Амброз Бирс - Сборник фантастики. Золотой фонд

• Название: Сборник фантастики. Золотой фонд
• Автор: Амброз Бирс
• Издательство: Литагент «Клуб семейного досуга»7b51d9e5-dc2e-11e3-8865-0025905a069a
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2015
• ISBN: 9789661495431

Издание содержит произведения, по праву входящие в золотой фонд мировой фантастики. Ошеломляющая мистика Амброза Бирса, фантастические приключения Роберта Льюиса Стивенсона и Артура Конана Дойла, путешествия во времени и неведомые миры Герберта Уэллса – написанные столетие назад, эти захватывающие произведения до сих пор остаются непревзойденными образцами жанра. Именно с них началась современная фантастика!

---

Человеку, которого собирались повесить, на вид было около тридцати пяти. Судя по одежде, характерной для плантатора, он был штатским. Правильные черты лица – прямой нос, твердо очерченные губы, широкий лоб. Со лба назад зачесаны длинные темные волосы, заправленные за уши и ниспадающие на воротник ладно сшитого сюртука. Он носил усы и остроконечную бородку, но вот бакенбарды отсутствовали, глаза фермера были большими и темно-серыми, и в них светилось дружелюбие, несколько неожиданное для человека, чью шею облегала пеньковая петля. Было совершенно очевидно, это не какой-то вульгарный убийца. Законы военного времени отличаются изрядной строгостью и позволяют казнить через повешение кого угодно, понятно, что и джентльмены не являются исключением из правил.

Наконец приготовления были завершены, и двое рядовых шагнули в стороны, оттаскивая доски, на которых стояли. Сержант повернулся к капитану, отдал честь и встал за спиной у офицера, который, в свою очередь, тоже сделал шаг в сторону. После этих передвижений осужденный и сержант остались стоять на разных концах одной доски, лежавшей на трех поперечных балках-шпалах моста. Тот край, на котором стоял штатский, совсем немного не доставал до четвертой балки. Доску эта ранее удерживал своим весом капитан, теперь на его место встал сержант. По сигналу старшего по званию последний сделает шаг в сторону, доска наклонится, перевернется, и приговоренный сорвется в щель между двумя балками.

На его заинтересованный взгляд, процедура казни отличалась простотой и эффективностью. Лицо его закрыто не было, а глаза – завязаны. Несколько мгновений он смотрел на «шаткую опору», на которой стоял, а потом перевел взгляд на бурный поток, все так же пенившийся под ногами. Вот внимание его привлек кусок плавника, и несколько мгновений он провожал его взглядом, глядя, как течение уносит его прочь. Как же медленно он движется! Что за ленивая река!

Он закрыл глаза, чтобы в последний раз мысленно представить себе свою жену и детей. Вода, позолоченная лучами восходящего солнца, туман, притаившийся у берегов чуть ниже по течению, форт, солдаты, плавник – все это отвлекало его. И вдруг он услышал кое-что еще. В мысли о дорогих и любимых ворвался новый звук, который он не мог ни понять, ни прогнать – резкий, отчетливый, металлический перестук, похожий на удары кузнечного молота по наковальне, звон его эхом раздавался у него в ушах. Интересно, подумал человек, что он означает и откуда доносится – из невыразимого далека или откуда-то поблизости – казалось, звук идет отовсюду. Он раздавался через равные промежутки, но медленно, словно похоронный звон. Каждого нового удара он ожидал с нетерпением и – сам не зная почему – тревогой. Перерывы становились все длиннее: каждая новая пауза сводила его с ума. Но, потеряв в частоте, удары обретали все бóльшую силу и резкость. Они резали ему слух, словно лезвие острого ножа, он боялся, что не выдержит и закричит. На самом же деле это тикали его часы.

Открыв глаза, человек вновь увидел под собой воду. «Если бы мне удалось освободить руки, – подумал он, – я мог бы сбросить петлю с шеи и прыгнуть вниз, в реку. Нырнув, я бы избежал пуль, а потом доплыл бы до берега, скрылся в лесу и направился домой. Слава Богу, что до моего дома они еще не добрались, жена и малыши пока еще остаются вне пределов досягаемости передовых отрядов захватчиков».

Когда эти мысли, которые пришлось выразить здесь словами, промелькнули у него в голове, словно пришли извне, а не родились в ней, капитан кивнул сержанту. Тот шагнул в сторону.

II

Пейтон Фаркуар, известный и состоятельный плантатор, происходил из старинного и уважаемого в Алабаме рода. Будучи рабовладельцем и уже поэтому политиком, он, по самой природе своей, оставался сепаратистом и ярым сторонником дела Юга. Обстоятельства непреодолимой силы, излагать которые здесь нет необходимости, лишили его возможности вступить в доблестную армию, которая потерпела ряд сокрушительных поражений, что и привело к падению Коринфа, а он прозябал в праздной безвестности, хотя душа его требовала дать выход бурлящей в нем энергии, стать солдатом и найти возможность отличиться. Впрочем, он был уверен, что таковая возможность непременно представится, как представляется всем, кто ищет ее на войне. А пока он делал все, что было в его силах. Никакая служба не казалась ему незаметной и безвестной, если шла на пользу дела Юга, как и никакое предприятие не выглядело чрезмерно опасным, если их жаждала натура штатского, бывшего в душе солдатом, искренне и без особых угрызений совести смирившегося с тем отвратительным принципом, что в любви, как и на войне, все средства хороши.

Как-то вечером, когда Фаркуар с женой сидели на грубой скамейке у въезда в поместье, к воротам подъехал солдат в сером мундире и попросил напиться. Миссис Фаркуар с готовностью согласилась собственноручно услужить ему. Пока она ходила за водой, муж подошел к пропыленному всаднику и с тревогой осведомился, нет ли свежих вестей с фронта.

– Янки чинят железные дороги, – ответил тот, – и готовятся к очередному наступлению. Они уже добрались до моста через Совиный Ручей и привели его в порядок, а на северном берегу возвели форт. Комендант издал приказ, и приказ тот развесили повсюду. Там говорится, что любой штатский, схваченный на месте преступления и уличенный во вредительстве на железнодорожных путях, мостах, в туннелях или поездах, будет повешен немедленно. Я видел этот приказ собственными глазами.

– А далеко ли отсюда до моста через тот самый Совиный Ручей? – спросил Фаркуар.

– Около тридцати миль.

– По эту сторону реки есть какие-либо войска?

– Только пикет в полумиле дальше по железной дороге, да один часовой на этом краю моста.

– Предположим, какой-нибудь штатский – к тому же прилежный студиозус погибельных – сумеет обойти пикет и снять часового, – с улыбкой осведомился Фаркуар. – Чего он этим может добиться?

Солдат ненадолго задумался.

– Я проезжал там месяц назад, – ответил он. – И заметил, что во время последнего половодья под деревянной опорой на этой стороне моста скопилось много плавника. Теперь он высох и наверняка вспыхнет, как порох.

В этот момент хозяйка дома, наконец, принесла воды, и солдат жадно выпил ее. Вежливо поблагодарив хозяйку, он поклонился хозяину и ускакал. Часом позже, уже после наступления ночи, он вновь миновал плантацию, но теперь уже в обратном направлении. Он был лазутчиком федералов.

III

Падая вниз между балками моста, Пейтон Фаркуар лишился чувств и был все равно что мертв. Из этого состояния – спустя, как ему показалось, целую вечность – его вывела резкая боль в горле: он понял, что задыхается. Боль огненными волнами растекалась от шеи по всему телу, пронизывая каждую его клеточку. Она словно бы струилась по жилам, пульсируя невероятно часто. Эти волны огненного жара невыносимо раскалили его тело. А уж голову… Ту буквально распирало изнутри. При этом мысли в ней отсутствовали начисто. Мыслящая часть его «я» уже стерлась, прекратив существование, он был способен лишь чувствовать, и чувства эти превратились для него в пытку. Он сознавал, что куда-то летит. Окутанный каким-то светящимся облаком, превратившись в его огненное пульсирующее средоточие, лишившись материальности своего «я», он, словно гигантский маятник, описывал невероятную амплитуду. Но вдруг, с ужасающей внезапностью, свет вокруг него рванулся кверху, сопровождаемый громким всплеском, в ушах зазвучал пугающий рев, а вокруг стало темно и холодно. К нему вернулась способность мыслить: он понял, что веревка оборвалась, и он упал в реку. Но тяжелее дышать от этого не стало – петля вокруг шеи уже душила его, не позволяя воде попасть в легкие. Умереть от повешения на дне реки! – что может быть нелепее. Он открыл глаза и в обступившей темноте увидел над собой лучик света, такой далекий и недостижимый! Он по-прежнему тонул, лучик этот становился все тоньше и слабее, пока не превратился в слабое мерцание. Но потом он начал расти и становиться ярче, и человек понял, что поднимается на поверхность – понял с большой неохотой, потому что ему уже стало покойно и хорошо. «Быть повешенным и утонуть, – подумал он, – не так уж плохо, но я не хочу, чтобы меня, к тому же, и застрелили. Нет, меня не застрелят… Это было бы несправедливо».

Он не отдавал себе отчета в совершаемых усилиях, но резкая боль в запястье подсказала, что он по-прежнему пытается освободить руки. Он сосредоточился на этой борьбе, но как-то лениво и отстраненно, словно зритель, наблюдающий за фокусником, которого не интересует конечный результат. Какие блестящие усилия! Какая великолепная, нечеловеческая сила! Да, вот поступок, достойный восхищения! Браво!