Михаил Бобров - Записки военного альпиниста. От ленинградских шпилей до вершин Кавказа 1941–1945

• Название: Записки военного альпиниста. От ленинградских шпилей до вершин Кавказа 1941–1945
• Автор: Михаил Бобров
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-227-06135-5

Книга М.М. Боброва – героя-фронтовика, прославленного российского спортсмена, тренера, педагога, ученого, почетного гражданина Санкт-Петербурга – состоит из двух частей, отражающих две уникальные ипостаси автора в годы Великой Отечественной войны. В первой части рассказано об одной из самых редких воинских специальностей – верхолазах-маскировщиках. В их числе автору выпала тяжелейшая и опаснейшая работа по маскировке золотых архитектурных доминант блокадного Ленинграда, использовавшихся фашистской артиллерией и авиацией в качестве ориентиров для ведения огня и бомбометания. Вторая часть книги посвящена истории противостояния советских горнострелковых отрядов и специальных подразделений германского вермахта в экстремальных условиях высокогорья в Приэльбрусье во время битвы за Кавказ (1942–1943). Тогда автор был старшим инструктором военного альпинизма 105-го отдельного горнострелкового отряда. Издание содержит уникальный по информативности и достоверности исторический материал. Автор вовлекает читателя в описываемые события, с болью и гордостью повествуя о подвиге защитников Кавказа.

Предназначено для широкого круга читателей, интересующихся отечественной военной историей, альпинизмом, горным туризмом.

---

После Октября потребовалось заменить ее новой. Вся сложность тут не в механике курантов, а в настройке колоколов. Старинные мастера знали секрет, но унесли его с собой. Нашлись умельцы, которым удалось сделать новый бой, тоже состоявший из двух мелодий. Теперь с колокольни слышались мелодии «Интернационала» и «Вы жертвою пали в борьбе роковой». В 1952 году с колокольни стал звучать гимн Советского Союза…

Вскоре мы добрались до верхней открытой колокольни и вошли в металлический шпиль. Он промерз и был покрыт изнутри инеем. Я со свечой в руке шел впереди, за мною, прихрамывая, поднимался Алоиз. Л.А. Жуковский остался в помещении курантов. От многочисленных поворотов винтовой лестницы голова у меня начала кружиться.

Вот наконец и вертикальная лестница-стремянка, ведущая к последней площадке у лаза, выводящего наружу.

«Миша, осторожно! – предупреждает Алоиз. – Ступени здесь далеко одна от другой. Ногу задирай повыше. Если оступишься, то костей на этой лесенке наломаешь больше, чем сорвавшись со шпиля».

Поднявшись к лазу, я помог Алоизу выбраться на последнюю площадку. Обнявшись, мы почувствовали, как под напором ветра уходит в сторону шпиль.

«А что же на шарике делается! – воскликнул Алоиз. – Наверное, как на качелях!»

Выбравшись наружу через форточку лаза, выходящего в сторону Петроградской стороны, я огляделся. На бастионах крепости и на стрелке Васильевского острова расположились зенитные орудия. На замерзшей Неве стояли корабли. У Зимнего дворца – эсминцы «Страшный», «Сильный», «Свирепый». За Дворцовым мостом – лидер «Ленинград», за мостом Лейтенанта Шмидта, у Горного института, – крейсер «Киров». У Балтийского завода – линкор «Октябрьская революция».

А дальше на линии фронта виднелись всполохи огня.

Сейчас мы находились на отметке 103 метра – выше креста Исаакиевского собора на 1,5 метра. Но высота здесь чувствовалась гораздо острее, чем на шпилях Адмиралтейства и Инженерного замка. Голова слегка кружилась, почему-то подташнивало. Завтра предстоял подъем к ангелу – еще 19,5 метра хода по вертикали снаружи на ледяном ветру. Алоиз, глядя на город сверху, тяжело вздохнул: «Ну что ж, Миша, полюбовались, и будет. А теперь займемся делом».

Внутри шпиля, над входным лазом, в пяти метрах ниже шарика просверлили дрелью дыру. Через нее пропустили наружу трехмиллиметровый стальной трос для страховки идущего первым.

И вот на следующий день – первая попытка подъема. На мне штормовой костюм, надетый поверх ватной куртки и ватных брюк. На груди – обвязка. Алоиз страховал с внутренней площадки.

Дул пронизывающий ледяной ветер. В последний раз Алоиз проверяет мою обвязку, крепление троса. Поправив на моем плече бухту репшнура и сумку с инструментом, под напутствие напарника «Вознесись, Мишуня, до ангела!», я протиснулся через узкий лаз наружу и, ухватившись за наружные скобы, начал подтягиваться вверх. Выход и вход в это маленькое окошко – очень неприятная процедура. Стоя на нижней скобе, я глянул вниз и вдруг почувствовал себя парящим в воздухе. Голова закружилась. Ноги стали слабеть. Почувствовав недоброе, Алоиз моментально обхватил мои ноги левой рукой, не выпуская из правой страховочный трос. Твердым голосом дважды повторил: «Миша, спокойно! Не смотри вниз! Не смотри вниз! Гляди вперед, на тот берег Невы!»

Успокоившись, почувствовав, что слабость прошла и появилась уверенность, твердость в руках, я размеренно, соблюдая правила техники скалолазания, двинулся вверх, в сумрачное ленинградское небо.

Поднимался не спеша, сберегая силы для выхода на шарик. Там отрицательный уклон. Чем выше поднимался, тем явственнее ощущал ось раскачивания шпиля. Ощущение было такое, словно взбирался на высокую мачту яхты, дрейфующей на штормовых волнах. Мне было известно, что конструкция шпиля замечательного инженера Д.И. Журавского рассчитана на скорость ураганного ветра до 47 метров в секунду. Таких ветров за всю историю города не наблюдалось. Запас прочности конструкции, таким образом, был велик. Но сведения эти мало утешали, когда надо было преодолевать раскачивающуюся поверхность шара; единственная связь с Алоизом – через страховочный трос.

Я знал: что бы ни случилось – моя жизнь в руках верного товарища. С каждым шагом чувствовал себя уверенней. Поглядывая вниз, я видел сосредоточенное лицо Алоиза, внимательно наблюдавшего из окошка за каждым моим движением. Страховал Алоиз виртуозно, не мешая тросом при движении, не тянул вверх, не позволял тросу провисать, а легко, ненавязчиво и технично вел напарника к шарику. И все-таки одолеть его в тот день мне не удалось. Не удалось и в последующие пять дней. Не было чувства страха. Было чувство бессилия: не подтянуться к следующей скобе, не подтащить себя под отрицательный угол к шарику. Всему виной был голод. Алоиз помогал как мог: подбадривал, наставлял. И это шло на пользу. Он все чувствовал так, как будто лез сам: «Если не уверен, спустись отдохни, попробуй еще раз».

Спустившись до лаза, я отогревал руки, восстанавливал дыхание и силы. Шпиль содрогался от рвущихся рядом снарядов. И снова попытка. Стрельба идет вовсю. На шпиле я как на ладони, открыт для всех ветров и снарядов. Но мысли заняты другим – одолеть слабость.

Я уже привык к шпилю, к высоте. Как на тренировке, появились уверенность и выносливость. Уже знаю, что не кистью руки надо браться за скобу, а пропускать ее под локоть. Так легче висеть на руках. Не стоять ногой на скобе, а пропускать скобу под колено. Теперь, выбившись из сил, я могу отдыхать, сцепив две руки, обняв скобу. Теперь никакая сила не разлучит меня со шпилем. Можно решаться на штурм нависающего шарика. Но мудрый, осторожный Алоиз, как старший брат, наставлял: «Не торопись, ты уже молодец. Сегодня поднялся на двадцать сантиметров выше, чем вчера. Все будет хорошо. Отложим штурм до завтра».

И вот решающий день штурма, седьмой по счету. Мороз за тридцать пять. Вот он, такой близкий и такой далекий шарик. Остановился, почти упираясь в него головой. Руки, уставшие от напряжения, слегка дрожат. Пальцы в армейских снайперских рукавицах с отдельным указательным пальцем закоченели. Их надо согреть. Продев ноги между шпилем и скобой, я заклинился, отдыхая, держась за скобу то правой, то левой рукой. Вращаю освободившейся рукой в плечевом суставе и чувствую, как кровь начинает приливать к онемевшим пальцам. Все идет нормально. Алоиз машет рукой из окна и что-то кричит. Из-за сильного ветра трудно разобрать слова. Но два слова все-таки уловил: «Молодец! Отдохни!» Счастье иметь такого напарника.

Самое трудное – преодолеть нависание. Страховочный трос, который до сих пор уходил вверх, теперь остался под ногами. Теперь уже Алоиз будет не выбирать, а выдавать мне трос, и в случае срыва придется пролететь солидный кусок, прежде чем напарник успеет выбрать трос и самортизировать мое падение. Я не сомневаюсь в надежности друга, в его интуиции. И это сильно помогает.

Вновь завыли сирены, оповещая воздушную тревогу, и вскоре с южной части Финского залива показались немецкие бомбардировщики. Они несли Ленинграду очередную порцию смерти. Плотный зенитный огонь преградил им путь к городу. В помощь зенитчикам включилась корабельная артиллерия. И все же отдельные бомбардировщики, прорвавшись сквозь заслон, начали беспорядочную бомбежку, пытаясь побыстрей уйти от огня. И тут с северного побережья залива вынырнули советские истребители. Фашисты, не принимая боя, стали разворачиваться и уходить на юг. Затаив дыхание, мы наблюдали за воздушным боем с высоты. Но вот Алоиз постучал по шпилю, подавая сигнал к штурму шара.

Верхушка шпиля ходила ходуном от ветра. Парусность создавал не только шар, но и ангел с распростертыми крыльями (его площадь около 17 квадратных метров) и крест. Освободив ногу, я подал сигнал Алоизу, двумя руками взялся за скобы повыше, начал подтягиваться вверх-назад, уже нависая спиной к земле, чувствуя, что отклоняюсь, ухожу от шпиля все больше. Еще несколько усилий… и мое тело вновь принимает вертикальное положение. Дальше уже нормально продвигаюсь вверх по ступеням шара. Экватор остался позади.

В самый трудный момент мне казалось, что Алоиз, как тень, поднимается рядом – настолько умело он вел меня к вершине шара. Теперь вверх уходил только крест, на котором вращался ангел. И тут я услышал: «Ура!» Это Алоиз праздновал мою победу.

Я организовал надежную самостраховку у основания креста и отстегнулся от троса. Достав инструмент, закрепил на крестовинах четыре петли для подвески блоков и спустил вниз конец репшнура, к которому Алоиз привязал блоки. Вытянув их наверх, закрепил: два малых блока – для подъема ведер с краской и два основных – для нас с Алоизом.

На следующий день мы продели через блоки тросы и протянули их на лебедку, установленную выше курантов. Теперь можно было приступать к покраске шпиля, работая вдвоем одновременно, независимо друг от друга. Ведра с шаровой корабельной краской подавали наверх два бойца, специально выделенные нам в помощь.