Владимир Рынкевич - Наука умирать

• Название: Наука умирать
• Автор: Владимир Рынкевич
• Издательство: АСТ, Астрель, Транзиткнига
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-027121-2, 5-271-10542-3, 5-9578-1320-6

Новый роман современного писателя Владимира Рынкевича посвящён одному из самых ярких деятелей Белого Движения, генерал-лейтенанту С. Л. Маркову (1878—1918).

---

Они шли по светлой дороге под полной луной. Когда её конопатый жёлтый круг закрывался облачками, возникали звёзды. Впереди — блестящая пылинка Полярной звезды. Указывает дорогу к Екатеринодару.

   — С армией едет Родзянко, — вспомнил Мушкаев. — Они с Корниловым создадут в Екатеринодаре правительство.

   — В Питере у обоих получилось плохо. Решили здесь попробовать.

   — Скажи, Леонтий, как ты думаешь, а если бы Марков, например, ну...

   — Чего ну? Говоря. В правительство, что ли?

   — Я не о том. Не обязательно о Маркове. Он настоящий полководец. Талантливый и смелый. Это его призвание. Бог создал его для войны и побед. Как ты думаешь, для него имеет значение, за что воевать? За монархию, за республику? А может быть, даже за Советы? Это я так — теоретически.

   — Нормальный человек воюет поневоле. Когда у него нет другого выхода, как у нас с тобой. Да и у Маркова тоже.

   — Но мы же не профессиональные полководцы.

   — Это Салтыков-Щедрин где-то написал о странствующем воеводе.

Вышли на сухую дорогу. Луна подвинулась в сторону и не мешала видеть звёзды: Ковш, Полярную, дубль-ве Кассиопеи...

   — Спеть бы сейчас, господа, — с досадой сказал кто-то из офицеров в передних рядах, — да маскировка не велит.

И всё же запел негромко:

С тобою я привык мечтать,
С тобою, ясною звездою...

Сзади — дробная рысь опытной военной лошади и генеральский окрик:

   — Отставить песню! Господа, противник рядом.

Кутепов умел появляться там, где беспорядок, и немедленно восстанавливал дисциплину. Проскакал в голову колонны.

   — Ты давно с Кутеповым, Лео?

   — В Петрограде в феврале 1917 пытались революцию вместе с ним остановить. Был у него в карательном отряде. Потому и шагаю здесь. «Ни сна, ни отдыха измученной душе».

   — Говорят, он за монархию?

   — Да, он такой.

   — Корнилов за республику. А ты?

   — А я за себя.

   — А Марков?

   — Он за Россию.

   — Я ж тебе говорю, что ему всё равно, за что воевать.

Кутепов догнал Маркова, ехавшего верхом впереди с ординарцами и командиром роты Плохинским. Доложил, что генерал Боровский послал его лично узнать у командира бригады, какие будут распоряжения на завтра, какой приказ поступил от командующего.

Марков помолчал, и от всей его некавалерийской фигуры, от бледно-зелёного в лунном свете лица исходило раздражение. Ответил грубо:

   — Меня замещает Николай Степанович Тимановский. Он находится на станции рядом с вами и решает все вопросы. От командующего армии и из штаба я никаких приказов не получал.

   — Разрешите вернуться на станцию? — бесстрастно спросил Кутепов.

Марков понимал, что перед ним настоящий солдат, готовый выполнить любой приказ, даже самый нелепый — карательный отряд возглавил в Петрограде. Командир Преображенского полка. Но вот только командир — не настоящий, ведь командира Его Императорского Величества лейб-гвардии Преображенского полка назначает государь и вводит его в круг приближённых лиц. А этого назначил Алексеев уже после отречения императора. Дисциплинированный офицер, но проскальзывает в нём что-то тупо солдафонское. Не выбирает между Корниловым и Алексеевым. Корнилов разжаловал его в рядовые после Таганрога, потом назначил командиром роты, теперь — заместитель командира полка. Хотя в бою вряд ли кто надёжнее, чем Кутепов, на него можно положиться.

   — Подождите, Александр Павлович, — мягко сказал Марков, — у меня к вам просьба. Вы, конечно, знаете, что Иван Павлович Романовский был вчера ранен, но в ходе боя я не смог узнать подробности и сейчас в полном неведении о его самочувствии, как, по-видимому, и вы.

Кутепов подтвердил, что ничего не знает о состоянии раненого.

   — А нам с вами необходимо это узнать из первых рук. Хотелось бы послать кого-нибудь из офицеров к нему лично от нас с вами. Есть здесь в роте такой офицер, которого вы хорошо знаете и который успешно может выполнить нашу просьбу?

   — Есть такой офицер, Сергей Леонидович. Это поручик Дымников.

   — Дадим ему хорошую лошадь, кубанцев — в сопровождение. Главное, пусть точно передаст нам всё, что скажет Иван Павлович. Именно нам и никому другому. Ведь начальник штаба может сообщить нам на словах самые последние сведения о положении армии, о дальнейших планах командующего.

   — Поручик Дымников выполнит такую задачу. Я его знаю с февраля 1917. Он помогал мне из Петрограда, когда за мной охотились большевики.

В конце дня Леонтий Дымников входил в штаб армии в станице Ново-Дмитриевской. Раненый Романовский не прерывал работу и находился в своём кабинете, в доме рядом со станичным правлением — резиденцией Корнилова. Когда ему доложили, что прибыл офицер связи от Маркова, он приказал пропустить его к нему немедленно.

Начальник штаба сидел за походным столиком, держа забинтованную ногу на низенькой табуретке. Дымников увидел перед собой человека, ни на минуту не забывающего, о своём внешнем облике. Что выражается на лице, что означает данное движение или интонация голоса — всё это Романовский неустанно контролировал, будто управлял неким точным внутренним механизмом.

Офицера от Маркова встретил с радушием, доброжелательностью, но пристального оценивающего взгляда не скроешь. Усадил, расспрашивал о положении в бригаде, просил передать командиру благодарность за внимание и сочувствие, уверял, что рана пустяковая — в Екатеринодаре будет танцевать вальс на праздничном балу; Но и здесь подвох, оказалось, что вальс — это хитрая шутка: в Великий пост балы запрещены, а до Пасхи оставался почти месяц.

Заметив, что у поручика усталый вид, и узнав о бессонной ночи, приказал остаться на ночь в штабе и хорошо отдохнуть. Спросил, давно ли знает Маркова и других командиров, выказал одобрение и уважение, узнав, что Дымников участвовал в кутеповском карательном отряде. Как-то невзначай расспросил о родителях и, по-видимому, был весьма удовлетворён, узнав, что отец — профессор Петроградского университета.

Леонтий понимал, что длинные расспросы генерала и его любезности — всего лишь выяснение, что за офицер перед ним и что ему можно сказать. По-видимому, был ^вполне удовлетворён, и его «механизм управления» обликом несколько ослабил действие. Романовский спокойно откинулся на стуле, поправил раненую ногу, задумался, наверное, уже не о степени доверия к офицеру, а о тех сложных неожиданных вестях, которые принесёт поручик командиру 1-й бригады генералу Маркову.

— Сергей Леонидович, конечно, удивляется, почему до сих пор не получил приказ и диспозицию наступления на Екатеринодар, — сказал Романовский, глядя в глаза поручику, почти гипнотизируя его, стараясь, чтобы тот понял не только то, что говорится, но и то, что подразумевается. — И я бы на его месте удивлялся. Дело в том, что командующий сам лично разработал план наступления на Екатеринодар и переправы через Кубань совершенно неожиданный для противника. Лично сам. Понимаете, поручик? Для возможно большей секретности мне приказано довести план только до исполнителей. Даже его помощник и заместитель генерал Деникин посвящён в план лишь частично — ведь он болен бронхитом. Ваша 1-я бригада не участвует в захвате переправы, и поэтому Сергей Леонидович ещё не знает о плане Лавра Георгиевича. Теперь машина уже пришла в действие, и я имею право передать через вас генералу Маркову блестящий замысел командующего, — выговаривая слово «блестящий», странно понизил голос и на Дымникова смотрел вопросительно — понимает ли? — Ваша бригада остаётся в районе железнодорожного моста через Кубань, и противник ждёт удара именно отсюда, ведь 1-я бригада — это ударные силы армии. А переходить Кубань армия будет... Сейчас вы удивитесь, поручик. Армия идёт через паромную переправу у станицы Елизаветинской. Там всего один паром на 50 человек, или на 15 всадников, или на 4 повозки с лошадьми. Сегодня с утра Конная и 2-я бригады выступили в направлении на Елизаветинскую и захватили аул Панахес. 2-я бригада остаётся на ночь в ауле. Конная ночью захватывает паром. Завтра, 8 апреля, армия начинает переправу. Впереди — Корниловский полк под командованием подполковника Неженцева. 9-го начинается штурм города. В авангарде — Корниловский полк. Понимаете, поручик? Гениально!

   — Понимая, ваше превосходительство. Конечно, гениально, — уныло согласился Дымников. — А ваша бригада так и будет стоять за рекой у моста?

   — Не всё время. Когда переправится авангард и начнётся штурм, бригада генерала Маркова будет охранять переправу и обоз, раненых. Затем тоже переправится и вступит в бой. Если, конечно, к этому времени Екатеринодар ещё не будет взят, — и вновь что-то сложное, критическое или, может быть, ироническое сверкнуло во взгляде начальника штаба. — И что особенно меня восхищает в этом гениальном стратегическом решении — Лавр Георгиевич принимал его не в самом лучшем состоянии духа. Мы были с ним в гостях у кубанского атамана Филимонова, и Лавр Георгиевич за столом жаловался на утомление, говорил, что соскучился по семье, даже сказал, что когда возьмёт Екатеринодар, передаст его казакам, а сам будет только отдыхать. Правда, потом он сказал: «Если бы у меня теперь было десять тысяч бойцов, я бы пошёл на Москву». На это Филимонов обещал, что после взятия Екатеринодара у него будет «трижды десять тысяч».