Константин Лагунов - Так было

• Название: Так было
• Автор: Константин Лагунов
• Издательство: Средне-Уральское книжное издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1974

В годы войны К. Лагунов был секретарем райкома комсомола на Тюменщине. Воспоминания о суровой военной поре легли в основу романа «Так было», в котором писатель сумел правдиво показать жизнь зауральской деревни тех лет, героическую, полную самопожертвования борьбу людей тыла за хлеб.

---

В комнате густой полумрак. Красноватый язычок пламени еле высовывался из фонарной горелки. Степан подошел к фонарю, выкрутил фитиль, посмотрел на стенные ходики — половина седьмого. Сладко потянулся, зевнул, покосился на скамью, с которой только что поднялся. Закрыл глаза, постоял, сонно склонив голову. Потом резко вскинул ее, тряхнул копной жестких волос.

— Вставай, Борька. Пойдем на ферму.

Лазарев рывком скинул ноги на пол, встал. Пробежал пальцами по пуговицам бушлата, проверяя, все ли они застегнуты. Засунул пустой рукав в боковой карман, хрипло спросил:

— Уже?

— Пора.

— Добро.

Убогий, запущенный вид фермы поразил Степана. Многие постройки были без крыш: солому скормили скоту. Жерди стропил походили на ребра скелетов чудовищных животных. Бревенчатый забор круто покосился и держался только на подпорках. Несколько звеньев забора были разобраны, вероятно, на топливо.

В коровнике темно и холодно. Под ногами — кочки замерзшего навоза. Когда глаза Степана привыкли к мраку, он увидел такое, от чего дух захватило и непроизвольно сжались кулаки.

В стойлах, расположенных по обе стороны прохода, неподвижно стояли заморенные коровы. Из-под кожи, обляпанной навозом и грязью, выпирали острые углы кострецов, выпячивались ребра, явственно проступали наружу позвонки. Казавшиеся непомерно большими головы безжизненно опущены. Слезящиеся глаза полузакрыты. Животные не жевали жвачку, никак не реагировали на подходивших к ним людей. Совсем ослабевшие коровы были привязаны веревками к балкам.

Потрясенный, Степан выскочил из коровника. Раскрытым ртом жадно глотнул морозного воздуха, расстегнул верхнюю пуговицу фуфайки.

Его окружили работницы фермы. Они смущенно переминались с ноги на ногу, отводили в сторону глаза.

— Кто заведующий? — резко спросил Степан.

— Я. — К нему шагнула высокая худая женщина.

Рядом с ней встала другая. Она была по плечо заведующей. Молодая, с мелкими правильными чертами обветренного лица. Поправив пуховый платок на голове, она сказала.

— Я Новожилова. Здешний парторг.

Степан помолчал, посверлил злым взглядом растерянных женщин.

— Где председатель?

— Кто его знает. — Новожилова обиженно заморгала короткими ресницами. — Целую неделю бражничает в соседнем районе. Там у него сродственники.

— В каком селе, знаете? — вмешался Борька.

— Кабы знали — давно б за ним спосылали.

— Так, — по-рыбаковски сквозь зубы отрубил Степан. — Собери в правление всех коммунистов, комсомольцев и актив. — Опустил голову и зашагал прочь от фермы.

Новожилова пошла рядом. Борька позади.

Все долго молчали. Степан сердито косился на широко шагавшую Новожилову. Вспомнились слова сторожа: «Баба молодая и вдовая». «Убили, наверное, мужа», — подумал он и сдержанно спросил:

— Солому с крыш скормили?

— Все скормили. И солому, и веники.

— Чего ж летом-то думали? Как зимовать собирались?

— Было у нас сено. Бывший председатель перед уходом в армию размотал. Продал и пропил. Сам ушел на фронт, а нас бедовать оставил.

— Надо этого паразита отозвать из армии и судить как предателя, — подал голос Лазарев.

— Некого судить. Похоронную по нему получили.

И снова долго молчали. Но теперь Степан уже не косился на Новожилову. Шел рядом с ней, подстроившись в ногу. У правленческого крыльца остановился, вполголоса спросил:

— Что будем делать?

— Не знаю, — скорбно выдохнула она. — Кабы знали, не обращались бы в райком.

Часам к десяти утра в правлении негде было повернуться. Собрались почти все колхозники. Старики и трое мужиков средних лет, то ли уже отвоевавшиеся, то ли белобилетники, дымили самокрутками.

Синельников, Новожилова и Лазарев уселись за стол, и сразу стихли голоса. Десятки настороженных глаз уставились на приезжих.

Новожилова поднялась. Глядя поверх голов, сказала:

— Чего у нас на ферме делается, сами знаете. Говорить об этом не буду. Почему так получилось, тоже знаете. Теперь надо думать, как спасать скот. Если до завтрева не достанем кормов — начнется падеж. Помощи ждать неоткуда. В соседних колхозах не разживешься: сами еле концы с концами сводят. А у нас только коров сто двадцать, да сколько молодняку, да кони. Вот и давайте решать.

Но охотников «решать» не оказалось. Все понуро молчали, пряча глаза. Напрасно Синельников с Новожиловой призывали собравшихся высказаться, поделиться мнениями, внести конкретные предложения — люди молчали.

Тогда взорвался Борис. Вскочил и, размахивая рукой, закричал:

— Молчите? Казанскими сиротами прикинулись? А где вы были, когда председатель пропивал сено? Тоже молчали? Колхозное — не ваше? Отцы наши, братья, мужья воюют, кровь и жизнь не жалеют, а мы… Это же… Это предательство, за такие дела…

Степан так дернул Бориса за полу бушлата, что парень от неожиданности плюхнулся на скамейку. Несколько мгновений молчал, ошалело глядя на необычно сурового приятеля. По лицу Степана пробежала какая-то тень, и он, повернувшись к людям, сказал с глухой болью:

— Не можем мы допустить, чтобы погибло народное добро. Это же удар в спину Красной Армии. Надо найти выход. Понимаете? Надо. И я прошу… от имени райкома, от имени всей нашей партии прошу вас, товарищи, помогите. Давайте сообща искать, вместе думать. Только не сидеть сложа руки. И мы найдем, обязательно найдем…

— Верно, паря, — сразу откликнулся рыжебородый мужик в армейском дубленом полушубке и серой солдатской шапке. — Выход завсегда можно изыскать из любого положения. Вот, к примеру, попала зимой сорок первого наша рота в окружение…

— Ну, Плесовских опять завел канитель про свою роту… — послышался чей-то насмешливый голос.

— Рота тут ни при чем, — огрызнулся рыжебородый. — Это к слову. И опять же для разгону. А выход из нашего положения тоже есть. Можно, к примеру, камыш покосить. Вона сколь его на озере. Я председателю уже говорил, а он только рукой отмахнулся — не пойдет, мол, никто. Понятно, сухой камыш — не велико лакомство, но, ежели его порубить помельче да запарить, сойдет.

— Это верно.

— Камышу у нас вдосталь.

— Коси не перекосишь.

— Сейчас отощавших коров камышом не поднимешь, — проговорила заведующая фермой. — Их надо допрежь на хорошем сене подержать. Да и кони не станут камыш есть. Надо разжиться сеном.

— Надо. Это правильно, а где его взять?

— Может быть, у колхозников попросить. Взаймы, конечно, до лета. Скот-то общественный. Не частная собственность. Народная. — Борька встал. Машинально заправил в карман бушлата выбившийся пустой рукав. Ища подходящих слов, ткнул воздух кулаком целой руки. — Неужели своему колхозу воз сена в долг не поверят?

— Пошто не поверят, — откликнулась Новожилова. — Поверят, да только нет его, сена-то. Колхозники сами с Нового года коров соломой да камышом прикармливают. Вот у единоличников есть.

— Чего и не быть, — выкрикнул кто-то. — Все лето по колкам да лесам шныряют. Там клок, тут прокос…

— Весной нам это сенцо по мешку продают, — подал голос рыжебородый. — Прямо по пословице получается: кому война, а кому мать родна…

— Постойте, товарищи. — Степан растерянно улыбнулся. — Что-то я никак не пойму. О каких единоличниках вы говорите? Разве у вас в селе есть единоличники?

Все засмеялись. Потом, перебивая друг друга, рассказали приезжим, что в деревне живут и здравствуют десять семей единоличников.

Лицо Степана просветлело.

Объявив собрание прерванным до вечера, он сказал рыжебородому:

— Идите на конюшню. Запрягайте в дровни шесть-семь лошадей — и сюда. Поедем занимать сено у единоличников и у колхозников. У кого есть — у того и займем. А сейчас создадим комиссию.

2.

Первым из правления выскочил невысокий, коренастый мужик в черном полушубке с коротенькой потухшей трубкой во рту — колхозный кузнец Клопов. Он пугливо оглянулся по сторонам и, с трудом сдерживаясь, чтобы не побежать, торопливо зашагал к своему дому. Войдя в калитку, дал волю накопившемуся нетерпению — рысцой пересек двор, влетел в избу, крикнул с порога:

— Ульяна! Улька!

Из дверей горницы выглянуло молодое заспанное лицо.

— Чего тебе? — недовольно спросила женщина, подавляя зевоту.

— Быстренько одевайся. Я за стайкой буду. Бери вилы и ко мне.

— Что случилось? Скажи хоть толком.

— Некогда лясы разводить. Собирайся живо. — И ушел, хлопнув дверью.

«Вечно с причудами, — сердито подумала Ульяна, глядя на дверь, за которой скрылся свекор, — чего взбуровился? Наскипидарили его, что ли?»

Она не спеша оделась, замотала голову полушалком и вышла во двор. Старика там не было. Ульяна просеменила за сарай и увидела свекра. Он стоял на огромном стогу и скидывал с него сено.