Виктория Габышева - Любовь, или Пускай смеются дети (сборник)

• Название: Любовь, или Пускай смеются дети (сборник)
• Автор: Виктория Габышева
• Издательство: Литагент «1 редакция»0058d61b-69a7-11e4-a35a-002590591ed2
• Жанр: Русское современное
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-82685-8

У Кати было несчастливое детство: мать настолько сильно любила отца, что для нее не существовало больше никого. Вот и выросла девочка с ощущением сиротства, с обидой на мать и подсознательной готовностью повторить ее судьбу… Так начинается рассказ Маши Трауб. А в рассказе Андрея Геласимова ситуация противоположная – даже страшный ярлык неполноценного ребенка не мешает матери по-настоящему любить свое дитя.

В этом сборнике – рассказы о детях, смеющихся и плачущих, счастливых и несчастных, которые ждут самого главного – любви.

---

– По-моему, ты готова.

Уходила торопливо, боясь оглянуться. Знала – за окном второго этажа стоит закадычная подруга Сашка и обливается слезами. Так зачем Зое оборачиваться? Чтобы показывать Сашке свое сияющее лицо? Папа нес Зоин чемоданчик с нехитрыми пожитками, мама крепко держала девочку за руку, а сама она скакала между родителями вприпрыжку и сыпала вопросами:

– А я смогу пойти на танцы?

– А собаку мы заведем?

– А в цирк когда пойдем? Мои родители очень любили цирк. Ой… То есть мои настоящие родители. Ой… То есть… старые. Хотя не старые, а ну вы поняли. А вам цирк нравится?

– А когда можно будет Сашку в гости позвать? Она уже спит и видит, как ко мне заявится. Уж очень ей охота мою отдельную комнату посмотреть. Это я привычная. У меня ведь была уже отдельная комната. Одна у меня, другая у Митяя, а третья у родителей. Ой… То есть у мамы с папой. Ой… Ну вы поняли.

И на все ее беспечные вопросы и заявления новый папа отвечал лишь коротким и непонятным «хм». Зойка восприняла это как знак безусловного согласия, но на деле все оказалось совсем не так. Собак, и тем более кошек, держат «одни засранцы. От зверей столько грязи, что век не отмоешься. А еще аллергия, глисты, чесотка и токсоплазмоз!»

– Что? – Последнее слово Зойке было непонятно.

– Болезнь жуткая.

Болеть, да еще и жутко, конечно, не хотелось, но дети, выгуливающие собак и гладящие кошек, выглядели вполне здоровыми. Зойка им молча завидовала, родители не признавали дома даже рыбок. Впрочем, не только дома. В цирке страшно воняло, а клоуны «демонстрировали дурацкие интермедии». Зойка решила, что последнее – это что-то совсем неприличное. И хотя из своей прошлой жизни ничего такого о цирке не помнила, но и туда проситься перестала. В зоопарке тоже «было нечего делать», с Сашкой «следовало прекратить якшаться», а танцы было «необходимо срочно выкинуть из головы».

– Танцуют одни проститутки, – уверенно заявила мама.

Значение этого слова Зойке объяснять не потребовалось. Угроза была страшная и подействовала. Но можно не ходить на занятия, труднее перестать о них грезить. Тем более когда каждый день ходишь из школы мимо танцевального зала, а там за стеклом твои ровесницы выписывают такие пируэты, что ты встаешь как вкопанная и стоишь битый час, позабыв обо всем на свете. А куда торопиться? Слушать отповеди?

– Отсутствие пунктуальности говорит о полнейшей безответственности человека перед другими индивидуумами и перед обществом. – Папа назидательно поднимал указательный палец. – Сегодня ты не пришла вовремя к назначенному часу, а завтра твое опоздание может вылиться во вселенскую катастрофу.

– Теперь лишние полчаса будешь сидеть за уроками, – вступала монотонным голосом мама. – И что нам теперь останется на прогулку?

А хоть бы и ничего не осталось. Зойка ненавидела эти прогулки. Ни пробежаться, ни повизжать, ни на качелях покататься, ни с горки съехать. Чинно ходить по дорожке под ручку с родителями, а иначе грязная одежда, простуда или, того хуже, травма. После прогулки шли ужинать: котлетки паровые, такие же овощи. На гарнир гречка, опять гречка и снова гречка.

– Питание должно быть здоровым, – провозглашала мама.

– Но ведь вкусным оно тоже может быть, – робко пищала Зойка.

– Хочешь сказать, я невкусно готовлю? – хмурилась мама.

Зойка хотела, но не говорила. По правде, даже в столовке детского дома кормили гораздо лучше. Зойка бы душу отдала за щедро политые маслом макароны или булочку с маком. А компот! Какой, оказывается, вкусный был там компот. Родители не признавали ничего, кроме воды. В исключительных случаях травяной чай в качестве успокаивающего.

– Все остальное портит цвет лица и поднимает сахар крови, – изрекал папа.

А Зойка вспоминала прошлое. Ее настоящие родители так не считали. Она помнила, как папа по выходным пританцовывал возле плиты, на которой в турке дымился свежесваренный кофе. Она помнила его ароматный запах и заспанное, но счастливое лицо мамы, когда ей приносили чашку «этой отравы» в постель. И цвет лица у мамы, кстати, всегда был прекрасным. Во всяком случае, гораздо лучше, чем у Тамары Петровны.

Скучная пошла жизнь у Зойки. Сиди дома да уроки учи.

– Я уже все выучила.

– Почитай книгу.

Читать Зойка любила. Любила веселые книжки про приключения своих ровесников или сказки, но такую литературу в новом доме не признавали.

– Сказки – это абсолютное зло, заставляющее человека верить в иллюзию и ждать чуда.

– А разве плохо ждать чуда?

– Конечно! Нет ничего хуже несбывшейся надежды. Все хотят быть Золушками и Прекрасными принцами, а желать надо реальных вещей. Витание в облаках никогда до добра не доводило.

Зойка не перечила, думала только: «А мама всегда говорила, что папа – ее Прекрасный принц».

Читать ей предлагалось газеты, поэзию и научно-популярную литературу. Позволялось также интересоваться историей. Зойка, возможно, и заинтересовалась бы, если бы о подвигах Александра Македонского или о философии Конфуция прочитала в книгах, предназначенных для ее возраста, но текст, написанный сухим научным языком, наводил на ребенка понятную тоску. Тосковала Зойка и над стихами Цветаевой, Пастернака и Блока. А кто не затоскует в десять-то лет.

Девочка уныло вспоминала вечера в детдоме. Можно было смотреть телик, или играть в настольные игры (этого родители тоже не признавали, считали, что «любая игра развивает азарт и к добру не приводит»), или зачитываться историями Носова и Драгунского, или просто болтать с подружкой.

Единственным развлечением в новой семье были походы в консерваторию. Хотя и это больше походило на рутину. Непременно каждую пятницу, вне зависимости от репертуара. Папа надевал один и тот же костюм, мама одно и то же черное платье с кружевным воротничком, Зойке вплетали в косы ненавистные белые банты (все девчонки давно с резинками ходят, одна она с ленточками, как какой-то урод) и отправлялись «питаться искусством». Папа кивал в такт музыке, мама сидела с блаженной улыбкой, Зойка всеми силами пыталась не заснуть. Она знала, что «интеллигентные люди обязаны восхищаться классической музыкой и ценить ее». Но знать – не значит любить. Любят сразу, искренне, с первого взгляда.

– Вкус можно развить, – вздыхала мама, глядя на потяжелевшие Зойкины веки. Но ничего не получалось.

– Не знаю, что с ней делать! – всплеснула руками мама, когда Зойка всхрапнула на очередном концерте.

– А что тут сделаешь? – горько усмехнулся папа. – Детдом.

Зойке было и стыдно, и неприятно, и обидно. Она не оправдывала ожиданий, она не подходила. А еще она никак не могла заставить себя полюбить этих странных людей. Вот прямо как классическую музыку, которая казалась ей чужой и далекой. И также они. Будто вылеплены из другого теста. И зачем им только понадобилась она – Зойка? Однажды набралась храбрости и спросила. А в ответ:

– Я и сама теперь не знаю, – призналась мама. – Как-то так вышло.

– Да уж, – надул и без того толстые губы папа.

Зойку не любили, не хотели, не принимали. Сдать назад не позволяла проклятая интеллигентность, приласкать – природная сухость, а полюбить… А никто и не обязан любить чужого ребенка, если не считает его своим. Зойка своей не стала. Ее не прогоняли, ей не грубили, ее не наказывали. Ее терпели. Терпели с трудом и кислым выражением лица. А Зойка терпеть устала. Она ушла первой.

– Заберите меня обратно, – попросила Ингу Константиновну и зарыдала громко, истошно, открыто. И такое наступило облегчение, такая благодать. Все два года своей приемной жизни Зойка плакала часто, но тихо, в подушку, чтобы только не услышали, не пришли, не стали отчитывать, закатывать глаза и поднимать вверх пальцы и вздыхать понимающе: «Детдом».

Назад Зойку оформили без проволочек. Новые родители навсегда исчезли из ее жизни так же внезапно, как и появились. И никаких слов на прощание, и никаких просьб о прощении. Ошиблись люди. Бывает. А ребенок? Ну, что ребенок – переживет как-нибудь.

Зойка скорее радовалась, чем грустила. Жизнь снова наполнилась красками: вкусным обедом, смехом друзей, играми, представлениями, мечтами. А главная даже сбылась. Заведующая всегда испытывала к Зойке особое расположение, и желание девочки заниматься танцами не оставило ее равнодушной.

– Рядом открылась студия, там согласны тебя посмотреть. Если обнаружат задатки, будут заниматься бесплатно.

Задатки обнаружили сразу. Еще через полгода сказали, что речь идет о безусловном таланте, а через год отправили на областной конкурс.

– Девочку надо ставить в пару, – безапелляционно заявила руководитель студии после Зойкиной уверенной победы в сольной номинации. – С ее уровнем можно дойти до вершин.