Данте Алигьери - Божественная комедия. Чистилище

• Название: Божественная комедия. Чистилище
• Автор: Данте Алигьери
• Жанр: Проза

«Божественная комедия. Чистилище» – вторая часть шедевральной поэмы великого итальянского поэта эпохи Возрождения Данте Алигьери (итал. Dante Alighieri, 1265 – 1321).*** Данте Алигьери заслуженно называют «отцом итальянской литературы». Заблудившись в дремучем лесу, Данте встречает поэта Вергилия, и отправляется с ним в путешествие по загробному миру. Пройдя девять кругов Ада, поэты оказываются в Чистилище, где находятся люди, успевшие перед смертью покаяться в своих грехах. Чтобы попасть в рай, они должны очиститься, испытав муки за свои прегрешения. Две другие части этого гениального произведения – «Ад» и «Рай». Данное издание содержит уникальный редкий перевод Дмитрия Мина, выполненный в 1855 году.

---

Песнь тридцать третья

Земной рай. – Прорицание Беатриче. – Пятьсот и Пять и Десять. – Данте и Беатриче. – Река Эвноэ.

1. «Deus venerunt gentes»… в сокрушенье,[1490]
То только трех, то четырех дев хор
Так, чередуясь, начал псалмопенье.

4. И воздыхая, – скорбная с тех пор, —
Внимала Беатриче; лишь Мария
Имела у креста печальней взор,

7. Когда же дали девы пресвятые
Ей говорить, – с лицом как бы в огне,[1491]
Она восстав, рекла слова такие: —

10. Modicum, et non videbitis me
Et iterum, o милые подруги,
Modicum, et vos videbitis me.[1492]

13. Когда ж семь жен пошли пред ней, как слуги,
Она, дав знак за нею вслед идти
Мне, донне и поэту в нашем круге,[1493]

16. Подвиглась в путь и, верно, десяти[1494]
Еще шагов в пути не совершила,
Как взором мне пронзила взор в пути[1495]

19. И с видом ясным так проговорила:
– Спеши; хочу беседовать с тобой:
Понять меня в тебе уже есть сила.

22. Лишь я предстал, как долг велит, к святой, —
Она рекла: – О! брат мой, что ж о многом
Не спросишь ты, пока идешь со мной?[1496]

25. Что с тем бывает, кто в чрезмерно строгом
Почтении, со страхом говоря,
Едва сквозь зубы тянет слог за слогом,[1497]

28. То было и со мной, и начал я
Неявственно: – Вам ведомо, мадонна,
Что нужно мне, в чем благо для меня.

31. И мне она: – Хочу, чтоб непреклонно
Мужался ты, отбросив лишний стыд,
И говорил отныне не как сонный.

34. Знай: тот сосуд, что Змием здесь разбит, —
Он бе и несть! Но Божеской десницы[1498]
Виновник зла – скупой не отвратит.

37. И явится в свой час наследник птицы,[1499]
Рассыпавшей на колеснице пух,
Чтоб чудище родить из колесницы.[1500]

40. Уж ясно вижу (и скажу то вслух):
Низводят день уж звезды в зодиаке,
Когда прорвет все грани некий дух.[1501]

43. Пятьсот и Пять и Десять – будут знаки[1502]
Послу с небес: пред ним падет та тварь[1503]
И тот Гигант, кто с ней грешит во мраке.

46. И коль слова мои темны, как встарь
Фемиды речь иль Сфинкса, если смысла
Их не поймешь, как Сфинкса понял царь,[1504] —

49. Наядами тебе пусть будут числа,
Пусть той загадки так рассеет мрак,
Чтоб на стадах и нивах смерть не висла.

52. Заметь же их и, как их слышал, так
Всем передай свои влачащим лета
В той жизни, где все к смерти есть лишь шаг.

55. И, записав их, не укрой от света.
Как два раза пред взором у тебя
Расхищено здесь было древо это.[1505]

58. Кто ж расхищает древо, не любя,[1506]
Тот хульным делом оскорбляет Бога,
Что освятил то древо для Себя.

61. 3а этот грех дух первый, мучась строго,[1507]
Пять тысяч лет и боле ждал Того,[1508]
Кто искупил сей грех, страдав так много.

64. Спит разум твой, коль не поймет, с чего[1509]
Так вознеслось то древо без границы.
И почему так дивен верх его?

67. Увы! не будь дум тщетных вереницы
Волнами Эльсы для души твоей
И ложь их – тем, чем был для шелковицы[1510]

70. Встарь Пирам, ты-б уже из сих вещей[1511]
Мог нравственно понять, как правосудно
Бог воспретил касаться сих ветвей.[1512]

73. Но, убедясь, что твой рассудок скудный
Окаменел и темен стал в грехах[1513]
И снесть не может свет сей речи трудной,

76. Хочу, чтоб ты носил его в мечтах,
Коль не в чертах, так в красках, как приносит
Паломник жезл свой в пальмовых ветвях.[1514]

79. И я: – Как воск уже навеки носит
Все то, что в нем изобразит печать.
Так ваших слов мой мозг с себя не сбросит.

82. Но для чего так должно возлетать
Глаголу вашему превыше долу,
Что ум за ним не в силах поспевать?[1515]

85. – Затем, чтоб ты, – сказала, – понял школу,
За коей шел, чтоб знал, как не следит
ее ученье моему глаголу.[1516]

88. И как ваш путь настолько ж отстоит
От Божеских, насколько выше меты
Земной тот круг, что выше всех парит.[1517]

91. И я: – Не помню, чтоб в былые леты
Когда-нибудь я в чем чуждался вас,
И совести не страшны мне изветы.

94. – И если все забыл на этот раз, —
С улыбкой мне она, – тому виною,
Что ты испил из Леты лишь сейчас.[1518]

97. Как дым пожар являет нам порою,[1519]
Так в сем забвенье, ясно вижу я,
Иной предмет был в мыслях пред тобою.

100. Аминь, аминь, отныне речь моя
Откроется, насколько грубым зреньем
Ты в силах снесть глубокий смысл ее.[1520]

103. Уж пламенней и с большим замедленьем
Вступало солнце в полдень средь высот,
Лежащий розно с каждым положеньем,[1521]

106. Как вдруг семь дев замедлили (как тот,
Кто, шествуя перед толпой народной,
Пред чем-нибудь вдруг замедляет ход), —

109. У бледной тени рощи, с тою сходной,
Какую в Альпах видим средь прохлад
Листвы и сосен у воды холодной.[1522]

112. Лились пред нами, мнилось мне, Евфрат
И Тигр, струясь из одного исхода
И расходясь, как с братом нежный брат.

115. – О свет! о честь всего земного рода!
Что за вода? Зачем один исток
Себя здесь делит в два водопровода?[1523]

118. И та: – Спроси, что это за поток,
Матильду, брат. – И ей, спеша с ответом,[1524]
Как бы затем, чтоб снять с себя упрек,[1525]

121. Прекрасная: – Он слышал уж об этом
И о другом, и Леты он в волнах[1526]
Едва ль утратил память к сим предметам.

124. И Беатриче: – Об иных делах
Заботой часто думы в нас покрыты,
Они затмили свет в его очах.[1527]

127. Но вот струится Эвноэ! Веди ты[1528]
Его к нему и, по обычью, в нем
Восстанови всю мощь и дух убитый.

130. Как кроткая, послушная во всем,
Как та, кому чужая власть законом,
Коль скоро ей дают намек о том, —

133. Прекрасная, подав мне длань, по склонам
Пошла к реке, и Стацию: – Иди[1529]
За ним!» рекла, как подобает доннам.[1530]

136. Имей я места боле впереди,
Воспел бы я, читатель, хоть отчасти,
Вкус вод, восторг рождающих в груди.

139. Но, как уже полны теперь все части
Второй канцоны, то, закончив лист,
Не выйду я из-под искусства власти.[1531]

142. Как в новую листву одет, душист
И свеж, встает злак новый, так от бездны
Святейших волн я возвратился чист

145. И весь готов вознесться в страны звездны.[1532]

Примечания

1

«Океан лютый», т. е. ад – продолжение метафоры первых двух стихов.

2

Чистилище (purgatorium, il purgatorio), по учению католической церкви, помещается также в преисподней, составляя собственно лишь одно из отделений ада, который учители этой церкви (Petr. Lombard. l. IV, dist. 45 A.; Thoma Aquin. Sum. theolog. P. III, qu. 69, art. 1) делили на две главные части: 1) на ад в собственном смысле, где помещены демоны и грешники, и 2) другие отделы преисподней, a именно – а) чистилище, непосредственно примыкающее к аду; b) лимб младенцев (limbus infantimi), где находятся души младенцев, умерших без крещения (Thom. Aquin. Ib. qu. 69, art. 6), и c) лимб праотцов (limbus patrum), местопребывание благочестивых мужей Ветхого Завета, куда нисходил Христос для их освобождения (Данте, Ада IV, 31–63; Thom. Aquin. 1 e, art. 4. Elucidar с. 64). В отношении этих двух последних отделов Данте во всем согласуется с топографией средневековых схоластиков; в отношении же чистилища, т. е. места, где очищаются души, чтобы впоследствии вознестись на небо, он уклоняется от отцов церкви, создав совершенно новый образ чистилища, – более поэтический, более ясный, светлый и, так сказать, более радостный. Дантовское чистилище помещается на противоположном нашему полушарии, на острове, окруженном Великим океаном, покрывающим, по тогдашним понятиям, все южное полушарие (Ада XXXIV, 112–114, 116–118, 122–123). На этом острове, лежащем под одним меридианом (в антиподе) с Иерусалимом, считавшимся в то время за средоточие (пуп) земли, подымается высочайшая гора в виде усеченного на вершине конуса. Вокруг горы идут концентрично в виде террас семь уступов или кругов (называемых поэтом также карнизами – cornici), на которых очищаются кающиеся души. Все эти террасы соединены между собою высеченными в скалах – более или менее трудными для подъема – лестницами или горными тропинками, ведущими, в конце концов, на самую вершину горы, на которой посреди восхитительной равнины расположен земной рай. На семи уступах горы очищаются души в следующих семи смертных грехах: гордости, зависти, гневе, унынии (accidia), сребролюбии или скупости и расточительности, чревоугодии и блуде, или сладострастии. Но кроме того все чистилище распадается еще на три следующие отдела: 1) на преддверие чистилища (antipurgatorium), где помещаются души нерадивых (neghittosi), покаявшихся в последние минуты жизни; эти души должны пробыть здесь известное время, прежде чем будут допущены к очищению; 2) настоящее чистилище, разделенное, по числу семи смертных грехов, на семь сказанных кругов, и, наконец, 3) земной рай, на вершине горы, составляющий как бы переходную ступень к небесному блаженству. Первое отделение сообщается со вторым вратами чистилища, охраняемыми ангелом-привратником, перед которым каждый вступающий исповедует грехи свои. Кроме того каждый из семи кругов имеет своего ангела-хранителя. Первый отдел, antipurgatorium, описывается от I песни до X, второй – от X до XXVIII, третий – от XXVIII и до конца Чистилища.