Владимир Рынкевич - Мираж

• Название: Мираж
• Автор: Владимир Рынкевич
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-17-022208-4, 5-271-08105-2

Новый роман современного писателя-историка Владимира Рынкевича посвящён жизни и деятельности одного из лидеров Белого Движения, генерала от инфантерии А.П. Кутепова (1882-1930).

---

   — Не слишком ли уверены в победе?

   — Без уверенности не победишь. А этого шпиончика я запросто уложу. Лишь бы не мешали.

   — Убить не дадут.

   — А жаль.

Подошёл с неподвижно бледным лицом обречённого Белов. С ним секундант — штабс-капитан Лентулов, и судья поединка — поручик Кривский. Судья, как водится, начал с попытки примирения противников.

   — Я ничего не имею против поручика Мохова, — сказал Белов. — Готов забыть обиду.

   — А я имею! — вызывающе заявил Мохов. — Забудет эту пощёчину — дам другую.

Тем временем подходили зрители офицеры. Человек 20. Солнце уже поднялось из-за гор, и судья сосредоточенно выбирал места дуэлянтов, чтобы солнце не светило им в глаза. Потом проверил крепление и заточку штыков, объявил, что дуэль будет продолжаться до первой крови, и развёл противников. Все замерли — сейчас начнётся.

   — Сходитесь! — скомандовал Кривский. — Бой!

Мохов пошёл на противника тем крепким упругим шагом, каким шагают в бою, в цепи. При таком шаге легко перейти в бег, нанести удар или залечь. Белов приближался осторожно, глядя на противника с ненавистью и страхом. Первые выпады винтовок, первые звуки ударов металла о металл. Поединок на штыках похож на поединок шпажистов тем, что и здесь, и там каждый хочет нанести прямой колющий удар, а противник отбивает оружие в сторону. Неспециалисты всегда со скучным удивлением смотрят, как дуэлянты без конца скрещивают шпаги. Здесь всё произошло быстро.

Мохов сильнейшим ударом отбил винтовку Белова вправо и вниз до земли так, что противник едва её не уронил. При этом Белов наклонился, открыв грудь и лицо. Мохов молниеносно отвёл свою винтовку назад и сделал сильный выпад в лицо противнику. Того спасли сантиметры: штык попал не в глаз, не в щёку, не в шейную артерию, а ковырнул шею сбоку под самым ухом. Белов упал с криком боли, брызнула кровь. Кривский одним прыжком оказался между противниками и крикнул:

   — Стой! Дуэль окончена. Победил поручик Мохов.

   — Если б штабс-капитан не поскользнулся, — проворчал секундант Лентулов.

   — Тогда бы я его проткнул насквозь, — сказал Мохов. — Могу попробовать с вами. Тем более, если вы друзья с господином Беловым.

   — Я не вижу причин для ссоры с вами, — сказал Лентулов и поспешил отойти подальше от поручика.

По дороге в лагерь Мохов объяснял Кривскому своё отношение к Белову:

   — Офицер-доносчик. Разве это естественно? Это соответствует офицерской чести? И, главное, донос — лживый. Будто я уговаривал солдат вернуться в Советскую Россию. Я им говорил, что их там встретят с музыкой и поведут на расстрел. Да они и сами знают. Как я могу быть за красных, когда мы, Моховы — старейший дворянский род в Орловской губернии? Общались с Тургеневыми, Шеншиными, в Ясную Поляну ездили. А он, мерзавец, сочиняет донос из-за того, что девка с набережной выбрала меня, а не его. Как я могу быть за красных? Вы же видели меня, когда Ростов зимой брали. Вы тогда к нашим цепям подходили. Такой хороший был бой, и всё напрасно. Из-за казаков пришлось отступать. Этот Белов сам, наверное, за красных и по заданию Чека ссорит офицеров.

   — Белов, конечно, не чекист, — возразил Кривский, — но знаете, поручик, среди нас есть чекисты. Нам об этом сообщили из Москвы. Там знают всё, что делается в Галлиполи.

12

С наступлением лета он почти всегда ходил в Корниловской форме и часто улыбался. Денщик Фёдор не мог нарадоваться: всё у хозяина хорошо, значит, и у него хорошо.

Французская нота оказалась пустой бумажкой. Герой большой войны и «чуда на Висле» генерал Вейган обещал Врангелю содействие, и армию с довольствия не сняли. Генерал Миллер, командующий на Гражданской войне Северной армией, получил 600 тыс. долларов от русского посла в США, у которого остались средства не только царские, но и Временного правительства и даже правительства Колчака. Миллион франков перевёл на нужды армии русский агент в Токио. К тому же Врангель объявил распродажу невостребованных ценностей Петроградской ссудной кассы, эвакуированной в Сербию. Армия жила и даже строила себе памятник.

Проект утвердил Кутепов: каменный курган, а на нём — небольшой мраморный крест. Каждый обитатель лагеря Галлиполи должен был принести камень весом не менее 4 килограмм.

Памятник рос. Цвели цитрусовые, черешни, персики, абрикосы. За городом в степи щедро цвёл шиповник. Генерал выезжал в одиночестве на автомобильную прогулку не для любования цветочками, а чтобы спокойно обдумывать происходящее.

Орден Александра Невского создавать рано — Врангель поймёт, что это против него. Однако надо признать, что, кроме Кутепова, нет генерала, который мог бы командовать войсками в будущей войне с красными. И после обязательной победы он один может стать диктатором России. Он знает, как наводить порядок в этой стране. Но власть... Напрасно и барон мечтает. Есть великие князья Романовы: и Николай Николаевич, и Кирилл Владимирович. На высшую власть генерал Кутепов не претендует, но эта высшая власть без него не сможет существовать. Вот Врангель... С ним надо быть очень осторожным.

Возвращение в лагерь — возвращение к неразрешимым проблемам. На этот раз совершенно неразрешимым. Те же осколочки солнца гребешками в проливе, те же алые пятна цветущего шиповника в горах, та же радостная мысль о скором приезде Лиды, но у штаба стоял Штейфон с потемневшим от надвигающихся бед лицом.

   — Александр Павлович, вы сейчас не ехали через порт? Не видели болгарский пароход?

   — Не видел. А что это за объявление вывешено у дверей штаба? Разве я приказывал?

   — Это и есть объявление о пароходе. Французы приклеили, и офицер просил под мою ответственность, чтобы не срывали. Объявляется набор желающих уехать из лагеря на работу в Болгарию. Здесь указано, что русское командование не имеет права препятствовать людям уезжать.

Кутепов просмотрел объявление, вздёрнул бородку, посмотрел на Штейфона так, будто он в чём-то виноват, и молча направился к своему дому. Пройдя несколько шагов, обернулся и сказал:

   — Никаких мер не принимать. Пусть уезжают.

13

Утром дежурный доложил, что на пароход погрузились более 700 человек и люди продолжают туда идти. В лагере — смятение, собираются группами, обсуждают.

   — У вас всё? — спросил генерал.

   — Так точно.

— Тогда возьмите этот приказ — я его подписал. Передайте генералу Штейфону. Пусть оформит и немедленно доведёт до сведения всех офицеров и солдат лагеря.

Прибежал взволнованный Штейфон.

   — Александр Павлович, — воскликнул он. — Они уйдут все. Они устали от недоедания и дисциплины. Сегодня брошены все работы. Даже камни к памятнику не носят.

   — Мы с вами, Борис Александрович, не поедем в Болгарию? Нет? И кроме нас, ещё кто-нибудь не поедет. Так давайте же работать.

   — Но вы же дали пять дней свободного выезда с 23 мая по 27-е! За эти дни могут уехать все.

   — Да. По 27-е. Уехавшие позже считаются дезертирами. В лагере сейчас почти 8 тысяч русских офицеров. Никогда не было и не будет, чтобы тысячи русских офицеров добровольно, без всяких угроз сорвали с себя погоны ради того, чтобы превратиться в чернорабочих. У нас с вами много работы. Надо заканчивать памятник. Скоро приедет Лида, и я обещал ей показать готовый памятник и организовать торжественное открытие. Давайте подумаем, как это лучше сделать.

27-го Кутепов поздравлял Штейфона, посмеиваясь: в Болгарию выехали всего 2000, в большинстве своём солдаты.

14

Излюбленное место прогулок — окраина лагеря со стороны пролива. Можно увидеть огромный красный шар солнца на закате, быстро тонущий в море за скалами, можно, пригнувшись к земле, заметить волшебный зелёный луч. Мохов доказывал Воронцову, что видел зелёный луч, и теперь его ожидает счастье.

   — Почему не уехали в Болгарию? — спросил Воронцов. — Вы молоды, у вас всё впереди, и счастье бы нашли.

   — Я русский офицер и, надеюсь, в Европе найду для себя место. Может быть, вы поможете? Вы тоже ведь не захотели в рабочие.

   — Я здесь остался... Вам, Коля, не понять. Я остался здесь как христианин, чтобы противостоять антихристу. Кажется, мне удаётся.

Быстро наступила тёмная ночь с далёкими предгрозовыми зарницами, и пришлось Воронцову объяснять своему незнающему спутнику, почему на юге сумерки такие короткие и вечер сразу переходит в ночь. За разговорами не так свернули и вышли к дому Кутепова. Из окон падал свет. У крыльца сидел денщик Фёдор. Он вежливо поднялся и отдал честь.

   — Ладишь с генералом, Фёдор? — спросил Мохов.

   — Нынче генерал добрый. «Боже, царя храни» напевает. Генеральша же приехала. Но теперь новый распорядок: по вечерам его превосходительство один гуляет по лагерю. Вот сейчас будет выходить. Вы, господа офицеры, ежели не к нему, так шли бы.