Ю Несбё - И прольется кровь

• Название: И прольется кровь
• Автор: Ю Несбё
• Жанр: Триллер
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-389-10094-7

Я – наемный убийца-неудачник. Я обманул заказчика, но мой обман раскрылся, и я был вынужден бежать, спасая свою жизнь. Та, из-за которой я решился взяться за это дело, умерла, не дождавшись моей помощи, так что все было впустую. И теперь я оказался на самом краю земли, где меня никто не знает и где мне не от кого ждать помощи. А между тем преследователи дышат мне в затылок…

Впервые на русском языке!

«Кровь на снегу», «И прольется кровь»… Эти два романа связаны некими сюжетными нитями. Но связь их может оказаться глубже, чем нам кажется. Что же ожидает читателя дальше?

---

– Я не очень-то умею рассказывать анекдоты.

Кнут застонал, повесил голову и стал теребить руками вереск.

– Ты не можешь ни во что попасть, ты ничего не знаешь о куропатках, и ты не помнишь анекдотов. А ты вообще что-нибудь можешь?

– Ну… – произнес я и тут заметил одинокую птицу, летевшую высоко над нами. Она охотилась, выискивала добычу. Ее жесткие, застывшие в одном положении крылья напоминали военный самолет. – Я умею прятаться.

– Да? – Голова его снова поднялась. – Давай поиграем в прятки. Кто водит? Эники-беники, ели…

– Беги вперед и прячься.

Он пробежал три шага и резко остановился.

– Что случилось?

– Ты сказал это, только чтобы от меня избавиться.

– Избавиться от тебя? Да ты что!

– Ты снова врешь!

Я пожал плечами:

– Можем поиграть в молчанку. Кто не будет молчать, получит пулю в голову.

Он странно посмотрел на меня.

– Понарошку, – уточнил я. – Хорошо?

Он кивнул, плотно сжав губы.

Мы шли и шли. Ландшафт, казавшийся на расстоянии совершенно монотонным, постоянно менялся: от мягкой волнистой поверхности, поросшей зеленым и коричневым вереском, до каменистого, растрескавшегося лунного пейзажа. С момента моего прибытия солнце сделало уже полоборота вокруг меня, и внезапно в его свете, в свете оранжевого диска, создалось ощущение, что весь пейзаж сияет, словно по пологим равнинам течет лава. И над всем этим – огромное широкое небо. Не знаю, почему здесь оно кажется таким огромным, почему мне почудилось, что земля изогнулась. Может быть, все дело в недостатке сна. Я читал о людях, которые после двух суток без сна становились психопатами.

Кнут молча шагал, плохо скрывая ожесточение и готовность к борьбе на веснушчатом лице. Комариные рои налетали все чаще, и сейчас мы попали в один из них и никак не могли вырваться. Я перестал бить садящихся на меня насекомых. Они прокусывали кожу, применяя обезболивающее, и все происходило так мягко, что я позволил им продолжать свое занятие. Сейчас самым важным было то, что метр за метром, километр за километром расстояние между мной и цивилизацией увеличивалось. И все же вскоре мне предстояло составить план.

«Рыбак всегда находит то, что ищет».

До сих пор моим планом было не иметь никакого плана, потому что Рыбак способен разгадать любой логичный план, какой бы я ни придумал. Единственным моим шансом была непредсказуемость. Нужно было стать настолько нелогичным, чтобы даже самому не знать, каким будет мой следующий шаг. Но позже следовало что-то придумать. Если вообще будет какое-нибудь «позже».

– Часы, – выпалил Кнут. – Разгадка – часы.

Я кивнул. Это был лишь вопрос времени.

– А теперь можешь прострелить мне голову, Ульф.

– Хорошо.

– Давай стреляй!

– Зачем?

– Чтобы не ждать. Нет ничего хуже, чем пуля, которая неизвестно когда прилетит.

– Пуф!

– Тебя дразнили в школе, Ульф?

– Почему ты об этом спрашиваешь?

– Ты странно говоришь.

– Там, где я вырос, все так говорят.

– Ой. И что, всех дразнили?

Я не мог не рассмеяться:

– Ладно, меня изредка дразнили. Когда мне было десять лет, умерли мои родители и я переехал из бедной восточной части города в богатую западную, к моему дедушке Бассе. Другие дети дразнили меня Оливером Твистом и придурком с восточной помойки.

– Но ты не такой.

– Спасибо.

– Ты с южной помойки! – Он рассмеялся. – Это была шутка! Теперь с тебя три шутки.

– Хотел бы я знать, откуда ты их берешь, Кнут.

Он прищурил один глаз и посмотрел на меня:

– А можно я понесу ружье?

– Нет.

– Оно же папино.

– Я сказал, нет.

Он застонал и на несколько секунд безвольно свесил голову и руки, но потом снова выпрямился. Мы продолжали брести. Кнут что-то тихо напевал. Не могу утверждать с уверенностью, но его мелодия была похожа на псалом. Мне захотелось спросить, как зовут его мать: будет нелишним знать ее имя, когда я вернусь в деревню, если, например, забуду, где находится ее дом. Однако по какой-то причине я ничего не спросил.

– Вот и хижина, – сказал Кнут, махнув рукой.

Я достал бинокль и сфокусировал – на Б-8 надо фокусировать каждый окуляр отдельно. За облаком пляшущей мошкары виднелось нечто напоминавшее скорее маленький дровник, чем хижину. Без окон, насколько я мог разглядеть; просто череда некрашеных серых высохших досок вокруг тонкой черной печной трубы.

Мы шли дальше, и я думал о своем, когда мой глаз заметил движение. Двигалось что-то гораздо большее по размерам, чем комар. Это «что-то» внезапно нарушило монотонность пейзажа метрах в ста от нас. Мне показалось, что сердце на секунду остановилось. Когда животное с огромными рогами понеслось по вереску, раздалось удивительное цоканье.

– Самец, – уверенно произнес Кнут.

Мое сердцебиение постепенно замедлялось.

– А откуда ты знаешь, что… э-э-э, именно самец?

Он снова окинул меня удивленным взглядом.

– В Осло не так много оленей, – пояснил я.

– Не самка. Потому что у самцов большие рога. Смотри, вон он чешется.

Олень остановился в зарослях позади хижины и стал тереться рогами о ствол березы.

– Отковыривает кору, чтобы ее съесть?

Кнут рассмеялся:

– Олени питаются ягелем.

Ну конечно, ягель. Мы проходили в школе, что ягель – это такой мох, который растет здесь, неподалеку от Северного полюса. Что йойк – это традиционное саамское горловое пение, что лавво – это жилище, похожее на индейский вигвам, и что расстояние от Осло до Финнмарка больше, чем до Лондона и Парижа. И мы проходили еще одно правило, при помощи которого можно запомнить названия фьордов, но это правило никто не запомнил. Во всяком случае, я, умудрившийся отучиться пятнадцать лет, и два из них даже в университете, хватая материал только по верхам.

– Чесаться – значит чистить рога, – сказал Кнут. – Это делают в августе. Когда я был маленьким, дедушка говорил, что рога чистят, потому что они очень чешутся.

Он говорил, по-стариковски причмокивая, будто сокрушаясь по поводу того, каким наивным он был когда-то. Я мог бы запросто рассказать ему, что некоторые из нас остаются наивными всю жизнь.

Хижина стояла на четырех больших камнях. Она была не заперта, но мне пришлось сильно подергать за ручку, чтобы дверь отлепилась от косяка. Внутри находились двухъярусная койка с шерстяными одеялами, дровяная плита (на двух конфорках которой стояли помятые чайник и кастрюля), оранжевый шкаф, красное пластиковое ведро, два стула и стол, съехавшие в западную сторону – то ли потому, что сами были кривыми, то ли потому, что кривым был пол.

В хижине имелись окна. Раньше я не смог разглядеть их, потому что они представляли собой маленькие слуховые оконца на каждой стене, кроме той, где находилась дверь. Но тем не менее они пропускали внутрь достаточно света, и я мог увидеть того, кто будет приближаться к хижине с любой стороны. Бойницы. Даже когда я сделал три шага от одной стены до другой, ощутив при этом, как вся постройка покачивается вроде французского кофейного столика, мое мнение не изменилось: хижина была великолепной.

Я огляделся и вспомнил первые слова деда после того, как он занес в дом чемодан своего десятилетнего внука и закрыл за собой дверь: «Mi casa es su casa»[2]. Я не понял ни одного слова, но понял, что он хотел сказать.

– Хочешь выпить кофе перед обратной дорогой? – спросил я добродушно и открыл дверку топки.

Наружу вылетел серый пепел.

– Мне десять лет, – сказал Кнут. – Я не пью кофе. Тебе нужны дрова. И вода.

– Понятно. Как насчет бутерброда?

– У тебя есть топор? Или нож?

Я молча посмотрел на него. Он закатил глаза: охотник без ножа.

– Можешь пока пользоваться этим, – сказал Кнут, завел руку за спину и вытащил огромный нож с широким лезвием и позолоченной деревянной рукояткой.

Я взвесил нож в руке. Тяжелый, но не слишком, хорошо сбалансированный. Почти так же должен ощущаться пистолет.

– Подарок отца?

– Дедушки. Это саамский нож.

Мы решили, что он раздобудет дрова, а я – воду. Явно гордясь тем, что ему поручили взрослую работу, Кнут схватил нож и убежал. Я нашел доску, неплотно прилегающую к стене. За ней находилась своего рода изоляция изо мха и торфа. Я вдавил в нее пояс с деньгами. Набирая в ведро воду из ручья, струящегося всего метрах в ста от хижины, я услышал, как в лесу металл стучит по дереву.

Пока Кнут закладывал в топку тонкие сучья и кору, я выгреб мышиный помет из шкафа и убрал в него продукты. Я дал мальчику свой коробок спичек, и сразу после этого в плите запылал огонь, а чайник начал посвистывать. В хижину проникло немного дыма, и я заметил, что комары от него разлетелись. Я воспользовался моментом, снял рубашку и побрызгал водой на лицо и тело.