Сильвия-Маджи Бонфанти - Сперанца

• Название: Сперанца
• Автор: Сильвия-Маджи Бонфанти
• Жанр: Современная проза
• Год: 1955

---

— Либо вы ничего не знаете, либо делаете вид, что ничего не знаете. Или же… он и впрямь не вернулся…

Оба старика искоса посматривали друг на друга из-под полей своих шляп настороженным, недоверчивым взглядом. Сама жизнь, полная разочарований, заронила эту наследственную недоверчивость в души тружеников земли.

Позднее Надален еще раз обдумал этот разговор. Бончо ему не поверил, но и он не очень-то верил Бончо.

Вернувшись домой, он никому ничего не сказал и молча поужинал.

Потом он вдруг почувствовал, что его гнетет молчание остальных. Они смотрели друг другу в лицо и, казалось, все были поглощены какой-то тайной мыслью.

Надален заерзал на стуле и, не выдержав, заговорил.

— Никто из вас не слышал о феррарце? — спросил он и обвел всех пристальным взглядом.

— О феррарце? — переспросила Берта. — Это тот, который меняет пряжу на рис?

— Нет. Не тот, — сорвалось у Сперанцы. — А кто это феррарец?

Надален с лукавым огоньком в глазах испытующе посмотрел на нее.

— Если ты не знаешь, кто он, как же ты, не задумываясь, говоришь, да еще так уверенно, что это не тот, про которого думает Берта?

Сперанца на минуту смутилась; она знала, что когда человек начинает относиться к другому с недоверием, у него обостряется наблюдательность и он становится особенно проницательным. Она было что-то пролепетала, но тут вмешалась Эмилия, крича, что в долине полным-полно и феррарцев, и романцев, и прочего люда, наехавшего невесть из каких мест, потому что война всех гонит из дому, так что совершенно невозможно уследить за всеми…

Раздражение Эмилии по такому поводу было неестественно, явно разыграно для того, чтобы поскорее оборвать разговор.

Надален медленно вышел из дому, посвистывая как всегда, но затаив в сердце глубокую грусть. Ему было горько, что женщины — он это прекрасно видел — обошли его доверием.

Когда на следующий день его остановили Элена и Тонино, жившие теперь на сыроварне, возле дамбы, старик был уже настороже. Нет, он ничего не знает о Таго. И никто в доме ничего не знает. А им он советует не очень-то верить всякой брехне и не слишком болтать самим.

Надален почувствовал, что они ему не поверили, и в свою очередь не поверил им сам, когда они сказали, что о возвращении Таго слыхали случайно.

«Все мы дети труда, — думал старик, — выкормыши нужды… Мы боролись и страдали вместе, а теперь смотрим друг на друга с опаской и никто никому не доверяет, как будто все вдруг стали шпионами!»

Он сплюнул при этой мысли и с горечью покачал головой.

Потом Джованнино сказал ему, что приехала Демориста, и старик сопоставил эту новость со всем остальным, пытаясь прийти к какому-то выводу.

А теперь он наблюдал за Сперанцей, которая собиралась в дорогу.

Она в возбуждении переставляла с места на место попадавшиеся ей под руку предметы, когда Эмилия, более практичная, вышла из соседней комнаты с двумя битком набитыми сумками, прикрытыми сверху клетчатыми платками.

— Сперанца проводит Демористу и привезет немного муки, — сказала она.

Надален посмотрел на старуху и ничего не сказал. Но Эмилию взял за сердце этот взгляд, страдальчески грустный, как у собаки, незаслуженно побитой хозяином. Она едва не поддалась порыву чувства, но во-время сдержалась.

— Не унывай, старик, — сказала она, — мука у нас в самом деле будет, и я сделаю тебе лапшу.

Потом она наклонилась к старику, сидевшему, понурив голову, и шепнула, похлопав его по плечу:

— Есть вещи, в которых мы не вольны, и тут уж приходится молчать… Хорошо бы, чтобы никто не знал, что Сперанца едет за реку.

Старик кивнул в знак согласия, потом проговорил, не поднимая головы:

— Скажи ей, чтобы она заранее придумала, что сказать, если ее остановят и захотят заглянуть в кошелки… Понятно, не на обратном пути. Для чего нужна мука и так всем известно, а вот мужская одежда…

— Чтобы обменять ее на муку, — сказала Демориста, бесшумно выросшая у них за спиной. — Одежду можно сбыть, если нет мужчины, который ее носит.

— Верно, — сказал Надален. — Верно. С вами Сперанца не пропадет. Я вижу, вы женщина умная и за словом в карман не полезете.

Сперанца была уже готова, повязалась платком, накинула шаль.

— Ну, пошли? — сказала Демориста.

Сперанца уже шагнула к двери, но Надален загородил ей дорогу.

— Ты что, забыла о Джованнино? Как же так можно уйти и ни слова ему не сказать. Он не привык, чтобы с ним так обходились, ему будет обидно…

Сперанца выбежала поискать сына.

Он сидел на берегу и рассеянно бил по воде прутом, поглощенный какой-то мыслью.

— Джованнино, — тихо окликнула его Сперанца.

Он встрепенулся.

— Джованнино, мне нужно поговорить с тобой.

Джованнино взглянул на мать, и лицо его просветлело. Ну, конечно, он знал, что так это и будет, он в этом даже не сомневался. Мать пришла сказать ему, что это из-за тех двух женщин она попросила его уйти, но что между ним и ею не может быть никаких секретов,

— Да, мама, — проговорил Джованнино, вскочив на ноги,

— Джованнино… — начала Сперанца, и в ее голосе прозвучала нотка грусти. — Я должна покинуть тебя на несколько дней.

— Что случилось, мама? — спросил юноша, и улыбка на его лице сразу исчезла. — Какая-нибудь неприятность?

Сперанца почувствовала тревогу в голосе сына, и сердце у нее переполнилось нежностью. Она провела рукой по его волосам и сказала с улыбкой:

— Бог мой, как же ты вырос. Еле дотянулась!

Джованнино тоже улыбнулся, но не забыл о своем вопросе.

— Что случилось, мама? Куда ты должна ехать?

— Вот что… — Сперанца колебалась. Она никогда не говорила сыну неправды, да в этом никогда и не было надобности. Но теперь всюду подстерегала опасность, а Джованнино был не из осторожных. Она не должна была подвергать его риску, не должна была внушать ему тревогу.

И все же было бы нехорошо солгать ему на прощанье.

— Вот что, Джованнино, — снова начала Сперанца, — я чуть было не сказала тебе неправду. Но мне это не по нраву. Я никогда не обманывала тебя, сынок, не хочу обманывать и сейчас. И ту ложь, которую я собиралась сказать тебе, ты от меня не услышишь.

Сперанца улыбнулась и снова поворошила ему волосы.

— Но ты должен мне верить, — продолжала она. — Есть одна вещь, о которой я пока не могу тебе рассказать. Это не недоверие, сынок, это предосторожность. Не спрашивай меня ни о чем — так будет проще. Хорошо? Поменьше бывай на людях в эти дни и веди себя тише. Не обращай внимания на разные слухи, и если тебя спросят обо мне, по возможности не говори, что я уехала, а уж если придется отвечать, скажи, что я поехала к родственникам в Романью. И ни в коем случае ничего не говори о Демористе.

— Мама, что за беда приключилась?

Джованнино схватил мать за руки, и вся его до обожания страстная любовь к ней отразилась на его юном лице, неспособном скрывать чувства.

— Никакой беды нет, Джованнино, Наоборот, случилось что-то очень хорошее. Но время сейчас трудное, и надо быть осторожным. Я уеду ненадолго… Возможно, только на два дня… Но если я задержусь, не беспокойся. Поездки теперь — дело нелегкое. Всегда могут возникнуть какие-нибудь помехи… Будь умным и не отходи далеко от дома. В долине — немцы, а ты уже входишь в возраст, скоро тебе призываться. Лучше на глаза им не показывайся…

Джованнино нетерпеливо тряхнул головой:

— Скажи же, наконец, в чем дело!

— Я все сказала, сынок. Ты не ребенок, и нечего тебе капризничать. Если Сперанца говорит, что так надо, ты должен ей верить…

— Ты говоришь, что я уже не ребенок, а обращаешься со мной, как с ребенком…

— Я буду обращаться с тобой, как с мужчиной, сынок, и, может быть, очень скоро мне придется сказать тебе, чтобы ты действовал уже как мужчина…

Сперанца машинально продолжала ворошить его волосы, но взгляд ее был печальным, и она избегала смотреть на сына.

— Сперанца! — позвали ее из дома.

Женщина обняла юношу, потом резким движением отстранила его от себя и пошла к дому.

— Мама! — крикнул ей вслед Джованнино.

Сперанца остановилась; с минуту она стояла не двигаясь, потом обернулась и посмотрела на сына.

Джованнино улыбался и, сжав кулаки, потрясал ими над головой.

— Счастливый путь, Сперанца! — крикнул он.

Сперанца засмеялась, помахала ему рукой и убежала, глотая душившие ее слезы.

Глава пятидесятая

Сперанца вышла из-под темных арок полуразрушенного моста, и над ней, мерцая, в воде распахнулось небо. Этот мрачный переход среди развалин всегда внушал Сперанце безотчетное чувство тоски, которое тотчас исчезало, едва она выходила из тьмы в сияние лунной ночи.

Многие месяцы по два, по три раза в неделю Сперанца ходила за реку и возвращалась назад, но лишь на этом переходе ею овладевала тревога.