Александра Толстая - ДОЧЬ

• Название: ДОЧЬ
• Автор: Александра Толстая
• Издательство: Книга
• Жанр: Биографии и Мемуары

Удивительная биография дочери Л. Н. Толстого Александры. В первую мировую войну — сестра милосердия на фронте. После революции — полномочный комиссар Ясной Поляны, хранитель Музея–усадьбы. Затем — узница Лубянки. Ее лагерные записи — редкое свидетельство очевидца.

Вторая часть книги — рассказ о Японии, куда А. Л. Толстая выехала в 1929 г. с лекциями об отце. Воспоминания об Америке, где А. Л. Толстая жила с 1931 г., где создала Толстовский фонд. В книге даны яркие портреты крупных исторических личностей, с которыми пересекались пути автора: Луначарский, Калинин, Сталин и др.

Печатается по изданию: Александра Толстая. Дочь. Издательство «Заря» (Канада) 1979

---

К концу 1920‑х годов небосклон все больше заволакивали грозные тучи, усиливалось государственное вмешательство в повседневную жизнь толстовской вотчины, а местные руководители, в большинстве своем необразованные и некомпетентные, всячески препятствовали миссии «хранителя». Дочь Толстого изнемогала от борьбы с ними, от частых поездок в Москву с жалобами, хлопотами, доказательствами своей правоты. «Мы живем тяжко, очень тяжко, — признавалась Александра Львовна в письме от 18 декабря 1928 года из Ясной Поляны другу детства А. И. Толстой—Поповой. — Необходимо большое напряжение сил, чтобы вести работу. Главное, уж очень низка культура тех, которые здесь имеют большую силу. Все, что более или менее культурного, — в центре, а у нас — что остается» (ГМТ). Спустя некоторое время она поведала все тому же корреспонденту о своем смятении: «Я ухожу из Станции. Пока остаюсь в музее, но не знаю, надолго ли. Работать нельзя. Больше всего хочу свободы. Пусть нищенство, котомки; но только свободы. Я много занимаюсь, есть у меня грандиозные планы, связанные не с моей службой, а с моими личными работами» (ГМТ).

Призрак желанной свободы вдруг возник перед ней, когда из Японии пришло приглашение выступить с лекциями о Толстом, которое после предоставленного отпуска и официального разрешения Александра Львовна приняла. Мысленно произнеся: «Прощай, Ясная Поляна! Прощайте, мои любимые, близкие люди! Прощай все, что было у меня дорогого и светлого! Прощай, Россия!» — она осенью 1929 года покинула Родину, еще точно не зная, на год или навсегда. Дочь Толстого отчетливо сознавала, что ситуация в стране резко меняется: жестокость и насилие повсеместно становятся орудием власти. Недаром ее книга «Проблески во тьме» завершалась двумя главами: «Начало сталинской политики» и «Прощай, Россия», глубинно между собой связанными.

Толстовское исключительное народо– и человеколюбие, сформировавшее его социальную и бытийную философию, христианскую в своей основе, были усвоены дочерью Сашей, отложились в ее миросозерцании, стихийно–демократическом и гуманистическом. Ей была чужда эгоистическая сословная психология, она находила несправедливым социальное неравенство, не горевала об утрате титула и господских привилегий и, в отличие от многих современников, не оплакивала конец «старой России». Возражая одной японке, заявившей графине, что ее критика «большевизма» вызвана тем, что у нее «революция все отняла», заметила: «Революция дала мне все; научила работать, дала мне положение, хорошее жалованье… Но не во мне дело, дело в миллионах рабочих и крестьян». Здесь все правда. Александра Толстая судила новый режим власти и сталинскую политику с точки зрения народа в целом и особенно «земледельческого сословия», «адвокатом» которого являлся ее отец. Подобно ему, она также «чувствовала» «в этом мужике под простой корявой оболочкой духовную мощь, подлинную веру, красоту» и не могла примириться с его горькой судьбой, массовым истреблением. А ведь Александре Львовне довелось присутствовать при драматических сценах раскулачивания с детства знакомых ей яснополянских крестьян, их выселения из отчих домов, родных углов, ограбления, унижения, издевательства над ними. Пришлось ей, путешествуя по Северу, под Кандалакшей увидеть, как «красноармейцы гнали группу оборванных, замерзших людей» и как «страшно было смотреть на эти распухшие, посиневшие от холода лица, на выражение глубокого страдания на них», замечать разрушенные храмы. А каково было ей, дочери автора «Не могу молчать», которую пять раз арестовывали, водили на допрос к «самодовольному упитанному» следователю Я. Агранову и в суд, где обвинительную речь произнес прокурор Н. Крыленко, каждый день узнавать о все новых и новых арестах, судах, казнях ни в чем не повинных людей. Жертвами этой мощной волны репрессий оказались видные представители русской интеллигенции: известные ученые, университетские профессора, редактора журналов, публицисты, литераторы, священнослужители, некоторые из них близкие по духу, вхвдившие в ее круг общения. Не оставалось никаких сомнений в том, что заповедь «не убий» здесь предана забвению.

С большим волнением покидала дочь писателя родину, еще не отказываясь от мысли снова очутиться в Ясной Поляне, занять свое прежнее место в музее, и в нескольких обращениях в Наркомпрос просила продлить срок пребывания в Стране восходящего солнца, в чем ей не отказывали. Но хранитель толстовских учреждений просила также «дать ей обещание, что школа и музей будут вестись на тех же началах, как это было при Ленине», то есть не будет «вестись антирелигиозная пропаганда», не станут «учить ребят обращаться с оружием» и «распространять антитолстовское учение». Уклончивые ответы наводили на грустные размышления, и в феврале 1931 года, отбросив мучительные колебания, Александра Толстая отправила в Москву официальное заявление о том, что «в данное время от возвращения на родину воздерживается». Все же надежды, что там, дома, климат переменится, долго не оставляли ее, поэтому лишь в 1941 году она приняла американское гражданство, отказалась от графского титула и окончательно отчалила от родного берега.

Вместе с А. Л. Толстой в Японию выехала ее друг Ольга Петровна Христианович со своей дочерью Машей. Жизнь изгнанников в Японии, затем и в Америке типична для эмигрантов: бездомность, хроническое безденежье, поиски заработка, неустроенность, да еще и языковой барьер, зачастую и отсутствие контакта с аудиторией. Нет, до идиллии далеко, но зато было обретено самое главное — свобода действий, слова, совести, жизнь по своей выстраданной, унаследованной от отца правде. Как в Японии, так и в Америке Александра Львовна много времени уделяла чтению лекций о Толстом, его жизни, «уходе и смерти», его мировоззрении, а также о своей многострадальной отчизне, сдавленной в железных тисках авторитарной сталинской диктатуры, о ее национальной трагедии.

Выступала она в больших и малых городах, в колледжах и университетах, перед интеллектуалами и рабочими, пожилыми и молодыми. Жить же она предпочитала по–яснополянски, скромно, «опрощенно», подальше от больших городов, на фермах, напоминающих мужицкий двор, на природе, занимаясь тяжелым крестьянским трудом. Она даже и внутренне и внешне походила на ту давнюю Сашу, что запечатлена на известной фотографии, где она стоит возле отца. «Что–то еще оставалось в ней от той, в пенсне на цепочке, толстоносой, перетянутой широким поясом с огромной пряжкой»[10], — прозорливо заметила Н. Н. Берберова, несколько раз гостившая в загородном домике Александры Толстой.

Почти десять лет бытие чужестранки оставалось неизменным, разве что приходилось переселяться с одной фермы на другую, но весной 1939 года, по ее признанию, «начался новый очень важный этап»: по инициативе группы эмигрантов (среди них — графиня С. В. Панина, С. В. Рахманинов) основан «Комитет помощи всем русским, нуждающимся в ней», названный в память Льва Толстого «Толстовским фондом». Возглавив его, дочь писателя снова вступила на путь благородного служения милосердию, добру, всячески облегчала участь эмигрантов так называемой первой волны, очутившихся за рубежом в ранние послереволюционные годы, в массе своей терпевших страшную нужду, не имевших постоянной работы, крова. Александра Львовна исполняла эту свою миссию со свойственной ей энергией и страстью. На полученном в дар участке земли в Рокланд Каунти, неподалеку от Нью—Йорка, были построены интернат для престарелых, больница для хронически больных, детский дом, церковь, библиотека. Открыты филиалы в Западной Европе, на Ближнем Востоке, в Южной Африке, Повсюду русские скитальцы находили прибежище, медицинскую помощь, покой и сердечное участие.

Фонд проявил сострадание и к невольникам XX века, к соотечественникам, насильственно угнанным нацистской армией из своей страны и по разным причинам не возвратившимся назад в свои деревни и города. Вспоминая свое первое знакомство с дочерью Толстого после переселения из Парижа в Америку, Берберова писала: «Первым человеком, которого мне хотелось увидеть и узнать, была А. Л. Толстая. Она тогда стояла во главе учреждения, перевозившего за американский счет «перемещенных лиц» из Германии и других стран в США, устраивавшего их на работу — грамотных и неграмотных, академиков, грузчиков, изобретателей и судомоев»[11]. Филантропическая деятельность «Фонда» в целом, в которой Александра Львовна играла ведущую роль, приобрела большую известность и получила признание. Так, президент Г. Трумэн в 1946 году отметил гуманную роль деятельности А. Л. Толстой во второй мировой войне. 9 июня 1979 года Конгресс русских американцев ввел ее в Палату славы. В 1979 году в день 95-летия пришла от очень чтимого ею А. Солженицина телеграмма со словами, значимыми для нее: «Лев Николаевич был бы счастлив от объема вашей работы и от ее направления»[12].