Андрей Гребенщиков - Голоса выжженных земель

• Название: Голоса выжженных земель
• Автор: Андрей Гребенщиков
• Издательство: Аст
• Жанр: Постапокалипсис
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-091353-4

НИЖЕ АДА. На сей раз карта «Вселенной Метро 2033» открывается в сердце Урала: местом действия романа «Ниже ада» становится постъядерный Екатеринбург. Андрей Гребенщиков, коренной свердловчанин, показывает нам один из самых загадочных и зловещих городов выжженной планеты. Вместе с мальчишками, которым судьба приказала стать героями, вы пройдете не только через туннели тамошнего метро, но и отправитесь в таинственную глубь уральских гор, будете сражаться с невиданными чудовищами и делать удивительные открытия... ОБИТЕЛЬ СНОВ. Кому нужен антиквариат в постапокалипсисе? Не автомат или ботинки, сделанные еще до ядерного армагеддона, а настоящий, вроде мобильного телефона или цифрового фотоаппарата? Никому? Преуспевающий бизнесмен Александр Кузнецов со станции московского метро Бульвар Дмитрия Донского может с этим поспорить. Дело уважаемого антиквара столь прибыльно, что его единственный родственник и наследник, юный племянник Ник, по меркам Метро вполне может считаться «золотой молодежью» и жить припеваючи. И вдруг все меняется — настолько резко, что дух захватывает. Кто виноват? Злой случай? Судьба? А может, ответы хранятся в маленькой черной коробочке?.. СЕСТРЫ ПЕЧАЛИ. Это книга забытых имен и потерянных душ. Безымянные герои в поисках своей судьбы на ощупь бредут во тьме. Их путь — десятки и сотни километров по радиоактивной, выжженной земле навстречу друг другу. Их жизни — на кончиках пальцев сестер, плетущих нити человеческих страстей. Их будущее — сон умирающей в муках ведуньи. Их прошлое — слезы и смерть. В борьбе за настоящее они пойдут до конца…

---

Ты знаешь, я понимаю мужиков… некоторые из них не могут сдержать слез… нет ничего ужаснее для мужчины, настоящего мужчины, чем неспособность защитить свою семью. Они – не способны. Не потому что слабы или трусливы – это неправда, им просто нечего противопоставить тому, кто появляется из ниоткуда и, нанеся убийственный удар, исчезает в никуда.

Но напрасно они ищут утешения у меня… Я, в отличие от них, слаба и труслива, безобразно труслива, зачем обманывать себя и тебя? ́ Я могу соврать, что садик или школа гарантируют безопасность самым важным, самым маленьким человечкам в подземелье, но мы все знаем, что это ложь…

Я все равно вру, а они делают вид, что верят, самым везучим удается поверить по-настоящему. Целительная сила самообмана…

Четверка, вот бы знать, сколько все продлится и сколько мы продержимся? Не думаю, что долго, нервные срывы случаются все чаще, люди вымотаны до крайности…

Убийства, о которых рассказывала Эль, прекратились так же неожиданно, как и начались. Почти целый месяц маньяк никак не проявлял себя, и в душах людей зародилась робкая надежда – неужели все закончилось?

Надежды были напрасными: зло никуда не делось, да и куда ему деваться из замурованного убежища?! Теперь убийца выходил на охоту раз в месяц, в один и тот же день. Следствию, наконец, удалось обнаружить хоть какую-то логику в действиях маньяка – нападения неизменно совершались в тот день, в то число, когда власть подавила восстание «болотных». Месть! Похоже, кто-то из поверженных мстил за себя и за своих родных, пострадавших либо погибших в смуту.

– Стало ли нам легче, Четверка? Теперь страх одолевает лишь единожды в три десятка дней. Наверное, это означает, что легче стало в тридцать раз. Только математика лукавит, ужас не исчез, не растаял, не уменьшился в размерах, он загнан в глубины подсознания, чтобы в Тот Самый День вырваться наружу и сполна отквитать двадцать девять дней пустоты и ожидания.

Лютый ужас, такой, что поджилки трясутся… На долгие, тягостные часы мы становимся стадом беззащитных овечек, безропотно ожидающих, кого же мясник выберет на этот раз? И когда выбор происходит, все выжившие овцы облегченно вздыхают (не вслух, конечно, нельзя в открытую радоваться чужой смерти), они пережили еще один Тот Самый День и до следующего месяца можно вновь превратиться в обычных людей… Одно плохо, Четверка, овца в сознании постепенно вытесняет оттуда человека. Мы – уже не общество, а стадо, мы привыкаем к такой жизни, соглашаемся терпеть и унижаться один день, лишь бы остальное время не испытывать жгучий страх… Жаль, жгучий стыд никто не отменял.

Наступил, Четверка, Тот Самый День – сегодня Убийца заберет свою жертву. Мы в очередной раз сделаем вид, что готовы отразить нападение врага, повсюду дежурят вооруженные отряды, перемещение поодиночке строжайше запрещено, родители запираются с детьми в свои жилища, кто-то прячется в церкви, кто-то в казармах в окружении бравых, но таких же перепуганных, увешанных бесполезным огнестрелом овец. Овца – жертва, в какую шкуру ее ни ряди… Камуфляж не спасает, это факт.

Сегодня я отправлюсь на охоту. Не на овец – на волка, что превратил нас в дрожащих, безвольных тварей. Мне надоело! Если не победить страх, он, в конце концов, победит тебя, а я жутко не люблю проигрывать!

Пришлось пойти на разные ухищрения, зато нынче я экипирована по высшему разряду: легкий броник, пистолет, «укорот», два рожка к нему, десантный нож, ПНВ [12] . Несколько практических уроков с опытным инструктором в придачу. Воительница из меня еще та, зато уже и не овца. Как бы то ни было, яйца любому маньяку оторвать успею!

Пришлось обмануть отца и Дениску. Сказала, что пересижу весь проклятый день вместе с вояками, но это простительная ложь, как считаешь? Узнают – безо всякого маньяка секир башка сделают… а я люблю свою красивую башку!

Ну, давай, Четверочка, пора мне. Надеюсь, еще свидимся. При большой удаче позвеню тебе в микрофон вырванными маньяческими трофеями. Жди меня!

Никита вскочил на ноги и громогласно прорычал совершенно непотребное проклятье в адрес безбашенной девчонки. На крик в магазин немедленно заявился бдительный охранник и, убедившись, что проблемный заключенный дуркует в полном и безопасном одиночестве, выразительно покрутил пальцем у виска.

Юноша, полностью проигнорировав заботливо-оскорбительную пантомиму вертухая, на все нецензурные лады склонял отмороженку Эль. Возмущению его не было предела – так рисковать собственной жизнью! Ну баба – дура! Редкостная, непроходимая и неизлечимая дура!

Слегка отдышавшись, молча и очень-очень осторожно, чтобы не шокировать самого себя, восхитился ее совсем не женским бесстрашием и силой воли. Вот ведь упрямая стерва! Он, парень с восемнадцатилетним стажем, чуть не обоссался после небольшого инцидента с диктофоном, а эта… как ее назвать-то лучше? – фурия, амазонка, валькирия! – чуть не с голыми руками на маньяка пошла. Не девка – кремень, мать ее за ногу!

– Четверка, таких люлей мне еще никогда не навешивали… Вдвоем на одну! Джентльмены, блин! Иногда словами можно отметелить гораздо больнее, чем руками и ногами… Отец и Денис орали чуть не в унисон, аж уши закладывало… Истерики хреновы! Узнаю, какой упырь меня сдал, – кол осиновый в жопу вобью!

И не надо на меня так смотреть, я не из института благородных девиц, блюсти чистоту речи не подписывалась! Узнаю – убью ректально. Так лучше?

Если честно, в глубине души я чуть-чуть, совсем чуть-чуть рада, что патруль меня отловил: сама бы ни за что охоту не бросила… Столько страху натерпелась, пока по туннелям да закоулкам темным шастала, – взмокла вся. Не вру, одежду выжимать можно, вся вонючая, в поту, любой маньячина за версту учует…

И что заботятся обо мне так, тревожатся… Четверка, ты бы видела лица мужиков моих – бледные, без кровиночки, сами орут, голоса срывают, аж колотит их от… бешенства и любви. Классное сочетание? Чистое садомазо… А я… бабы-дуры, что тут еще скажешь? Расплакалась – и от обиды, что охоту завалила, и от счастья, что рядом со мной любящие люди есть… Хреновая я охотница на маньяков, да? Хреновая, знаю.

Правда, с наказанием перемудрили, впаяли три дня тюремного заключения за нарушение особого режима… Ну да я не в обиде, отоспалась зато, мысли в порядок привела, отдохнула даже. Детишки мои навещать приходили… от горшка два вершка, а туда же – ругали меня и тут же жалели. У меня опять глаза на мокром месте, видать, расклеиваюсь. Так и обабиться можно в один прекрасный момент.

Только «откинулась», сразу к тебе, Четверочка, с новостями. Переживала за меня? Спасибо, милая. Нужна я, значит, кому-то: отцу, Дениске, детворе, даже тебе. Может, все не так и плохо?

Про жертву забыла рассказать. Не обошлось и в этот раз. Правда, охранники смеются, что не маньяк нынче позверствовал, а кто-то из своих, – завалили мужика дюже говнистого, которого иначе чем «презерватив» (естественно, в менее литературной форме) не называли. Так что никто особо и не расстроился. У «контрацептива» этого ни семьи, ни детей не было, кручиниться по нему некому. «Ежемесячная лотерея прошла, к всеобщему удовлетворению, успешно».

Я тоже обрадовалась, что незнакомого убили… Малодушно? Я в курсе, на широту души не претендую, до своих дело есть, а до чужих… Не осуждай меня, Четверка, все понимаю, но облегчения сдержать не могу: еще один Тот Самый День пережили…

Никита осуждать девушку точно не собирался, по крайней мере, не за облегчение. Зачем лицемерить? За несусветную идею с охотой она свое получила, и вряд ли в следующий раз мужики оставят ее без присмотра. Инцидент исчерпан.

Судя по следующим записям, жизнь Эль вернулась в привычное русло. Девушка вновь погрузилась в свою ответственную работу, вновь жаловалась дневнику на вечную усталось и еще более вечное отсутствие ненаглядного Дениса рядом. Они не отдалились, как бы того исподволь ни желал Никита, но виделись крайне редко – забот хватало на всех.

Миновало несколько «тех самых дней», гибли люди – разные, и хорошие, и плохие, но Эль и ее семью «лотерея» обходила стороной. Девушка не призналась, но Ник почувствовал, что Убежище постепенно смирилось с безумным ритуалом, он стал частью страшной новой реальности. Его ждали, его боялись, с ним пытались бороться, но восприятие его изменилось. К убийствам стали относиться, как к неизбежному злу, стихийному бедствию, которое невозможно предотвратить.