Константин Фарниев - Паутина

• Название: Паутина
• Автор: Константин Фарниев
• Издательство: Ир
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1987

Ноябрь 1942 года. Горное осетинское селение, расположенное вблизи Военно-Грузинской дороги… В его окрестности абвер выбрасывает группу агентов. Их задание — произвести на дороге крупную диверсию и тем самым помочь гитлеровским войскам сломить сопротивление защитников Орджоникидзе. События развиваются стремительно, вовлекая в свою орбиту все новых участников.

Обстоятельства складываются так, что эта история военной поры получает продолжение в 1950 г. в г. Дзауджикау /Орджоникидзе/. В сложных условиях выполняют свои задачи чекисты — герои настоящей повести.

---

Положение под Орджоникидзе и в самом городе складывалось тяжелое. Село Гизель, расположенное у подножья гор Рух-дзаур и Гудз-дзаур, становилось центром крупного сражения, которое должно было практически решить исход боев на Терском рубеже.

В кабинете начальника Золотов чувствовал себя неуютно, потому что и докладывать пока было не о чем. Однако вопреки ожиданиям разноса не последовало. К его неудачам отнеслись с пониманием, но повторили, что срок ликвидации диверсионной группы остается прежний. После доклада Ивана Яковлевича отправили на совещание, которое состоялось в клубе НКВД.

— Товарищи! — поднялся из-за стола, за которым сидел президиум, высокий широкоплечий полковник. — Мы понесли тяжелую утрату. Как вам известно, вчера под бомбежкой погиб нарком внутренних дел Северо-Осетинской АССР товарищ Заделава. — Полковник сделал скорбную паузу. — Скончались в госпитале от тяжелых ран, полученных под той же бомбежкой, начальник штаба Закавказского фронта генерал-лейтенант товарищ Бодин и член Военного Совета фронта товарищ Седжая. Почтим их память минутой молчания.

Полковник встал по стойке «смирно». В зале было человек сто, ко поднялись они почти бесшумно. Конечно, все, кто был здесь, знали уже о понесенных утратах, но одно дело просто знать, другое вот так сообща пережить скорбные мгновения.

— Пусть враги не думают, — продолжал полковник после минуты молчания, — что эти и другие утраты могут сломить наш боевой дух, посеять среди нас страх и неуверенность. Тому яркий пример — мужественные жители города. Враг не только бомбит город, но и обстреливает из артиллерии. И что делают орджоникидзевцы? Прячутся в бомбоубежищах, отсиживаются в подвалах, дрожат за свои жизни? Нет! — резко вскинул кверху руку полковник. — Они каждое утро идут на заводы и фабрики, в учреждения, в школы, они идут работать: давать фронту военную продукцию, одежду, учить наших детей… Мало того, они самоотверженно укрепляют его: роют рвы и делают дзоты. Вот чем отвечают горожане на попытки врага захватить город. Гитлеровское командование забрасывает в город диверсантов, шпионов, старается использовать предателей из числа местных жителей, призванных в армию и сдавшихся врагу. К сожалению, имеются и такие. Их очень мало, но они не менее, а более опасны, чем вражеские диверсанты, потому что хорошо знают город… Органы милиции НКВД, военная контрразведка предпринимают все, чтобы нейтрализовать эту нечисть. Осадное положение, комендантский час в Орджоникидзе необходимы для поддержания твердого порядка в городе. С мародерами, бандитами, спекулянтами нужно бороться так же беспощадно, как и с диверсантами, шпионами и предателями, потому что принципиальной разницы в нынешних условиях между ними нет. И те, и другие действуют у нас в тылу, всаживают нам нож в спину…

«Везде так трудно, так много опасной работы, а он не может изловить трех диверсантов и трех паршивых дезертиров», — с горечью подумал Золотов.

Из выступлений работников НКВД, милиции получалось, что основные усилия военная разведка врага направляла на совершение диверсий на промышленных предприятиях, выпускающих продукцию для фронта, на продовольственных складах, электростанциях, на то, чтобы в городе распускались и множились панические слухи, настроения, чтобы поднялась волна вооруженного бандитизма, мародерства, грабежей, ограблений, убийств… Выступавшие приводили конкретные примеры задержания диверсантов, шпионов, распространителей провокационных слухов, зачитывали их показания…

Сидевший рядом с Золотовым капитан-танкист — уже достаточно пожилой, видимо, из резервистов, явно хотел выступить, но все никак не решался вскинуть руку и привлечь к себе внимание председателя президиума собрания.

— Вот сволочи, — повернулся он к Золотову, — что делают!

— Тише, — зашипели окружающие на танкиста.

Капитан сразу притих, успокоился.

— Очень хотелось выступить, — шепнул он, пригнувшись к Золотову, и виновато улыбнулся. — К стенке надо таких ставить и без суда и следствия.

— Мы должны, — как бы отвечая капитану, — говорил выступавший работник милиции, — в любых условиях действовать в рамках наших законов. Только в таком случае в борьбе со всей этой нечистью можем обеспечить полную поддержку всего населения города. И оно оказывает нам эту поддержку. Скажу вам, товарищи, почти все диверсанты, дезертиры, мародеры, грабители, паникеры, спекулянты, воры задерживаются работниками милиции, НКВД при активной помощи населения…

Атмосфера совещания, информация, полученная на нем, разговор у начальства еще более обострили у Золотова чувство долга, требовательности к себе. Слишком долго возятся они с операцией «Дубль-Д», непростительно долго…

В селе Ивана Яковлевича ждала новость: найден труп Гурама. Может, хорошие вести принесет сержант Глыба, назначенный Золотовым вместо лейтенанта Пикаева командиром поисковой группы. Он повел ее сегодня по новому маршруту.

Какие-то надежды возлагал Золотов и на Пикаева, которого он отправил в город с заданием. Оно имело отношение к дезертирам, а вернее, к сержанту Кикнадзе — к установлению его возможной связи с покойным Габо. Поимке дезертиров Золотов придавал такое же значение, как и поимке диверсантов. И те, и другие, даже если они и не войдут в контакт друг с другом, могут прорваться в Орджоникидзе, и каждые по-своему будут вредить защитникам города. Дезертирам легче прикидываться своими, втираться в доверие, легче легализироваться. Нет, он, Золотов, не ошибся, отправив Пикаева в Орджоникидзе. Может, ему удастся выйти на след Кикнадзе или Габо.

…Пикаев стоял на проспекте Сталина и читал отпечатанный типографским способом «Приказ по Орджоникидзевскому гарнизону». Приказ гласил:

«В связи с приближением военных действий к Орджоникидзе приказываю:

1. Город Орджоникидзе объявить на осадном положении.

2. Всех паникеров, распространителей ложных слухов предавать суду Военного трибунала.

3. Дезертиров, шпионов, мародеров и жуликов расстреливать на месте.

Начальник гарнизона Кисилев.

Военный комендант города Зотов».

— Очень хорошо, — проговорил кто-то за спиной у Пикаева. — Мы с тобой вполне успеем.

Заурбек резко обернулся. Голос, прозвучавший позади, показался ему знакомым. И лейтенант не ошибся — это говорил Албег, односельчанин и однокашник Заурбека. Только Албег не узнал, видно, Пикаева в милицейской форме. Да он, похоже, и не обратил внимания на лейтенанта, потому что был увлечен разговором с невысокой, стройной девушкой в теплом платке, телогрейке и в грубых кирзовых сапогах. Лицо девушки, тонкое, с большими серыми глазами, какое-то особенно светлое, показалось Заурбеку красивым. Албег, не догадываясь о том, что за ним наблюдают, продолжал оживленный разговор с девушкой.

Пикаев окинул друга оценивающим взглядом. На Албеге была телогрейка, старая шапка, на ногах — тяжелые рабочие ботинки. Наконец, Албег обратил внимание на лейтенанта, в упор смотревшего на него.

— Заур… бек! — воскликнул он так громко, что девушка вздрогнула, а все, кто стоял на трамвайной остановке, обернулись.

Друзья обнялись и так стояли с минуту, счастливые, похлопывая друг друга по плечам.

Девушку звали Тоней. Она работала с Албегом на вагоно-ремонтном заводе, и они шли со смены. Впрочем, не со смены, а просто вышли на перерыв, потому что никакие смены не выдерживались: люди надолго не отрывались от дела.

Впереди показался трамвай, и почти в то же мгновение все пространство, казалось, заполнил густой вой сирены воздушной тревоги. Албег подхватил Тоню и Заурбека под руки и побежал, увлекая их за собой.

Наверху все явственнее и явственнее слышался рокот фашистских бомбардировщиков.

Прежде чем нырнуть в темный зев бомбоубежища, Пикаев успел глянуть на небо и увидеть черные силуэты вражеских самолетов.

— Так и живем, проговорил Албег, придерживая Тоню за талию. — Думали, за сколько времени сходим в кино, а попали под бомбежку. Ну а ты, как, Заурбек, служишь?

— Служу, — неопределенно ответил Пикаев.

И в этом невольно вырвавшемся «служу» что-то показалось Заурбеку обидным для себя. Как он рвался на фронт, как не хотел оставаться служить в милиции, в тылу! Албег ничего об этом, разумеется, не знал. Он считал, наверное, что Заурбек вполне доволен своей службой.

— Я несколько раз подавал заявление в военкомат, — заговорил Албег, — но ничего не получается. Говорят, наш тыл — это тоже фронт.

— Особенно у нас на заводе, — подхватила Тоня.

— Да бьют в первую очередь по промышленным предприятиям, работающим для фронта, — подключился к разговору мужчина.

— Вчера снаряд в столовую попал, — раздался в убежище женский голос, усталый, с нотками обреченности. — Хорошо, что людей не было. Половины столовой как не бывало.