Брайан МакГриви - Хемлок Гроув [любительский перевод]

• Название: Хемлок Гроув [любительский перевод]
• Автор: Брайан МакГриви
• Жанр: Ужасы и Мистика

В Хемлок Гроув семейство Годфри является почти градообразующим, молодой его представитель – Роман – избалованный и привлекательный молодой человек со странными и порой пугающими наклонностями. Питер Руманчек – молодой цыган, недавно приехавший в этот городок и сразу ставший объектом слухов. Внезапно город сотрясает трагедия – найден труп, точнее его часть, молодой девушки, изодранной неизвестным зверем. И Питер, и Роман жаждут найти убийцу и объединяются для расследования. Вскоре этот союз перерастает в странную дружбу, и молодые люди узнают, что город, в котором они живут, не так прост, как кажется.

В 2012 году по книге был снят одноименный сериал.

---

– Знаешь мое имя? – спросил он.

– Да – ответила она. Было бессмысленно говорить иначе, все знали его имя. Он посмотрел на нее:

– Нет, не знаешь.

Болезненное Любопытство

Подробности появились на следующий день. Покойной оказалась Брук Блюбелл, девушка из Пенроуз, соседнего городка. То есть, найденная ее часть. Подкожные раны и укусы соответствовали следам от нападений диких животных, но судмедэксперт не мог определить каких именно – койотов, медведей, горных львов. Убийство не рассматривалось, но слухи не были столь однозначными. Изнасилование, сатанинский обряд, и ряд других, таких же безумных… Во время урока физкультуры, Алекс Финстер, зная, что Питер в радиусе слышимости, сказал, что слышал, якобы это были цыгане, гребаные цыганские каннибалы, для которых она была как курица по вкусу.

– Вообще-то, человеческое мясо больше похоже на бекон, – сказал Питер.

Эшли Валентайн посмотрела на него с отвращением.

– То есть, так говорят, – добавил Питер.

В главном корпусе Питер столкнулся с проректором Спирсом, выходящим из уборной факультета. Проректору Спирсу никогда не было что сказать Питеру. Он был счастлив претворяться, что Питера и вовсе не существует, пока Питер не давал ему никаких оснований для обратного. Ни один из них не был против этого соглашения. Но этим утром, он многозначительно посмотрел на Питера и сказал:

– Это просто ужасно, не так ли?

Питер кивнул: Просто ужасно.

– В такой день и в таком возрасте.

Питер покачал головой: Такой день. Такой возраст.

– Подобные вещи заставляют задуматься, – сказал проректор Спирс.

– Скорее всего, это был медведь, – ответил Питер. – Бьюсь об заклад, это медведь.

Идя дальше по коридору, Питер чувствовал глаза мужчины меж своих лопаток, словно это были уколы булавкой.

Он подошел к своему шкафчику. На другой стороне секций было некое подобие разговора. Он остановился, словно не мог сопротивляться, быть вовлеченным не в свое дело, и прислушался.

Ибо Агнец, Который среди престола, будет пасти их, и водить их на живые источники вод…

Он продолжил свой путь, пройдя мимо двух девушек и миссис МакКоллум, стоявших со склоненными головами. Глаза миссис МакКоллум были открыты, готовые к преследованию за это смешение церкви и государства, и направлены на Питера, полыхая возмущением. Смутившись, Питер поднял большой палец вверх. Миссис МакКоллум закрыла свои глаза, раздраженная предполагаемым сатанинским благословением подростка.

… и отрет Бог всякую слезу с очей их.

За три недели, предшествовавшие обнаружению останков Брук Блюбелл из Пенроуз, Питер так и не завел друзей, умудрившись потерять одного.

Питер и Линда Руманчек переехали в Хемлок Гроув в середине лета. Двоюродный брат Линды, Винс, погиб от алкогольного отравления и оставил свой трейлер на отшибе города другой двоюродной сестре, Руби. Но Руби только вышла замуж за владельца ломбарда, который посещала, и не нуждалась в использовании настолько плебейского жилья. Итак, она передала его Линде в обмен на полпачки сигарет и массаж. Руманчеки предпочитают благотворительность торговле, к тому же Линда мастерски делает массаж. Время было достаточно благоприятным. Линда и Питер жили в малюсенькой квартирке в городе около двух лет и уже устали от этого. Два года, неестественно долгий срок – находиться на одном месте – для Руманчеков; это дает косность мышления.

Хемлок Гроув на момент написания этих строк был меняющимся городом. Его прошлое: Замок Годфри, долгое время это было разговорным названием среди металлургов, для располагающегося на берегу реки, забитого ставнями и полуразрушенного завода в поле, испещренном золотистыми и белыми золотарниками и анютиными глазками. Сталелитейная Компания Годфри, основанная в 1873 году Джейкобом Годфри, в свой расцвет располагала нарядами на сталь, охватывающими 640 акров и требующими найма 10 тысяч рабочих для усилий по постройке страны в двух осях – вертикальной, в Манхэттане и Чикаго, с высококачественной сталью из мартеновских печей, и горизонтальной, на западе с его железной дорогой из Бессемерских преобразователей: мембраной, образовавшейся между небом и землей, окутавшей солнце в облака черной пыли, что заставляла жен сталеваров развешивать белое белье внутри дома и покрывала зубы скота стальными опилками на многие мили вперед. Но теперь это старое, мертвое здание, мешающее расти цветам. Его будущее: здравоохранение и биотехнологии, два крупнейших работодателя в Долине Пасхи теперь – Больница Хемлок, ведущее психиатрическое учреждение региональной системы университетов, и следующее – частный Институт Медико-Биологических Технологий, управляемый Годфри. Последнее – ублюдок сталелитейного искусства, 480 футов несоответствия из стали и стекла, чей пик, самая высокая точка в округе. В разговорах его зовут Белой Башней, поскольку за двадцать лет своей работы он ни разу не потемнел. Итак, спустя столетнее наследие промышленного города, большинство в Хемлок Гроув превратились в безупречных представителей среднего класса. Но, в то время как кровь индустрии могла высохнуть, шелуха, как Замок Годфри, стояла по-прежнему. Сортировочные станции, шахты и выброшенные на берег угольные баржи: все демонстрировали степень заброшенности и распада, с прожилками слез ржавчины, они контрастировали с лесопосадками, деревьями и реками и холмами, день ото дня выделяясь на фоне гниющего экзоскелета империи Годфри, трухлявых церквей, ушедших тем же путем, что и сгинувший рабочий класс.

Так почему бы и нет? Смена обстановки. Трейлер Винса Руманчека располагался в лесистом тупике в конце Киммел Лэйн, вниз по холму от Килдерри-парк и прямо за дорогой – традиционным разделителем между служащими и управляющими, по сей день говорящим о социально-экономическом статусе. Но, тем не менее, все же лучше выбраться из города и дать своим мыслям некий простор. Ближайшими соседями была пожилая пара, Вендаллы, живущие полумилей выше в доме над прудом, в котором Питер иногда плавал голым поздно ночью. Вендаллы были довольно любезными. Приносили приветственные бисквиты и осыпали Винса эвфемистической похвалой – чуть ли не присвистывая – и скрывали свой дискомфорт от татуировок Руманчеков. По крайней мере, тех, что они видели. Они оставались спокойны даже к толерантности Линды, касательно семантических диспутов ее сына с определением Содружества здравоохранения Пенсильвании о «незначительном» количестве алкоголя – он выражался в количестве Будвайзеров, приконченных им за время их короткого визита – и к тому, как мало провокационной лености Питера, было достаточно ей, чтобы начать осыпать его проклятиями на старинном языке, или к удушающе-близким объятиям, которыми она наградила каждого из них перед их отъездом. (Впервые, когда я ощутил на себе объятия Линды, мне на ум пришло чувство, словно она пытается выдавить остатки зубной пасты из моей макушки.)

Несколькими днями позже их навестила внучка Вендаллов, Кристина. Кристине было тринадцать, но она выглядела младше своего возраста. Девочка с облезлым лаком на ногтях и худыми коленками и черными, как гнездо ворона волосами, обрамляющими ее лицо, словно бледное яйцо. Кристина была одновременно молода и взросла для своих годов; она никогда не проявляла, перехватывающего дыхания, любопытства ребенка, свойственного всем, кто познает вселенную – Что это? Откуда это взялось? Почему это похоже на то и ни на что другое и как это работает с другими вещами? Почему? Почему? Почему? – и единственная личность ее возраста, которая знала, что хочет быть никем другим, кроме как русским романистом. Естественно, она считала необходимым испытать эти непостижимости из первых рук, и не разочаровалась. Какие странные и захватывающие, эти Руманчеки! Ее собственные родители были аналитиками службы поддержки в городской фирме, и что этот образ жизни свободы и пантеистической непочтительности существовал и был, в какой-то мере, допустим, сбивал ее с ног. Особенно она удивлялась Питеру, настоящему цыгану примерно ее возраста.

– Полукровка, – поправил он ее. Николай, его дед, был чистокровным румынским Калдерашем с Карпатских гор, но после эмиграции женился на женщине гаджо.

– Что все это значит? – спросила Кристина.

– Значит, что нашему роду вечно суждено скакать по земле на двух лошадях с одной задницей, – ответил Питер.

Это задало тон их отношений: ее конфуз от того, о чем он говорит, и нескрываемое удовольствие, что он от этого получал. Половину времени она не понимала, о чем он говорит, а другая половина, просто сбивала ее с толку. Например, связка сухого чертополоха и золототысячника, висевшая над дверью, как он сказал ей, служила средством от Злого Глаза. Но – чьего?