Максим Тихомиров - Дело треножников

• Название: Дело треножников
• Автор: Максим Тихомиров
• Жанр: Детективная фантастика

Альтернативная история, построенная на основе миров Уэллса, Конан Дойля, Кристи, Уиндема, Берроуза и других писателей начала двадцатого века. Альтернативная физика, основанная на представлении о ней тех же писателей. Альтернативная биохимия.

Вторжением с Марса и последовавшей за ним Великой Мировой войной закончилась эпоха викторианских джентльменов, когда убийство считалось величайшим преступлением, а точёные ножки столов обряжали в многослойные юбочки во избежание фривольных мыслей. Война закончилась, выжившие марсиане размещены в алиенских резервациях, с ними постепенно налаживаются дипломатические отношения.

Лондон оправляется от последствий атомных бомбардировок, горожане привыкают жить рядом с двумя постоянно действующими вулканами, в глубине которых постепенно прожигают себе путь к центру Земли кайзеровские ядерные боеголовки — в этом весь ужас атомных бомб, однажды взорванные, они будут взрываться вечно. Подстёгнутая войной и нашествием наука сделала гигантский скачок, и уже никого не удивляют паромобили на улицах и работающие на атомном ходу аэробусы в небе над лондонской Кровлей. Не удивляет и падение ценности человеческой жизни. Наступает новая эра — эра Мориарти.

Таков новый мир, в котором приходится жить двум джентльменам ушедшей эпохи — Шерлоку Холмсу и доктору Ватсону. Эра Мориарти не могла не изменить и их, но они предпочитают не обсуждать эти изменения даже между собой. Им помогает работать с электронной передвижной картотекой по имени Дороти молодая мисс Хадсон, суфражистка, выпускница Гарварда и внучка той самой миссис Хадсон.

---

— «М»? Неужели… — начал было я вспомнив начало нашей сегодняшней беседы, но Холмс прервал меня с довольно обидным смехом.

— Конечно же нет, мой добрый друг, — сказал он, отсмеявшись. — Не Мориарти. Это мой брат Майкрофт. Серый кардинал Британской Империи собственной персоной.

— Майкрофт Холмс? Но почему же…

— Почему он не воспользовался официальными каналами, не обставил всё с присущей случаю помпой, хотите вы спросить? Почему нас не снял с борта «Цеппелина» гербовый аэропил? Почему почётный караул не выстроился в каре на лётном поле, а к трапу не раскатали красную ковровую дорожку? Это вы хотели бы знать, мой друг?

Я лишь слабо кивнул в ответ.

— Гроши, потраченные короной на это послание, являются частью способа поведать человеку моих умственных способностей гораздо больше, чем сказал бы мне самый исчерпывающий отчёт по делу. Учитывая то, что любая информация может быть перехвачена, похищена, расшифрована, в конце концов, надо обладать поистине титаническим умом, умом, схожим по своей организации с моим собственным, чтобы рассказать всё, не сказав ничего. С этой задачей мой брат справился блестяще.

— Я по-прежнему ничего не понимаю, — вынужден был признать я в конце концов. Мисс Хадсон кивнула в знак согласия. Дороти промолчала.

— Отлично! — обрадовался Холмс. — Значит, для части заинтересованных лиц и для огромной массы людей незаинтересованных, но донельзя любопытных, падких на сенсации и склонных к спонтанным, по ситуации, реакциям — я имею в виду рядовых английских обывателей, Ватсон, и уж простите меня, что для того, чтобы прийти к подобным выводам, мне снова приходится ориентироваться на вас — для всех этих людей дела, представляющего для нас глубочайший интерес, попросту не существует. Ситуация всё ещё под контролем. Да, кстати, Ватсон — просмотрите-ка бегло и все эти, столь ненавистные вам, жёлтые листки.

— Но зачем? — удивился я.

— Хотите узнать правду о событиях — обращайтесь к таблоидам и жёлтой прессе, Ватсон. Отсутствие цензуры не всегда пагубно отражается на свободе слова. Среди тонн вранья на страницах бульварных газетёнок можно отыскать зерно истины. Но вряд ли вы найдёте его в причесанных статьях официальных изданий. Намёки — быть может, но не более. Чтение между строк — великое искусство, друг мой, и им я овладел в совершенстве. Теперь ваш черед.

Я послушно погрузился в чтение, испытывая смутное — а порой и вполне отчётливое — омерзение от сопричастности к скандалам, преступлениям и человеческим порокам, которые были основной мишенью изданий «для масс». Мисс Хадсон, затаив дыхание, читала заметки через моё плечо. Я чувствовал лёгкий аромат зелёного чая, исходящий от её волос.

«С пылу с жару» посвятило большую статью явлению, которое горе-писаки помпезно именовали Вторым нашествием марсиан. Приводились интервью с сектантами из Церкви Исхода Человечества, которым в мескалиновых галлюцинациях во время варварских обрядов в их капищах являлись обожествляемые ими обитатели Красной Планеты, предсказывавшие скорый конец человеческой цивилизации и торжество царства головоногих. Сектанты не призывали никого покаяться во имя спасения — они лишь злорадствовали, утверждая, что не спасётся никто.

«Вестник астрологии и астрономии» напечатал крайне размытые и невнятные дагерротипические изображения марсианской поверхности в районе вулкана Олимп и Цидонии, полученные учёными обсерватории в Кордильерах. Пририсованные от руки корявые стрелки указывали на зоны пыльных бурь, которые, согласно утверждениям журналистов, являлись последствием новых выстрелов сверхорудий марсианских агрессоров в сторону Земли. Смаковались ужасные подробности инопланетного вторжения четвертьвековой давности и предсказывались ещё более кошмарные перспективы для населения Земли в самом ближайшем будущем. При чтении этих восторженных заявлений по моей спине то и дело пробегали мурашки.

«Криминальная Британия» поразила меня в изобилии рассыпанными по своим страницам подробностями жесточайших убийств, хитроумных ограблений, финансовых махинаций и прочих преступлений. Такой размах преступности в наше просвещённое и добропорядочное время ужаснул меня до глубины души. Усилия полиции и министерства внутренних дел по искоренению преступности на территории Соединенного Королевства откровенно высмеивались авторами статей, и я никак не мог уяснить для себя, на чьей всё-таки стороне находились люди, так обстоятельно описывавшие подробности столь безобразных происшествий. Воистину, мир уверенно вступал в эру преступников, во времена негодяев.

В Эру Мориарти.

Моё внимание привлекла украшенная аляповатыми рисунками заметка о ритуальном убийстве в заброшенном особняке в Ричмонде, который пустовал вот уже больше трёх десятилетий. Рисунки изображали расчленённое человеческое тело, части которого были разложены по линиям странного, напоминающего пентакль, рисунка на полу заброшенного дома. Линии рисунка явно были нанесены кровью жертвы — цитировалось заключение коронера, согласно которому ткани тела покойного были таинственным образом иссушены до состояния мумификации. Приводились также показания почтенных членов общества, убелённых сединами господ Филби и Бленка, которые опознали в покойном хозяина дома, своего давнего знакомого, полубезумного изобретателя, пропавшего лет тридцать назад во время одного из своих экспериментов по исследованию природы пространственно-временного континуума. По их словам, с момента исчезновения он практически не изменился, и коронер подтверждал, что тело принадлежит мужчине в расцвете сил, а вовсе не дряхлому старику, каким бы покойному в таком случае полагалось быть. Имя жертвы в интересах следствия не разглашалось.

Мисс Хадсон при виде рисунка испуганно вскрикнула, зажав рот ладонью, и стремглав покинула салон. Я укоризненно взглянул на Холмса. Тот лишь развёл руками.

— Я считаю, что леди не должны касаться всех этих мерзостей человеческого бытия, — сказал я. — Это всё-таки уже слишком.

— Наша прекрасная помощница сама выбрала свою стезю борца с преступностью, — отмахнулся Холмс. — А посему следует предполагать, что на её пути будут встречаться не только изображения мест преступлений в прессе, но и сами эти места. Вы не находите, Ватсон, что для убеждённой суфражистки и эмансипэ наша юная мисс Хадсон несколько чересчур впечатлительна?

— Смею полагать, это у нее возрастное, — сказал я в ответ. — Молодежи свойственен бунтарский дух. С годами из наиболее отъявленных возмутителей спокойствия получаются самые ответственные отцы и самые заботливые матери. За годы бунта и войны лучше всего учишься ценить покой, стабильность и порядок. А потом приходит новое поколение с новыми бунтарями, и всё начинается снова. Таков великий Круг жизни, Холмс.

— Да-да, мой друг, вы правы, — сыщик вновь сделался рассеянным. Он забормотал себе под нос: — Круги…витки…спирали… Да-да, всё возвращается. И все возвращаются. Вне всякого сомнения.

Голос его становился всё невнятнее и наконец затих и вовсе. Взгляд потерял осмысленность и устремился в никуда. Потом, встрепенувшись, он снова вернулся в реальность.

Одновременно с этим к нам присоединилась и мисс Хадсон, несколько бледная, но уже вполне успокоившаяся.

— Вы будете свидетелем, мисс Хадсон, — заявил Холмс, сверля её взглядом, отчего девушке явно было не по себе. — Совсем недавно я предложил доктору Ватсону пари, от которого он не стал отказываться с достойной джентльмена решительностью. Суть пари сводится вот к чему. Я берусь доказать, что дело, к расследованию которого мы будем в ближайшее время привлечены, в чём не может быть ни малейших сомнений, уже раскрыто мною. По сути, это и было — будет — делом на половину трубки. Кроме того, я хочу продемонстрировать превосходство аналитических способностей человеческого мозга над вычислительными способностями одной из самых совершенных машин, созданных человеком именно для того, чтобы в кратчайшие сроки сопоставлять и обрабатывать огромные объёмы информации. Я берусь объяснить вам всю последовательность размышлений, которые приведут вас и уже привели меня к успеху в расследовании — но лишь по мере того, как следствие будет выявлять всё новые и новые детали общей мозаики. Пока же я напишу на бумаге несколько слов, запечатаю их в конверты, а потом вручу их вам, Ватсон. В нужный момент мы будем вскрывать один из них и сравнивать выводы, сделанные вами в ходе расследования, с моими предварительными догадками. Попробуем объединить в грядущем расследовании дедукцию и интуицию и посмотрим, которой из них следует больше доверять.

Своим летящим почерком Шерлок Холмс написал на клочках перфоленты Дороти несколько слов, а потом разорвал эти куски на более мелкие части. Каждый из кусочков бумажной ленты содержал сейчас одно-два слова. Холмс тщательно свернул клочки бумаги в несколько раз таким образом, чтобы надписей на них не было видно, и понумеровал их, нанеся цифры на внешнюю поверхность каждого из свертков.