Одри Хепберн - Признания в любви. «Образ чистой красоты» (сборник)

• Название: Признания в любви. «Образ чистой красоты» (сборник)
• Автор: Одри Хепберн
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-9955-0774-1

ДВА супербестселлера одним томом. Эпохальные признания величайших женщин XX века. Сокровенные и трогательные истории любви, разлук и поисков счастья, рассказанные ими самими.

КОКО ШАНЕЛЬ навсегда изменила не просто моду, а стиль жизни и каноны прекрасного, сотворив настоящий культ элегантности и красоты, подарив женщине право быть естественной, желанной, женственной – самой собой.

«Я не жалею ни о чем, что было в моей жизни. Жизнь не костюм, ее нельзя перекроить и сшить заново, поэтому всегда смотрите вперед, а не назад, и в любом возрасте живите тем, что будет!»

ОДРИ ХЕПБЕРН не зря величали «прекрасным ангелом» – она была больше чем суперзвездой и «иконой» Голливуда, став воплощением идеала, внешнего и душевного совершенства, «образом чистой красоты».

«Мне нужно многое вспомнить и многих поблагодарить. Я была счастлива и, прежде чем уйти, хочу еще раз мысленно прожить столько чудесных мгновений, чтобы отдать дань памяти всем, кто меня любил…»

И хотя эти удивительные женщины были очень разными и по характеру, и по темпераменту, и по судьбе – их истории идеально дополняют друг друга: это поразительно светлые и позитивные книги, где нет ни жалоб, ни горечи, ни сведения счетов с обидчиками и беспощадным временем – лишь ПРИЗНАНИЯ В ЛЮБВИ к людям и жизни.

«Я родилась с невероятным желанием любви и страстной потребностью дарить ее…»

---

Правда, я не бросила курить, приводя в настоящее изумление местное население – монахинь с сигаретами в длинных мундштуках они никогда не видели. Циннеман доходчиво объяснил, что я американская монахиня. Кажется, с тех пор половина Конго была убеждена, что американским монахиням положено курить по уставу.

И все же я чуть не сорвала съемки, правда, не по собственной воле. Когда мы вернулись в Рим, у меня вдруг начались почечные колики. Приступ был ужасным, но я терпеливо сносила боль, разве я могла на что-то жаловаться после того, что увидела в Конго? Врачи были непреклонны: операция по удалению камней! Циннеман и остальные участники съемок в ужасе: ведь отснята только часть материала, а я почти в каждом кадре. Мои молитвы были услышаны, в чем я увидела одобрение своей игры, – камни вышли без операции, но на больничной постели все же пришлось провести некоторое время.

Пока лежала в полусне, пыталась разобраться в себе и своих ощущениях, но на сей раз это не было связано с игрой в фильме. Одна из монахинь, с которыми мы встретились в Конго, сказала:

– Если ты живешь в миру и не дала обет, нужно обязательно родить ребенка.

– Но Бог не дает мне детей, у меня был выкидыш, и больше пока никого нет.

Эта мысль засела в голове, я всегда, с детства хотела иметь детей, много детей. Ставила маму в неловкое положение, вытаскивая из колясок чужих детей, чтобы их потетешкать, обожала возиться с малышами, если бы не балет, наверняка стала бы воспитательницей детского сада. Но своих не было, видно, сказывались военные годы, когда ослабленный организм только формировался.

Была еще одна причина для расстройства – Мел не слишком жаждал, чтобы я родила. У него самого уже были дети от предыдущих браков, целых четверо, хотя сомневаюсь, чтобы Мел так уж горел отцовскими чувствами, когда они были совсем маленькими, Феррер всегда занят по горло. Я могла бы развестись, но оба моих романа на стороне закончились одним и тем же – сообщением сначала Холдена, а теперь вот Андерсона, что у них не может быть детей!

Семья без детей мне не нужна, это не семья, и я решила, что обязательно должна родить от Мела, надеясь, что ребенок поправит и наши собственные отношения. Но Мел был в Америке, причем Южной, а я в Риме, и если бы камни не вышли, врачи просто запретили бы мне рожать вообще.

Поэтому, когда стало понятно, что операция не понадобится, первое, о чем я спросила врача:

– А мне можно рожать?

Кажется, он перепугался:

– А вы в положении? Мы делали вам уколы морфия…

– Нет, я не беременна, но очень хочу.

Глаза врача засветились улыбкой:

– Не сразу, но немного погодя можно.

Врачи всегда больше любят тех, кто хочет стать мамой, чем тех, кто предпочитает от этого избавляться.

Съемки продолжились.

И вдруг…

От Мела пришло письмо, он сообщал, что его приятель (у Мела везде приятели) выполнил мою просьбу и… нашел моего отца! Мы совсем не хотели разглашать это, и все осталось тайной, но теперь я знала, что отец живет в Дублине.

В фильме отец при прощании говорит Габриэль, которая намерена уйти в монастырь:

– Я не хочу тобой гордиться, я хочу, чтобы ты была счастлива.

Она отвечает:

– Я счастлива, отец.

В конце фильма, когда ей приносят записку с сообщением, что отец застрелен нацистами, когда оказывал помощь раненым, ведь он врач, это страшное известие подталкивает сестру Люк отказаться от монашеского обета и покинуть монастырь, чтобы участвовать в Сопротивлении.

Когда-то я видела, как расстреляли маминого брата, моего любимого дядю Уильяма, и еще нескольких родственников и знакомых. Они были убиты за взрыв немецкого эшелона. После этого я стала связной подполья, носила нужные записки в своих туфельках. Это так перекликалось с тем, что я играла в фильме… Я попыталась представить на месте дяди Уильяма своего экранного отца и рыдала в монашеской келье:

– Отец! Отец!

Нам всем казалось, что ничего более серьезного и лучшего никто из нас не снимал и не играл, все в фильме было настоящим: наши чувства, переживания, слезы… Руководство студии «Уорнер Бразерс», на которой снимался фильм, думало иначе. Там явно считали, что деньги пропали, чиновникам фильм показался мрачным, скучным, перенасыщенным реальными деталями…

Мы все были расстроены, особенно Циннеман. Но дело сделано, оставалось только ждать премьеры. Финансовые условия у меня были очень неплохими – 200 000 долларов гонорар и 10 % от проката после того, как оправдается сам гонорар. Но после таких съемок меня меньше всего волновали финансовые вопросы.

В день премьеры мне казалось, что наступил момент окончания первого спектакля «Жижи» – занавес уже опустился, и стоит тишина. Мы нервничали, как никогда. Неужели зрители не поймут, неужели тоже решат, что история преображения Габриэль в сестру Люк и ее последующего перерождения к новой жизни скучна?

Премьера состоялась в Нью-Йорке в огромном зале «Рейдио-сити-мюзик-холла». На следующий день мы стояли в ожидании начала с бокалами шампанского в руках и пытались изображать спокойствие. Честное слово, это давалось куда труднее игры в самом фильме.

– Хорошо хоть ни Кэти Халм, ни Лу здесь нет! Как бы я смотрела им в глаза?

Циннеман покачал головой:

– Ты будь спокойна, ты все сделала прекрасно, и, если кто-то не поймет, не твоя вина.

И вдруг от окна голос Питера Финча, игравшего в фильме доктора Фортунатти:

– Вы только посмотрите!

Мы подскочили к окнам, с души, как говорится, свалился камень – огромная очередь за билетами росла на глазах, уже загибаясь за угол. Зрители все поняли, и им не показалось скучным, «История монахини» стала одним из самых кассовых фильмов вообще и самым доходным из тех, в которых снималась я лично. Но нас радовали не деньги, хотя проценты приносили мне примерно по миллиону в год, мы были счастливы оттого, что работа оценена!

Правда, оценили не все, фильм был номинирован на «Оскара», однако ничего не получил, его по всем пунктам обошел красочный «Бен Гур» – типично голливудская работа, сделанная красиво и с размахом. До монахинь ли с их строгими правилами и заботой о прокаженных?!

Но мы все равно радовались, премьера состоялась 18 июня 1959 года, и весь месяц, пока фильм шел только в «Мюзик-холле», очереди не только не уменьшались, а росли точно на дрожжах, за билетами приходилось стоять по пять часов! Когда через месяц картина вышла в прокат по всей стране, ей даже не понадобилась реклама, Америка и так знала, что нужно смотреть «Историю монахини»!

Это серьезно поддержало лично меня, потому что за полгода до этого состоялась другая премьера – «Зеленых предместий», фильма, после которого я поклялась никогда больше не только не играть рядом с Мелом, но и не сниматься у него. В этом фильме, снятом сразу после «Истории…», неудачным было все: сценарий, отсутствие драматизма в тексте, живости в репликах, наша с Энтони Перкинсом скучная игра, искусственные джунгли в павильоне… После такой настоящей «Истории монахини» мне хотелось плакать, я понимала, что фильм с треском провалится, но Мел упорно снимал.

Огромные деньги – 3 000 000 долларов, потраченные студией «МГМ», вылетели в трубу. О фильме нечего и рассказывать. Политический беженец Абель в джунглях Южной Америки встречает загадочную девушку Райму, живущую якобы по законам природы, конечно, влюбляется в нее, Райма отвечает взаимностью, но в конце фильма погибает. «Ундина» навыворот. К чему Мелу понадобилось ввязываться в столь провальный вариант, я не понимала, но после сестры Люк у меня было состояние непротивления, очень хотелось помочь мужу показать свои режиссерские способности.

Я честно играла все, что можно было сыграть в совершенно пустом тексте, даже пытаясь оживить любовные сцены с Перкинсом, но Энтони явно не был влюблен ни в Райму, ни в меня, он не только не чувствовал страсть, но и не желал играть ее! Это еще хуже невозмутимого Мела, Феррер хоть изображал любовь, а Перкинс не делал и того.

В результате было все: экзотические животные, помещенные в искусственные джунгли, астрономические счета на их корм, потому что одним были нужны только креветки, другим требовалась свежая конина, третьи не ели ничего, кроме ростков пшеницы… «Дикая, первобытная» музыка, такие же танцы и даже маленькая гитара для Перкинса. Не было только самого фильма. Искусственные джунгли, как ни старались осветители, так и выглядели искусственными, музыка резала уши, танцы смотрелись дерганьем невпопад, а наша игра с Энтони не годилась вообще никуда!

Провал был полным, хорошей признали только игру крошечного олененка – Маленького Ипа. Вот его фотографировали для рекламных роликов и просто так с превеликим удовольствием, причем обычно без меня.

Я предпочла бы вообще забыть о существовании такого фильма и заплатить студии сама, чтобы они не выпускали этот позор на экраны, но был еще Мел, для которого возможный успех много значил. Успеха не было…