Григорий Федосеев - Пашка из Медвежьего лога (Художник И. Коновалов)

• Название: Пашка из Медвежьего лога (Художник И. Коновалов)
• Автор: Григорий Федосеев
• Жанр: Детские приключения
• Год: 1966

Кто не увлекался книгами о необыкновенных приключениях где-нибудь в джунглях тропических лесов, на просторах обманчивого океана или в дебрях нашей обширной сибирской тайги!

Тайга! Одно это слово будит воображение читателя. Великие, бескрайние леса, кочковатые мари, бурные речки, тихие лесные озера.

Полная опасностей, тайн и очарования царственная природа, где зимой налетают разъяренные бураны, а весной ласкает глаз розовый багульник, пьянят лесные запахи, полыхают вечерние зори, а в безмолвии ночи кажется, что ты слышишь бурное движение соков каждой березки.

Сколько прелести для опытного охотника, выслеживающего дикую козу, марала, глухаря и другую лесную дичь!

Обо всем этом прочтет юный читатель в новой книге писателя Федосеева «Пашка из Медвежьего лога».

---

С этим я засыпаю, но слышу рядом шорох и шепот:

— Дедушка, почему он прыгнул в пропасть?

— Говорю, страх перед неволей у него сильнее смерти.

— А-а… — и парнишка отползает, еще долго ворочается, вздыхает, не спит.

Гурьяныч поднимает нас рано, торопит в путь. Слышно, как стонет маралуха. Выхожу из палатки. Над заиндевевшими кедрачами голубеет ласковое небо, политое нежным светом наступающего утра.

Занимается светлая зорька. За темным краем леса встают гранитные утесы, слитые воедино с кедрами.

После завтрака общими усилиями поворачиваем Лань на другой бок, и она успокаивается. Гурьяныч с Василием Николаевичем опять перевязывают ей ноги: старик боится, как бы они не затекли у нее. Затем вливают ей в горло несколько кружек теплой воды и начинают делать из хвои настил на санях.

Я свертываю палатку, постели, а Пашка занялся печкой. Он высыпает из нее на снег красные грудки жара.

— Гляньте, трава! — кричит парнишка, показывая на оттаявшую под печкой землю, покрытую густой щетиной яркой зелени.

— Ишь, какое нетерпение! — удивился я.

— Значит, пора, — говорит Гурьяныч, склоняясь над зеленой лункой в снегу. — Мне вон сколько лет, а весну жду, как исцеления. Все на твоих глазах народится, встанет, запоет, и ты помолодеешь. Весна, что и говорить, — не шуточное дело, начало жизни! От нее и год начинается.

Как-то странно смотреть на зеленое пятно, глубоко вдавленное в снег. На наших глазах гибкие ростки травы опушаются изморозью, никнут и, припадая к земле, умирают, обманутые случайным теплом.

Вот и солнце. Горы уж не в силах заслонить его. Лучи ярким светом бьют в лесные просветы, гонят прочь остатки ночи. Слышатся птичьи переклички. А там, куда лежит наш путь, серебрится рыжий туман.

ОХОТНИК ЗА ПАУТИНОЙ

Вот и пришла весна, дружная, звонкая, многоголосая. Потекла чернота по увалам. Зазеленели холмы на равнинах. Лес забурел. С каждым днем становилось светлее. Выйдешь на улицу и пьянеешь от свежего воздуха.

Наконец-то настал и для нас с Василием Николаевичем долгожданный отъезд. Теперь, казалось, уж ничто нас не задержит.

Машина загружена. Через два часа самолет высадит нас за сотни километров от населенных мест.

Прощаемся с провожающими. В последний момент, когда мы уж сели в самолет и оставалось только захлопнуть дверь, увидели бегущего к нам Пашку. Он размахивал руками, что-то кричал. Я вспомнил, что не попрощался с ним, спустился на землю.

— Вас вызывают на радиостанцию! — выпалил он запыхавшись.

— Зачем?

— Не знаю. Меня за вами радист послал. Пришлось отложить на час вылет и поехать в штаб. Захожу в аппаратную.

— В подразделении инженера Макаровой какая-то неприятность. Начальник партии ждет у микрофона, — встречает меня радист.

— Алло, алло, здравствуйте, Владимир Афанасьевич! Что у вас случилось?

— Позавчера приехал к Евдокии Ивановне Макаровой. Она стоит лагерем на вершине Усмунского гольца. Неприятность у нее получилась: нити паутиновые провисли в большом теодолите, пришлось приостановить работу. Запасная паутина оказалась некачественной, видимо старая. Третий день бригада охотится за пауком-крестовиком. Всю тайгу обшарили — ни одного не нашли.

— Напрасный труд, — перебиваю его. — Ведь для инструмента нужна паутина от кокона крестовика. Попробуйте подогреть электролампой провисшие нити в инструменте; если они не натянутся, тогда организуйте более энергичные поиски кокона. Используйте эвенков-проводников. Другого выхода пока я не вижу. Обещать же вам помощь в ближайшие дни затрудняюсь. А что вы предлагаете?

— Никто из нас не знает, где прячет самка паука свой кокон. Тайга большая — разве найдешь. А проводники у нас молодежь, еще не опытные, Сейчас попробуем подогреть нити, может, натянутся.

Вдруг в трубку врывается возбужденный женский голос:

— Паутину нам не найти. Здесь на горах еще снег. Неужели не поможете?!

— Здравствуйте, Евдокия Ивановна! Я понимаю вашу тревогу, но как помочь, не знаю. У нас нет запасной паутины, ее раздали наблюдателям, а их сейчас в тайге и днем с огнем не разыщешь. Да и как доставить ее? Не попутным же ветром? В районе нет ни одной посадочной площадки.

— Но ведь если в ближайшее время не закончим наблюдений, сорвем проектирование.

— Учитываю. Потерпите немного, Я сейчас соберу людей, будем решать, что делать.

— Когда нам явиться на связь?

— Через два часа…

Так сегодня и не сбылась мечта улететь в тайгу. Задержка в работе инженера Макаровой, которая ведет геодезические работы в районе крупного рудного месторождения, действительно чревата неприятными последствиями. Проектировщики давно ждут карту, и мы не должны подвести их.

— Что это за паутина в инструменте? Неужели без нее нельзя обойтись? — интересуется радист.

— Ты когда-нибудь смотрел в трубу обычного теодолита? Видел в нем перпендикулярно пересекающиеся нити? — спрашиваю я.

— Видел.

— Так вот, в обычном теодолите эти линии нарезаются на стекле, а в высокоточном, скажем, в двухсекундном, как у Макаровой, с большим оптическим увеличением, нарезать нельзя — будет слишком грубо. Линии заменяют паутиной, натянутой на специальную рамку. Паутину же берут из кокона, в котором паук-крестовик откладывает яйца. Всего-то для инструмента и надо дециметра два паутины.

— А разве шелковая нитка не годится?

— Она лохматая, не дает четкой линии. Нужна именно паутина.

Скрепя сердце отдаю распоряжение разгрузить самолет и послать его выполнять другое задание.

Придется заняться паутиной.

Прежде всего надо организовать поиски в поселке. Обычно крестовики обитают на чердаках, в кладовых, под соломенными крышами и под тяжелой мебелью в квартирах. Но никто не знает, где самка прячет свой кокон.

Тут же возникает вопрос: предположим, нам повезет с паутиной, но как ее доставить Макаровой на голец, чуть ли не за двести километров от поселка, да еще в кратчайший срок?

Вечером мы снова связались с начальником партии. Он сообщил, что нити в теодолите после нагрева их электролампами не натянулись и что нет никакой надежды отыскать там паутиновый кокон.

Наши попытки найти в поселке паутину тоже безуспешны, хотя этим делом и занимался большой отряд пионеров. Они добросовестно обшарили нежилые помещения, чердаки, каждый у себя дома просмотрел все закоулки. И чем меньше оставалось надежды помочь Макаровой, тем больше росла тревога за наши обязательства перед проектировщиками.

В тот же день, как бы в подтверждение срочности дела, мы получили письмо от проектной организации с напоминанием о том, что материал должен быть сдан нами вовремя.

Поздно вечером пришел я домой.

Только разделся, как раздался стук в дверь.

— Заходите!

Дверь тихо скрипнула, и в образовавшуюся щель просунулась нога, обутая в унт. Затем я увидел двух косачей, заткнутых за пояс головами, и сразу догадался: пришел Пашка.

— Проходи, чего остановился!

— За гвоздь, однако, зацепился, — послышался за стеной ломкий мальчишеский голос, но сам Пашка не показывается, а лишь трясет косачами — явно дразнит.

Я хотел было втащить его, но парень, опередив меня, уже стоял на пороге в позе гордого охотника: дескать, взгляни, на что я способен, неужто не позавидуешь?!

— Где же это тебя угораздило, да еще двух? — сказал я, с напускной завистью рассматривая птиц.

Пашка доволен, улыбается во весь рот. Стащив с головы ушанку, растирает ею грязный пот на лице.

— Из дедушкиной шомполки стрелял. Там же, по Ясненскому, где коз гоняли. Поедете? Страсть как играют! Иной такие фигуры выписывать начнет! — И, склонив набок голову, растопырив руки, он задергал плечами, пытаясь изобразить разыгравшегося на току косача. — Как зачуфыкают да закурлыкают, аж дух замирает. Другие обзарятся — по-кошачьему кричат… Эх, и хорошо сейчас в тайге!

— Не соблазняй. Дела, Пашка, не пускают. Не до косачей.

Парнишка помрачнел. Неловко переступая с ноги на ногу, он выдернул из-за пояса косачей и равнодушно бросил их к порогу.

— Еще и не здоровался, а уж обиделся. Раздевайся, — предложил я ему.

— Значит, зря я вам скрадки налаживал на токах, — буркнул он, отворачивая голову. — Думал, поедете, заночевали бы у костра, похлебку сварили из косача. Ну и вкусна же!

В кухне зашумел самовар, и Акимовна загремела посудой.

— Пить охота, — сказал Пашка. — Я только нынче со своей кружкой пришел. У вас чашечки маленькие, из них не напьешься.

Он достал из кармана эмалированную кружку и уселся за стол.

— Ты где пропадал, Пашка, все эти дни?

— Каждый день после школы бегал в Медвежий лог на смолокурку, помогал дедушке. Мы с ним пни корчевали, а бабушка их на Кудряшке возила. Позавчера только управились. Школу кончу и будем смолу гнать: дедушке одному не управиться.