Брайан МакГриви - Хемлок Гроув [любительский перевод]

• Название: Хемлок Гроув [любительский перевод]
• Автор: Брайан МакГриви
• Жанр: Ужасы и Мистика

В Хемлок Гроув семейство Годфри является почти градообразующим, молодой его представитель – Роман – избалованный и привлекательный молодой человек со странными и порой пугающими наклонностями. Питер Руманчек – молодой цыган, недавно приехавший в этот городок и сразу ставший объектом слухов. Внезапно город сотрясает трагедия – найден труп, точнее его часть, молодой девушки, изодранной неизвестным зверем. И Питер, и Роман жаждут найти убийцу и объединяются для расследования. Вскоре этот союз перерастает в странную дружбу, и молодые люди узнают, что город, в котором они живут, не так прост, как кажется.

В 2012 году по книге был снят одноименный сериал.

---

В спальне Лита легла рядом с Питером и закинула руку и ногу поверх его тела, суеверно ограждая собой от постороннего мира.

Он снова ткнул языком в отверстие в щеке. Лита возмутилась:

– Прекрати так делать. Я вижу, что ты это делаешь.

Питер взглянул на нее. Забавная маленькая девочка, которая вложила всю свою любовь между ним и избиением, еще неизвестно чем это все могло закончиться. Одним из главных критериев Николая в определении качества женщины был: поможет она или нет при перестановке мебели. Он имел в виду не какие-то женские дела, типа перенести лампу или коробку с посудой, но чтобы она наравне с мужчинами сжала зубы и тянула диван. Что бы ты сказал на это, Ник?

Но этот факт напомнил ему о том, чего он избегал сказать ей в последнее время. Он должен сказать ей, что произойдет завтра ночью и ей это не понравится. Ей не понравится услышать такое не больше, чем ему – говорить ей об этом. Но это не меняет факта, что ему нужно все рассказать, и ожидание сделает все только хуже. Он закрыл глаза и вдохнул аромат ее волос. Еще минуту.

В дверь постучали. Линда и Оливия вошли вместе. Они согласились, что Питеру может быть не безопасно оставаться здесь.

– Полная луна может привести сюда людей, – сказала Оливия.

Питер кивнул, не в состоянии противиться такому несчастливому стечению обстоятельств. Он поднялся и начал упаковывать рюкзак необходимых вещей для ночевки в Доме Годфри.

* * *

Оливия выделила Питеру гостевую спальню. В углу находилось старинное зеркало, установленное на деревянном цапфе и наклоненное немного вверх. С того места, где стоял Питер, в нем отражался висящий на стене портрет пожилого человека с ястребиным лицом и зелеными глазами, он улыбался так, словно только что воткнул вам нож в сердце, а вы и не заметили.

Оливия положила руку на плечо Литы.

– Я возьму на себя смелость самой позвонить твоему отцу.

Повернувшись к Питеру, она поглядела на его искаженное лицо. Он не мог прочесть выражение ее глаз за солнцезащитными очками. Она прикоснулась пальцами к его лицу, но он не вздрогнул. Небольшое знание о ее прикосновении не навредит ему.

Она вышла, дав им несколько минут наедине.

– Мальчишки… – сказала она на выдохе, выходя. – Мальчишки…

Питер смотрел в зеркало. В такие моменты его Свадистхана посылала ему странные и высокочувствительные сигналы, но он был рад, что они никогда не добирались до его Третьего Глаза. Третий Глаз всегда прорывался, в удручающе буквальном смысле. Но завтра ночью произойдет то, что неизбежно должно случиться с тех пор, как Роман позволил себя арестовать. На самом деле, это было неизбежно с той ночи, когда они нашли Брук Блюбелл. Он должен найти варгульфа, выследить его и вырвать ему глотку. Это делало его слабым, и он хотел просто лечь, но продолжающаяся боль от побоев держала его на ногах. Боль не дает ничего, кроме ощущения приоритетов. Сейчас он желал, чтобы его Третий Глаз показал ему, как гадалка через хрустальный шар, каким будет мир на утро послезавтра, но все, что он видел – это собственное уродливое, избитое лицо. В зеркальном отражении руки обвились вокруг его груди и сцепились в замок.

– Пойдем, навестим его, – сказала Лита.

Они поднялись на чердак. Шелли находилась внизу; когда она не спала, то охраняла приватность брата. Он лежал подле окна. Пара совиных глаз, мерцающих между деревьями, блестела неустанным бдением. На голове Романа отросло больше натуральных черных волос, и его щеки покрывала неровная щетина.

Лита опустилось рядом с ним на колени.

– Я даже не знала, что он красит волосы, – она смотрела на его лицо. В лунном свете можно было различить крошечные капилляры в его глазах.

– Если ты соберешься сбежать отсюда, ты мне скажешь? – спросила она.

– Я не сбегу, – ответил Питер.

– Я с тобой, если сбежишь, – произнесла она.

Он поглядел в окно на диск луны.

– Я недостаточно быстр, чтобы обогнать ее, – сказала он.

Она посмотрела на ротер в ухе Романа и поняла, что грядет нечто большее, и она будет это ненавидеть так же сильно, как ненавидит, что ее лучший друг в коме, и что ей пришлось смотреть, как избивают ее первого парня, которого она любит всем своим телом. Она знала: что бы он ни собирался сказать, это будет так же ужасно, потому она сосредоточилась на светящемся медицинском приборе в ухе Романа и ждала.

– Я хочу, чтобы ты пообещала мне кое-что, – начал Питер. – Завтра ночью, мне нужно чтобы ты пообещала, что до захода солнца ты будешь сидеть с кем-нибудь дома, и что бы ни произошло, ты не выйдешь до самого восхода. Всю ночь.

– Что ты собираешься делать? – спросила она бессмысленно. Она точно знала, что он ответит, и то, что он произнесет это вслух, ничего не исправит, значит, нет необходимости слышать это.

– Я собираюсь убить его, – сказал он.

Она едва могла слышать дыхание Романа, выходящее из его носа.

– Ты же понимаешь, что ты просто человек? – спросила она. – Как и все мы. Мы просто люди.

– За час до заката, – начал Питер. – Ни при каких обстоятельствах не покидай дом. И ни при каких обстоятельствах не позволяй никому войти.

– И что потом? В следующий раз я увижу тебя в тюрьме? Или на твоих похоронах? Я вообще увижу тебя после этого?

У Питера не было ответа на ее вопросы, а они сыпались так быстро, что его разум не поспевал обрабатывать ответы.

– Я думаю, ты полон дерьма, – сказала она. – Я думаю, в вас обоих полно дерьма. Ты думаешь, я единственная, кому нужна защита? Ну так, посмотри на себя. Что должно случиться, чтобы ты понял, что это не какая-то игра? Это жизнь.

Питер все не отвечал: не потому, что не было ответа, но потому, что слишком устал, чтобы слушать самого себя. То, что произошло в две последние луны, случится снова завтра ночью, и весь город знал это. Только, если он не убьет зверя. Этому существу было известно, кто он, – и он не мог ничего исправить, чтобы не быть частью всего этого. Только если он не убьет его. В нем теперь сидел страх куда глубже страха клетки: он боялся, что с ней случится то же, что произошло с двумя другими девушками, боялся, что она будет еще жива и увидит, как клыки и когти вгрызаются в ее живот, рвут на части, с едой в желудке, младенцем и дерьмом, пока вся жизнь не вытечет из нее. Только если он не убьет его. Эта жизнь – игра, с самыми высокими из возможных ставок, и потерять их  было выше его понимания. Он не был убийцей, он не хотел никого убивать, к черту все эти убийства.

Он поискал что-то хрупкое, но не ценное, просто, чтобы показать. Он выбрал настольную лампу и швырнул ее об пол. Лита испугалась этого насилия, достигшего желаемого эффекта, и он ненавидел этот эффект.

– Либо ты сделаешь так, как я говорю, либо ты никогда меня больше не увидишь, маленькая тупая сука, – произнес он.

Снаружи показался проблеск света; приехал ее отец. Лита отпустила руку Романа и стерла слезы со своих щек. Она встала и поправила юбку, посмотрела на Питера. Ее заплаканные глаза Годфри были красными и зелеными, как самое ужасное в мире Рождество.

После ее ухода Питер присел на кровать Романа. Положил руку ему на голень и потряс.

– Тут никого, кроме нас, цыплят, – сказал он.

Раздался скрип, он обернулся и обнаружил Шелли, стоящую в дверном проеме, но не осмеливающуюся вмешаться. Она смотрела на разбитую лампу, но ей не нужны были доказательства, чтобы понять – кому-то здесь причинили боль. Питер молчал. Он наклонился и снял один ботинок, затем другой. Подбросил ботинок в воздух, затем второй, и она наблюдала, завороженная элегантностью, с которой он жонглировал в темной комнате.

* * *

На следующее утро Питер проснулся от толчка своей матери. Его щека была пурпурной, на губе запеклось темное пятнышко, отпечатавшееся ночью на подушке. Он хотел  бы чувствовать себя лучше, чем прошлой ночью, к тому же  рядом была мама, но его чувства не изменились. Вчера случилось, равно как и сегодня вечером случится, и ничто не изменит эту огромную черную дыру неудачи.

– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовалась она.

– А как я выгляжу? – ответил он вопросом.

Она натянула рукав  на ладонь и вытерла его губу.

– Завтрак, – сказала она.

Оливия дала Линде власть над кухней, что тут же выразилось в куче предложений по готовке блюд. Бывали времена, как эти, требовавшие от нас величайшей силы и сдержанности, и это чуть не убило Линду прошлой ночью, ведь она не могла накормить своего ребенка. Шелли старалась есть с чрезмерной деликатностью, чтобы компенсировать тягу к пище вследствие нервозности, тем не менее, ее ложка слишком часто стучала о края стоявшей перед ней чашки с манной кашей. Когда их глаза встретились, Питер наклонил голову на  один бок и приподнял бровь с другой стороны, вызвав слабую улыбку, но, когда он попытался улыбнуться в ответ, то смог лишь поморщиться из-за распухшего синяка. В это вмемя Оливия, спрятавшись за улыбкой в глазах, весело сплетничала о недавнем скандале с участим знаменитости, словно была рада, что обычная рутина внезапно прервалась. Питер не знал, что заставило упыря стать неожиданно гостеприимной, и ему было все равно.