Данте Алигьери - Божественная комедия. Чистилище

• Название: Божественная комедия. Чистилище
• Автор: Данте Алигьери
• Жанр: Проза

«Божественная комедия. Чистилище» – вторая часть шедевральной поэмы великого итальянского поэта эпохи Возрождения Данте Алигьери (итал. Dante Alighieri, 1265 – 1321).*** Данте Алигьери заслуженно называют «отцом итальянской литературы». Заблудившись в дремучем лесу, Данте встречает поэта Вергилия, и отправляется с ним в путешествие по загробному миру. Пройдя девять кругов Ада, поэты оказываются в Чистилище, где находятся люди, успевшие перед смертью покаяться в своих грехах. Чтобы попасть в рай, они должны очиститься, испытав муки за свои прегрешения. Две другие части этого гениального произведения – «Ад» и «Рай». Данное издание содержит уникальный редкий перевод Дмитрия Мина, выполненный в 1855 году.

---

Песнь четырнадцатая

Второй круг. – Завистливые. – Гвидо дель Дука. – Риньери ди'Кальболи. – Примеры наказания зависти.

1. – Кто это там обходит гору, прежде
Чем смерть дала ему полет, и сам
То открывает, то смыкает вежды?[504]

4. – Не знаю, кто; но знаю: два их там;
Спроси его – к нему ты недалече —
И вежлив будь, чтоб он ответил нам.

7. Так две души, склоня друг к другу плечи,
Вели направо слово обо мне;[505]
Потом лицо приподняли для речи.[506]

10. И тень одна: – О дух, что в пелене[507]
Еще телесной мчишься к небу! буди
К ним милостив и нас утешь вполне,

13. Сказав: кто ты? из стран каких? Все люди,
Познав, как благ к тебе Всевышний Бог,
Дивятся здесь о небывалом чуде.

16. И я: – Среди Тосканы есть поток,
Что в Фальтероне зачался и, смело
Сто миль промчась, в бегу не изнемог.[508]

19. Оттуда к вам несу я это тело;
Мое ж вам имя открывать – к чему?
Оно еще не слишком прогремело.[509]

22. – Коль речь твою я правильно пойму,
Ты говоришь об Арно здесь прекрасном.
Так первый дух ответил, и ему

25. Сказал другой: – Что ж в слове том неясном
Скрыл имя он красы всех прочих рек.
Как бы сказав о чем-нибудь ужасном?

28. И дух, который спрошен был, изрек:
– Зачем, – не знаю; но, по правде, стоит.
Чтоб имя то изгладилось навек.

31. С верховья вод, где столько речек роет
Грудь гор, от коих отделен Пелор,
Что вряд ли где вода так землю моет,[510] —

34. Вплоть до тех мест, где вод могучий сбор
Вновь отдает взятое небом с моря,
Чтоб тем питать потоки нив и гор,

37. Все от добра бегут, страну дозоря,
Как от змеи; – таков ли грунт страны,
Иль свычай злой влечет там к злу для горя,[511] —

40. Но только так в душе искажены[512]
Все жители той бедственной юдоли,[513]
Что, кажется, Цирцеей вскормлены.[514]

43. Меж грязных стад свиных, достойных боле[515]
Жрать желуди, чем пищу есть людей,
Тот бедный ток сперва бежит по воле.[516]

46. Потом встречает, становясь сильней,
Не столько сильных, сколько злобных, шавок,[517]
И мчится прочь с презреньем с их полей.[518] —

49. Спадая вниз и ширясь от прибавок
Побочных рек, к Волкам уж он течет,[519]
В злосчастный ров, и проклятой вдобавок.[520]

52. Стремя потом в пучины массу вод,[521]
Находят Лис, так преданных обману,[522]
Что их никто во лжи не превзойдет.[523]

55. Пусть внемлет он, я клясть не перестану.[524]
Да и ему ж то лучше, коль потом
Моих речей он вспомнят правду рьяну.

58. Вот, вижу я, твой внук идет ловцом[525]
На тех Волков, и там, где льется масса
Воды свирепой, им задаст разгром.[526]

61. Живых, он их продаст, как груды мяса,
Как старый скот, зарежет всех на вес,[527]
Лишит их жизни, чести сам лишася,[528]

64. Обрызган кровью, бросит страшный лес,[529]
И бросит уж таким, что и чрез годы
Лес все былых не соберет древес,[530]

67. Как от предвестья будущей невзгоды
Смущается лицо того, кто внял,
Откуда грянут вскоре непогоды,

70. Так видел я, что, вдруг смутившись, стал
Печален дух, услышавший то слово,[531]
Когда на свой он счет рассказ принял.[532]

73. Мне речь того и грустный вид другого
Внушили мысль: кто эти духа два?
И я с мольбой к ним обратился снова.

76. Тогда тот дух, что говорил сперва,
Так начал вновь: – Твои мольбы – прилука
Мне щедрым быть, как скуп ты на слова.[533]

79. Твой к нам приход столь верная порука
В любви к тебе небес, что буду ль скуп
Я на слова? Так знай: Я Гвид дель Дука.[534]

82. От зависти так сердцем я огруб.
Что если радость делали другому,
Я весь бледнел и зеленел, как труп.

85. Что сеял я, – такую жну солому![535]
О род людской! зачем так любишь то,
В чем есть запрет сообществу чужому?[536]

88. Сей дух – Риньер, честь Кальболи! Слито
В нем все, чем славен этот дом: удела
С ним равного там не стяжал никто.[537]

91. Но кровь его ль там ныне оскудела —
От Рено к взморью и от гор до По[538] —
Всем тем, что нужно для забав и дела?[539]

94. Нет, в тех пределах так все заросло[540]
Зловредным терном, что уж благочинья[541]
Там поздно ждать, где так окрепло зло.

97. Где добрый Лиций? Гвидо ди-Карпинья?
Арриг Манарди? Пьер ди-Траверсар?[542]
О, Романьолы, выродки бесчинья![543]

100. Болонья даст ли вновь нам Фаббро в Дар?
Вновь явится ль в Фаэнце новобранец,
Как Бернардин, пахавший в поле пар?[544]

103. О! не дивись, что плачу я, Тосканец!
Я вспоминаю Гвидо Прата, с кем
Жил Уголино д'Аццо, чужестранец,

106. И славного Тяньезо с домом всем,
Род Анастаджи с родом Траверсара
(Фамилии, что вымерли совсем).[545] —

109. Дам, рыцарей, дела их, полны жара,
Вселявшие любезность и любовь[546]
Там, где теперь в сердцах вражда и свара.[547]

112. О Бреттинор! зачем в стране ты вновь,
Когда твой род, чтоб не погибнуть в сетях,
Со многими бежал, спасая кровь?[548]

115. Ты прав, Баньякаваль, что вымер в детях!
Но худо, Кастрокар, a хуже ты
Живешь, о Коньо, множа графов этих![549]

118. Вы, коль падет ваш Дьявол с высоты, —
Воспрянете, Пагани! но исправить
Уж вам нельзя всей вашей черноты.[550]

121. О Уголин де'Фантоли! Прославить
Ты должен Бога, что не ждешь детей,
Чтоб честь твою развратом обесславить.

124. Иди ж, Тосканец! Слезы лить скорей[551]
Пристойно мне, чем длить свое томленье:
Так давит грудь мне горе тех речей![552]

127. Хор добрых душ, услышал, без сомненья,
Шаги мои и, молча, подтвердил,
Что верное мы взяли направленье.[553]

130. Когда ж с вождем один я проходил, —
Как гром, когда тверд, молния осветит,
Навстречу нам вдруг глас проговорил:

133. – Всяк умертвит меня, кто в мире встретит![554]
И вдаль ушел, как гром в ущельях скал,
Когда ему гул эха с гор ответит.

136. Едва ушам он нашим отдых дал,
Как новый глас, как бы с вершины Тавра
За громом гром, загрохотав, сказал:

139. Я в камень превращенная Аглавра![555]
И шаг назад я сделал, устрашен,[556]
Чтоб стать под сень Виргилиева лавра.

142. Уж воздух вновь затих со всех сторон,
И вождь: – Узда то вашему порыву,[557]
Чтоб из границ не порывался вон.

145. Но вы, хватая адскую наживу,[558]
– Приманкой той враг древний манит вас. —
Не внемлете узде той, по призыву

148. Вас призывает небо и, кружась,
Бессмертные красы свои вам кажет;[559]
Но в землю устремили вы ваш глаз,[560]

151. Доколе вас Всевидец не накажет.

Песнь пятнадцатая

Второй круг. – Завистливые. – Ангел братолюбия. – Подъем на третий уступ. – Третий круг. – Гневливые. – Примеры кротости в видениях.

1. Как много в небе между часом третьим
И дня началом видно сферы той,
Что век кружит, подобно резвым детям,

4. Пути так много в тверди голубой
Светилу дня пройти осталось к ночи;
Был вечер там, здесь полночь предо мной.[561]

7. Лучи в лицо нам ударяли косо;[562]
Мы направлялись прямо на закат.
Прошедши путь немалый от откоса.[563]

10. Почуяв, что сильней лицо томят
Сиянья мне, чем прежде, я вопроса[564]
Не разрешил, неведомым объят,

13. И руки поднял я броней к вершине,
Сложивши их в защиту пред челом,
Чтоб лишний блеск ослабить в их твердыне.

16. Как от воды иль зеркала скачком
Луч прядает в противном направленье,
Вверх восходя под самым тем углом,

19. Под коим пал, и в том же отдаленье
От линии, куда идет отвес
(Как учит нас в науке наблюденье),[565]

22. Так поражен я был лучом с небес,
Здесь преломившимся, как мне казалось,
И отклонил я тотчас взор очес.

25. – Отец мой милый! Что такое сталось,
Что защитить очей не в силах я?[566]
Так я спросил: – Не солнце ль приближалось?

28. И он: – Не диво, что небес семья
Твое слепит еще столь сильно зренье:[567]
Посол грядет позвать нас в те края.[568]

31. Уж близок час, узришь сии виденья
Не с тягостью, но с чувством огневым,
Сколь сил тебе дано от Провиденья.[569]

34. Тут стали мы пред Ангелом святым,
И кротко рек он: – Шествуйте в обитель
По ступеням уж менее крутым.

37. Со мной взбираться стал по ним учитель,
И «Beati miseri Cordes» хор
Воспел в тылу и «слава, победитель!»[570]

40. Мы оба шли одни по высям гор,
И я, и вождь, и пользу я задумал
Извлечь себе, вступя с ним в разговор.

43. И думал я: спрошу его, к чему, мол,
Романский дух упомянул: запрет
Сообществу? И я спросил, что думал.[571]

46. И он на то: – Познав, в чем высший вред
Его греха, он этим нас желает[572]
Предостеречь от горших слез и бед.

49. Пока в вас душу только то прельщает,[573]
Что обществом дробится вновь и вновь, —
Как мех, в вас зависть вздохи вызывает.[574]

52. Но если б к миру высшему любовь[575]
Всегда горе влекла желанье ваше, —
Вам этот страх не мог бы портить кровь,

55. И чем вас больше там зовущих «наше»,
Тем больше каждому дается благ,
И тем сильней горит любовь в той чаше.[576]

58. – Во мне мой глад не только не иссяк,
Но стал, – я рек, – сильней, чем был дотоле,
И ум объял сомненья больший мрак.

61. Как может быть, что благо, чем в нем боле
Владетелей, сильней их богатит,
Чем если бы далось немногим в доли?

64. И он: – За то, что лишь земное зрит
Рассудок твой, извлек ты мысль незрелу,
Что будто здесь свет правды мраком скрыт.[577]

67. Но Благо то, – Ему же нет пределу,[578]
Ни имени, – к любви так точно льнет,
Как солнца луч к светящемуся телу.[579]

70. В ком больший жар, тот больше обретет,
Так что чем шире в ком любовь, – в заслугу
Над тем сильней и светлый луч растет.[580]

73. Чем больше душ к тому стремятся кругу,[581]
Тем боле там любви, и тем сильней
Льют жар любви, как зеркала друг другу.[582]

76. Но коль твой глад не стих с моих речей, —
Жди Беатриче, и в небесном взоре
У ней прочтешь ответ на все полней.[583]

79. Заботься же, чтоб зажили здесь вскоре,
Как эти две, все прочие пять ран,
Что закрываются чрез скорбь и горе.[584]

82. Сказать желая: – Ты во мне туман
Рассеял… – смолк я, видя в то мгновенье.
Что мы вошли в круг новый чудных стран.[585]

85. И, мнилось, там я в некоем виденье[586]
Восхищен был экстазом, как певец.
И вижу храм и в нем людей стеченье.

88. И входит в храм Жена и, как венец
Всех матерей, вещает кротко: – Чадо!
Что сделал с нами Ты? Вот Твой отец

91. И я с великой скорбию средь града
Тебя искали. – И лишь смолкнул глас,[587]
Как все, что зрел я, скрылось вмиг от взгляда.

94. Потом я зрел другую, что из глаз
Струила дождь, какой родит досада
За оскорбленную гордыню в нас.

97. И говорит: – Коль ты владыка града,
За имя чье шел спор между богов,[588]
Отколь блеснула всех наук отрада,

100. О Пизистрат! пролей злодея кровь,
Кто смел обнять дочь нашу без боязни!
И, мнилось, он, весь кротость и любовь,

103. Ей отвечал, исполненный приязни:
– Что-ж делать с тем, кто нам желает зла,
Коль тех, кто любит нас, подвергнем казни?[589]

106. Потом толпу я видел без числа,
Что каменьем Стефана побивала,
Крича: «мучь, мучь!» исполненная зла.

109. И юноша, над кем уж смерть летала,
К земле поник и устремил врата[590]
Очей своих в глубь райского портала.

112. И к Богу сил мольба им пролита,
Да не осудит Он его тиранов,[591]
С таким лицом, что скорбь в нас отперта.

115. Когда мой дух вернулся из туманов
В действительность, к предметам в мире сем,
Я понял смысл нелживых тех обманов.[592]

118. Мой вождь, кому я мог казаться тем,
На ком сейчас вериги сна разбили,
Рек: – Что с тобой? ты ослабел совсем?

121. И вот идешь уж боле, чем полмили.
Закрыв глава и с путами у ног,
Как бы вино иль сон тебя томили.

124. – Отец ты мой! Когда-б ты внять мне мог,
Я б рассказал, – сказал я, – ту причину,
По коей я в ходьбе так изнемог.

127. И он: – Носи ты не одну личину,
А сто личин, ты б от меня не скрыл
Из дум твоих малейших ни едину.

130. Ты зрел затем виденья, чтоб не мнил
Не допустить тех мирных волн до груди,
Что льются к нам из тока вечных сил.[593]

133. И не спросил я: – что с тобой? – как люди,
Чей глаз не в силах в спящем отгадать
Хранится ль жизнь еще в своем сосуде;

136. Но я спросил, чтоб мощь тебе придать,
Как делают с ленивым, побуждая,
Его скорей дремоту разогнать.[594]

139. Мы шли в вечернем сумраке, вперяя,
Насколько можно, взоры в даль и в высь,[595]
Где поздний луч еще сверкал, пылая.

142. И клубы дыма издали неслись
Навстречу нам, темнее ночи мглистой,
И негде было от него спастись![596]

145. Наш взор затмив, он отнял воздух чистый.

Песнь шестнадцатая