Максим Чертанов - Эйнштейн

• Название: Эйнштейн
• Автор: Максим Чертанов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-235-03773-1

Все знают, что Эйнштейн был великим физиком (хотя сейчас модно в этом сомневаться). О нем изданы прекрасные, хотя теперь уже чуточку устаревшие книги. Сам Эйнштейн не хотел, чтобы о нем знали что-то еще. Зачем же о нем пишут снова и снова? Почему не оставить его частную жизнь в покое? Увы, об этой жизни опубликовано столько оскорбительной лжи и в то же время существует столько глупых недомолвок, что пришла пора помочь читателю в этом хаосе разобраться. А ведь есть еще третья сторона жизни Эйнштейна, о которой у нас не известно практически ничего и которая, быть может против воли, вынудила его стать политиком вообще и сионистом в частности. Три стороны жизни ученого, три разных Эйнштейна в одном — такую книгу предлагает вниманию читателя автор.

знак информационной продукции 16 +

---

Картер и Хайфилд: «Есть основания полагать, что статья написана не без помощи Милевы. В октябрьском письме он обещал ей, что в Цюрихе они будут вместе работать над некой темой, собирая „эмпирический материал“… В последующих письмах Эйнштейн говорит о „нашей статье“ и „нашей теории молекулярных сил“… Милева сообщает Элен Кауфман, что „мы“ послали копию „нашей“ статьи Людвигу Больцману, надеясь получить от него отзыв». Вот и первая «селедка»: Эйнштейн обокрал жену, не поставив ее имя рядом со своим. Женщина тогда не могла писать научные статьи? Мария Винкельман, немецкий астроном XVII века, вынуждена была свое открытие кометы приписать супругу — ее никто не принимал всерьез. Но после Мари Кюри уже никто не испугался бы автора-женщины, и она часто подписывалась под работами вместе с мужем. Бывало и такое, что мужчина присваивал женские работы: Анри Готье-Виллар — своей жены, писательницы Габриель Колетт; Феликс Мендельсон — сестры Фанни…

Однако нет никаких доказательств, что Милева обсуждала с Альбертом эту самую капиллярность. Да, «наша статья» и «наша теория», но — «Альберт написал статью по физике… Ты не можешь представить, как я горжусь моим любимым». Не «мы написали», а «Альберт написал». Может, все-таки были письма, в которых Милева что-то умное говорила про капиллярность, а Эйнштейн их уничтожил или они потерялись? Тут у нас пробел, X, который вряд ли кто-то когда-то измерит. И все же попытаемся составить уравнение: в левой части Х — Альберт, в правой Y — Милева. Допустим, что Y=1, то есть что она участвовала в написании этой статьи. Если в левой части произвольно (как существование эфира) принять, что Х=1, то есть что Эйнштейн всегда был законченный негодяй, то да, конечно: он все крал, письма сжигал, тогда все сходится. Но если принять более правдоподобную версию, что он был в общем более или менее нормальным человеком, к тому же по уши в Милеву влюбленным, то совершенно непонятно, почему бы ее имя не поставить; стало быть, в правой части уравнения нужно признать, что ее роль если и была, то — Музы. Впрочем, большинство «страшилок» в этом эпизоде Эйнштейна в воровстве не винят. Акимов: «Самая первая статья 1901 года была сочинена одним Эйнштейном; она-то и доказывает его полную некомпетентность».

Глава вторая ЛИЗЕРЛЬ, ГАНЗЕРЛЬ И КУСОЧЕК СВЕТА

Знакомый Милевы женился на Элен Кауфман, а у нее самой с Альбертом — никак. Полина ненавидела Милеву. Та писала Элен зимой 1901 года: «Я не могла даже представить, что существуют такие бессердечные и жестокие люди! Они написали моим родителям и говорили такие вещи обо мне, что мне стыдно повторить… Несмотря на все это, я с ума схожу от любви к нему, особенно когда думаю, как он любит меня…» Все плохо, уроков мало, денег нет. В ноябре Альберт хотел сдаться и вернуться в Милан. Милева — Элен: «Так лучше для его карьеры, и я не хочу ему мешать: для этого я его слишком люблю. Никто, кроме меня, не знает, как я страдаю из-за этого его решения. В последнее время нам пришлось перенести много трудностей, но грядущая разлука меня просто убивает». Но он передумал — решил закончить диссертацию. Лишь на Рождество съездил к родителям. А в физике за этот год произошла масса прелюбопытнейших вещей…

В докладе на физическом конгрессе 1900 года Пуанкаре сказал, что скорость света действительно постоянна и нечего спорить с Максвеллом, и что эфир нельзя обнаружить и надо бы уже бросить это никчемное занятие, и высказал революционные соображения о времени: оно не то, чем кажется, абсолютного ньютоновского времени не существует и время течет по-разному у того, кто движется и кто стоит на месте. Нет одновременных событий. Мы стоим, мимо нас кто-то едет, мы выстрелили из пистолета — для нас и для него это произойдет не одновременно. У него на часах будет свое время, которое Пуанкаре называл «кажущимся» (temps apparent), а у нас — настоящее (temps vrai).

И еще он развил давно известный принцип относительности Галилея: если вы едете в поезде, вам кажется, что это поля и луга едут мимо вас, а когда окно закрыто, то, если поезд не будет раскачиваться и шуметь, вы вообще не поймете, едете или стоите; когда вы уроните яблоко, оно упадет вниз точно так же, как упало бы на неподвижной улице за окном. То есть все процессы и физические законы в вашем мчащемся (равномерно и прямолинейно) поезде и в неподвижности за окном одинаковы. Но Максвелл со своими распроклятыми уравнениями и сюда не вписывался. А Пуанкаре сказал, что тем не менее Галилей прав и Максвелл прав, и принцип относительности должен распространяться на все, включая Максвелловы электрические штучки…

Во вторых, еще один гений, немец Макс Карл Эрнст Людвиг Планк (1858–1947) — такой же, как Лоренц и Пуанкаре, до мозга костей респектабельный джентльмен, добрый, всеми любимый и в семье счастливый, и, кстати, прекрасный пианист и органист, даже колебавшийся в выборе профессии между физикой и музыкой, — тоже занимался светом, только с другой стороны. Свет — волна, так все считали. Но не Ньютон. Вслед за Демокритом и Эпикуром он думал, что световой поток состоит из «кусочков», частиц. Но волны победили. А вот Планк открыл, что все-таки свет — это частицы, порции, и минимальную порцию назвал «квант». 14 декабря 1900 года Планк сделал сообщение об этом в Немецком физическом обществе. Его встретили дичайшим недоверием и подумали, что гений выжил из ума. Мы к этому скоро вернемся.

3 января 1901 года Альберт возвратился в Цюрих, 21 февраля получил швейцарское гражданство. Повезло с армейской службой: нашли плоскостопие. Родители настаивали, чтобы он вернулся в Милан, а он уже вещи перевез к Милеве. Продолжал искать работу, нашел временную: в Швейцарской астрономической обсерватории делал расчеты для изучения солнечных пятен (это темные области на Солнце, температура которых намного ниже остальных участков). 1 марта «Анналы» опубликовали его статью о капиллярности — никто ее не заметил. В унынии он 23 марта уехал в Милан и рассылал оттуда свое резюме и умоляющие письма по всем институтам Европы; просил у Вебера рекомендаций — тот отказал. (Абрахам Пайс говорит, что Эйнштейн до самой смерти был уверен: Вебер нарочно против него интриговал.) И все это время он параллельно с диссертацией писал работу об эфире (которого нет). 27 марта, Милеве: «Как счастлив и горд я буду, когда мы снова окажемся вместе и сможем довести нашу работу об относительности движения до победного конца!»

Отец, естественно, предлагал работу у себя в фирме. Сын отказался: фирма-то на грани банкротства. Тогда отец (измученный, бывший уже при смерти — сердце) 13 апреля 1901 года написал душераздирающее письмо Вильгельму Оствальду, заведующему кафедрой физической химии Лейпцигского университета. «Прошу Вас простить отца, который осмелился обратиться к Вам, дорогой профессор, в надежде помочь своему сыну. Я хотел бы прежде всего сообщить, что моему сыну, Альберту Эйнштейну, 22 года, что он четыре года проучился в цюрихском Политехникуме и прошлым летом блестяще сдал дипломные экзамены по математике и физике… Люди, мнению которых можно доверять, превозносят его талант, я же в любом случае могу заверить Вас, что он необычайно усерден и трудолюбив и чрезвычайно предан своей науке. Моего сына очень огорчает отсутствие работы, и с каждым днем им все больше овладевает идея, что он неудачник… Кроме того, его угнетает мысль, что он живет за наш счет — ведь мы не очень обеспеченные люди». Ответа не было. Неизвестно, знал ли сын об этом письме. Он сам уже писал Оствальду в марте и тоже ответа не получил. В апреле он должен был встретиться с Милевой в городке Лугано, но не приехал. Картер и Хайфилд: «Якобы он был в депрессии, так как получил еще несколько отказов». Почему «якобы»? А вы бы не были в депрессии?

Он съездил с Бессо в Триест — отец Бессо был там директором крупной страховой фирмы. Плевать уже на науку, хоть какую-нибудь работу получить. Была должность клерка на восьмичасовой рабочий день, временно. Не решился. И вдруг в конце апреля старый друг Марсель Гроссман сообщил, что есть шанс поступить в швейцарское патентное бюро в Берне (отец Гроссмана был дружен с Фридрихом Галлером, директором бюро) на должность эксперта. Работа — проверять и оценивать патентные заявки, улаживать отношения с изобретателями, оформлять авторские права. Но нужно подождать.

В эти же дни знакомые по Политехникуму предложили временно поработать учителем геометрии в средней технической школе города Винтертура. Альберт писал одному из цюрихских однокашников: «Я вне себя от радости, получив сегодня извещение, что вопрос разрешен окончательно. Понятия не имею, какой гуманный человек меня туда рекомендовал: ведь я ни у одного из моих бывших профессоров не был на хорошем счету, и в то же время мне предложили это место без моей просьбы. Есть еще надежда, что потом получу постоянную службу в швейцарском патентном бюро… Должен добавить, что я веселый зяблик и не способен предаваться меланхолическим настроениям, если только у меня не расстроен желудок или что-нибудь подобное…» С Милевой уговорились встретиться на озере Комо. 30 апреля: «Ты обязательно должна приехать ко мне в Комо, моя маленькая колдунья, и своими глазами увидишь, каким жизнерадостным я стал, и мои брови больше не хмурятся… Я люблю тебя как прежде. Я сильно нервничал, потому и был таким мерзким… Привези мой голубой халат, в который мы влезаем оба, и я покажу тебе удовольствия, каких ты еще не видела».