82-02-24063-8 (норв.)

Глубоко-глубоко под землёй жил чертёнок по имени Бамбуль. И была у него заветная мечта — спать на мягкой подушечке. Но чертям это строго-настрого запрещалось, отчего Бамбуль страшно огорчался, ведь спать на жёстком булыжнике ужасно неудобно. Но больше всего на свете хотелось Бамбулю, чтобы вместо детских молочных зубов у него наконец-то выросли настоящие чертячьи клыки — большие, кривые и острые. Каждое утро Бамбуль проверял, не расшатался ли за ночь хоть один зубик, но зубы, как назло, выпадать не торопились. И всё-таки день, когда исполнились все заветные желания Бамбуля, наконец настал. И в его честь устроили Праздник первого зуба.

Такую вот трогательную историю про забавного чертёнка сочинила известная норвежская писательница, обладательница национальной премии за лучшую детскую книгу Гру Дале. Это её первая книга, переведённая на русский язык.

---

— Ну что? Вкусно, да? Вкусно? — спрашивал он, клацая зубами.

Бамбуль кивнул.

— Угу, — вымолвил он наконец и посмотрел на бабушку. — Очень.

Все выстроились в очередь пробовать деликатес. Первой оказалась конечно же мамаша Бажаба. Она откусила здоровый кусок, закрыла глаза и стала медленно пережёвывать. Бамбуль слышал тихое, довольное урчание у неё в животе. Она долго сидела с закрытыми глазами и наслаждалась, и сидела бы ещё дольше, если бы бабушка Злыдневна не забрала у неё картошку. Потом её попробовали все тётушки, потом в очередь втиснулся папа и слизнул чуток своим пятнистым фиолетовым языком, потом подошли другие родичи — всего двадцать пять особ. Даже Баввану хватило, и он подцепил кусочек длинным жёлтым когтем. И вдруг папа взял последний кусочек и снова протянул его Бамбулю.

— Распробуй-ка получше, чучелко моё, — ласково сказал он и сунул лакомство Бамбулю под нос.

Нет, нет, запротестовал было Бамбуль. Первый кусок всё ещё стоял у него поперёк горла, как пробка. Он сглотнул уже четыре раза, но неприятное чувство, что он сейчас задохнётся, не пропадало. А выплюнуть драгоценное яство он тоже не мог. Бабушка смотрела на него ласково и сочувственно.

— Запей водичкой, — сказала Злыдневна и показала на скрышикап.

Бамбуль подошёл к нему, открыл рот, и тоненькая струйка потекла ему в рот. У неё был восхитительный вкус земли. Вкус песка и корней. Чистейший вкус стоялой воды, пропитанной навозом, глиной, песком. И помогло. Бамбуль сумел всё проглотить.

Тем временем вокруг стола началась толкотня и грызня. Не всем злыдням удалось попробовать невиданный деликатес: когда к едальному камню подпустили кузин, от картошки осталась только обугленная кожура. Теперь они рыдали, злились и цапались, и недовольство нарастало, слышал Бамбуль. Скоро всё закончится сварой, без которой не обходится у нечисти ни один праздник.

Бамбуль сбежал от гостей. Он столько пережил сегодня, что у него голова шла кругом. Он забился в самый дальний угол их норы, сел, прислонившись спиной к стене, и набрал полную грудь воздуха. А потом один спокойно, в своё удовольствие ощупал языком дырку от зуба. Это был кратер такого размера, что язык залез в него почти целиком. И рана ещё кровоточила. Во рту был острый вкус крови. Бамбуль сплюнул.

Послышались тяжёлые шаги. Бамбуль открыл глаза и увидел багровое лицо матери. Она оттопырила губу, открыв острые жёлтые зубы. Из ноздрей вырывался дым. Бамбуль решил не бояться её, но всё равно было страшно. В чём он провинился? Слишком рано сбежал с праздника? Сморозил глупость или опозорил семью с этим погребёнком? У Бамбуля задрожали ноги. Дрожь поднялась выше, перекинулась на загривок и руки. Бамбуль поднялся, стараясь напустить на себя суровый вид. Он хотел выглядеть бывалым, жестоким, суровым — взрослым, наконец. Только он не знал, как это делается. Может, встать на цыпочки, раздуть ноздри, выпустить дым из носа?

Пшик!

Вот и всё, что он сумел выдуть.

Плечи опустились, хвост обвис, Бамбуль сжался. Мама ощерила свои страшные зубы. «Сейчас съест», — с ужасом понял Бамбуль. Он попятился назад, но упёрся в стену за спиной.

Мама прокашлялась, харкнула, сплюнула-приготовилась говорить. Зачем-то огляделась по сторонам, словно речь шла о страшном секрете. Потом приблизила свою громадную, безобразную голову к самому носу Бамбуля и прошептала чудовищно гордо и ужасно ласково:

— Кошмарище ты моё страхолюдное! — и потрепала Бамбуля по голове, выдрав у него от избытка чувств пук волос.

— А? — отважился выдохнуть Бамбуль.

Он не знал, грозит это ему чем-то хорошим или только плохим. Звучало сладко, но Бамбуль привык на всякий случай настраиваться на худшее. Бажаба глухо хрюкнула, строго кивнула и насупила брови.

— Смотри только, чтоб у тебя брюхо от славы не пучило, — сказала она, скатывая губу.

Бамбуль быстро затряс головой.

— Нет, нет, — торопливо сказал он.

Вместо ответа Бажаба вытащила что-то из-под мышки. Это была вещь непонятная — среднего размера, коричневая и бесформенная.

— Возьми, — приказала мамаша, ежесекундно озираясь по сторонам, и сунула непонятную штуковину ему в руки.

Бамбуль схватил её, ничего не понимая. Может, надо извиниться? Или спасибо сказать? Бажаба как-то странно пошевелила губами — то ли хотела улыбнуться, то ли цапнуть его — и добавила:

— Мы хоть выспимся теперь, а то ты так ужасно плачешь во сне.

Не дав Бамбулю времени опомниться, мамаша развернулась и быстро пошла прочь, волоча за собой хвостище.

Воздух дрожал, волны жара накатывали одна за одной, и в коридорах подземья установилась такая жара, что на некоторых чертях и злыднях даже просох холодный пот. И мошки летали над самой землёй, и за ними так же низко летали ласточки. Гроза, наверное, будет, говорили люди. Многим казалось, что земля словно пышет жаром. Они разувались и ходили босиком по траве, чтобы почувствовать тепло, исходящее от земли. Это был один из тех необыкновенных дней, когда все влюбляются и рождается много детей.

Бамбуль долго ещё стоял, щупая языком дырку от зуба, грелся в оставшемся после мамы тёплом облаке и думал. Мамаша не отчитала его, не надрала уши, как изредка Баввану, не спросила даже, долго ли ещё он собирается оставаться такой пигалицей. Нет, она лишь потрепала его по голове и подарила ему что-то. Да, кстати, надо эту вещь рассмотреть. Прямоугольная. Мягкая. Довольно пухлая. И точно не живая — ни ног, ни головы. Даже шерсти нет. Сердце заколотилось сильнее. И стало нечем дышать.

— Мы сшили её из крысиных брюшек, — объяснила бабушка, когда вечером отыскала Бамбуля в дальнем углу, где он изучал своё сокровище и не услышал её шагов. — Отличная, правда?

— Это ведь подушка, да? — спросил Бамбуль. — Настоящая подушка?

Злыдневна кивнула:

— Самая настоящая. Сшитая из пятнадцати крысиных брюшек и набитая мягчайшим крысиным пушком. Мягче не бывает. У твоей мамы точно такая же. Поэтому она спит крепко, а храпит громко. Это мама попросила меня сшить тебе подушку, чтоб ты не буянил по ночам, не стонал, не рычал и не проклинал подголовыши. А теперь надо подушку проверить на деле. Тебе давно пора спать после своей Зубоночи.

Бамбуль не стал спорить, прижал к себе подушку и потрусил в нору. Он надеялся, что Бавван ещё на празднике. Но тот уже вернулся и теперь сосредоточенно жевал остатки картофельной кожуры. Бамбуля он не заметил.

Той ночью Бамбуль спал так хорошо, что даже удивился, как быстро она прошла. Голова не болела, шея не ныла. На голове не было ни шишки, ни ссадины, ни синяка, ни раны. Он долго не хотел вставать, лежал и тёрся щекой о подушку — мягкую, гладкую, пухлую. Его собственную подушку. Каждый вечер, что бы он ни сказал, ни натворил, как бы ни оплошал, она будет его ждать.

Подземье просыпалось. Где-то ворочался гоффлокк, где-то что-то упало. В коридоре сквозило. Скоро запалят огнедыры, и папа пойдёт жарить крысиные окорочка на завтрак.

Бамбуль был счастлив. Так счастлив, что готов был смеяться. Прислушавшись к себе, он вдруг понял, что у него на самом деле подвело от смеха живот. «Хи-хи!» — булькало в животе. «Ха-ха!» — и смех рвался наружу. Бамбуль стиснул зубы, но хохочущие пузырьки перекатывались в горле, щекотали язык и не помещались во рту. Как он ни старался, но это произошло: «хи-хи» сорвалось с его губ. Тихое, больше похожее на выдох, так что люди наверху ничего не заметили.

Их жизнь текла своим чередом: они переходили улицы на красный свет, разъезжали на велосипедах по тротуарам и парковали машины в неположенных местах. Урчали компьютеры, телевизоры вещали новости. Люди болтали, пили кофе (или чай, или молоко). Никто ничего не почувствовал, разве что какой-нибудь энтузиаст-краевед в далёкой деревушке записал, что в этом году кукушка куковала в конце лета, что весьма необычно.

Бабушка Злыдневна прошипела спросонья:

— Бамбуль, выпей воды.

Дьяволёнок ещё раз поцеловал свою подушечку, мягкую, как большая гладенькая щека.

— Спасибо, — прошептал он в темноту, — спасибо!

И его благодарность тут же, как шустрая моль, выпорхнула наружу. И кто-то, тоже лёжа на своей подушке и прислушиваясь к звукам нового дня, вдруг заметил, как шевельнулись занавески, и услышал что-то похожее на «спасибо», и улыбнулся простой человеческой улыбкой.

А под землёй тёрся ухом о подушку из крысиных брюшек, набитую нежнейшим крысиным пухом, счастливый дьяволёнок Бамбуль. И подушка его была такая мягкая, такая чудесная, что он лежал и улыбался — губы сами растянулись до ушей.