Людмила Томенчук - Высоцкий и его песни - приподнимем занавес за краешек

• Название: Высоцкий и его песни - приподнимем занавес за краешек
• Автор: Людмила Томенчук
• Жанр: Публицистика

---

О ком здесь речь? О поэтах? Ничуть. Любой человек, чья жизнь кончилась трагически, является истинным поэтом, -- вот смысл строки. Абсурд? Конечно. И вторая строка -

А если в точный срок -- так в полной мере, -

следуя в том же смысловом направлении, абсурд лишь усугубляет. Персонаж сразу несет чушь, бессмысленна первая же его реплика. Случайно ли? Нет. Так автор дает понять: на эту тему спора быть не может, ибо абсурдна уже сама тема. Тут не то что спорить, даже говорить не о чем.

Кстати, заметим: ему, поэту, не о чем говорить, но персонажу, считающему по-другому, он дает высказываться сколько душе угодно. Так начинается диалог поэта и персонажа-обывателя: герой говорит об одном, не замечая, что автор спорит с ним совсем о другом. Это разговор между людьми, один из которых только и способен определить истинный масштаб поэтического дара, что по числу прожитых поэтом лет.

Очень важно понять, что герой упорно держится за "даты и цифры" вовсе не из упрямства, не по глупости (он, кстати, очень последователен, и если принять как здравую его первую реплику, то весь остальной монолог окажется вполне логичным). Ему просто не по силам охватить мысленным и душевным взором многообразие, сложность реальности, множественность образующих ее связей, взаимодействий. В точных, постоянных цифрах и датах он ищет, пытается найти опору.

Этот герой неблизок, конечно, автору, но нельзя -- Высоцкий, его текст не позволяют -- глядеть на него как на антагониста автора. Вслушаемся хотя бы в интонации, какими награждает персонажа поэт, -- где здесь издевка, где сарказм? Ирония -- есть, но абсолютно все герои песен и стихов Высоцкого отмечены авторской иронией (в разной степени и различной в оттенках). Нет, кажется, ни одного персонажа, которого бы Высоцкий не одарил своим сочувствием, и этого, разглагольствующего о поэтах, тоже. И даже в очень заметной степени. Причем, если не почувствовать такое отношение поэта к герою, не проникнуться им, -- текст песни останется закрытым168. Но вернемся к персонажу, озабоченному нравственным обликом современных ему поэтов.

x x x

В датах и цифрах герой пытается найти понятную, неизменную, удобную в употреблении меру таланта. И при ее помощи доказать свою главную мысль: все нынешние поэты в сравнении с поэтами прошлого (не всеми же, а только лучшими) мелки, трусливы. Вот выстраивается реальный трагический ряд рано и в срок ушедших поэтов. Кто его строит -- герой? поэт? Оба. Персонаж может вспомнить Пушкина, Лермонтова, Есенина, Маяковского. Байрона, скорее всего, подсказывает ему автор. Ну а Рембо -- это уж точно авторское добавление к списку, ибо о Рембо -- поэте, а не герое кинобоевиков -- герой явно не слыхал. Вспомнит, конечно, он и про тридцать семь пушкинских лет -- об этом в школе все мы не раз слышали. Но вот точность гибельных дат остальных поэтов подскажет ему автор.

В этом фрагменте есть и скрытая реплика поэта -- слышите, как постепенно вводится ряд имен: два имени, первые, самые "ранние" в горестном списке, не названы, о них надо догадаться. Это как разбег перед прыжком. И затем взлет: Христос, Пушкин -- духовный, культурный пик (между прочим, смысловой пик имеет мелодическую параллель: эти имена ВВ поет на высоких нотах, а те, которые подразумеваются до них и называются после, звучат в более низком регистре).

Кстати, очень интересно понаблюдать за взаимоотношениями между текстом, интонацией, с которой поет Высоцкий те или иные эпизоды, и мелодией песни. Первая строфа:

Кто кончил жизнь трагически...

... Другой же в петлю слазил в "Англетере", -

оформляется будничной, бытовой интонацией. Без тени трагизма, но с явной иронией интонирует эти строки ВВ (поет голосом персонажа). Мелодия довольно ровная, без особых скачков, столь характерных для Высоцкого, а те, что есть, не педалируются при исполнении. Только к середине последней строки безмятежность исчезает, нарастает возбуждение (обостряется и ритм, подготавливая взрыв во второй строфе, -- как раз тогда и появляется первое имя):

А в тридцать три Христу... -

мелодия взвивается, ритм, артикуляция становятся резкими, голос почти срывается на крик:

... он был поэт, он говорил...169

Нерезкий, постепенный спад происходит на последних словах Христа:

... "Да не убий!" Убьешь -- везде найду, мол...

И все -- мелодия, ритм, интонация -- возвращается на круги своя, звучит, как в начале:

... Но -- гвозди ему в руки, чтоб чего не сотворил,

Чтоб не писал и чтобы меньше думал170...

Ну уж тут голос персонажа отсутствует, это чистый монолог автора, -подумает иной читатель и ошибется. Просторечные в петлю слазил, чтоб чего не сотворил, неуместные здесь по тону, -- это, конечно, интонации, стиль персонажа (хотя последняя реплика -- со словом сотворил -- легкий намек на одно из именований Бога -- Творец, -- явный изыск автора). Но в самом деле, голос поэта слышнее. Хотя... Вот еще интересный момент: ...он был поэт! -голос автора, который ощущает в Христе поэтическую душу, поэтическое, то есть целостное, нерасчлененное восприятие мира. Слово поэт имеет здесь метафорический, непрямой смысл. Такому толкованию есть подтверждение в прибавлении он говорил, -- тем самым четко отделяется смысл слова поэт в данном контексте от современного повседневного его восприятия, в котором поэт -- пишет.

Именно это обыденное восприятие тут же демонстрирует персонаж, который, никакой метафорики не уловив, встревает со своим уточнением: Чтоб не писал... Этой репликой он, кстати, низводит возвышенно-трагическую ситуацию до комической, ведь Христос, как известно, не написал ни единого слова -слова рождались из его уст. Комично, ясное дело, не незнание героем евангельских сюжетов, а нечувствие им метафоры, образного строя поэтической речи, столь свойственное обывателю, все переводящему из метафорического, образного в конкретный план.

Но продолжим о смысле, интонации, мелодии. Второй период:

С меня на цифре тридцать семь в момент слетает хмель,

Вот и сейчас -- как холодом подуло...

Персонаж держится за даты и цифры, но и поэт к ним неравнодушен. Заворожен ими. Хотя, конечно, не так, как герой. Если истолковывать слетает хмель в прямом смысле, мы мало что получим: единственная конкретно-бытовая деталь текста как бы повисает в воздухе. Но нельзя ли понять это иначе? Например, слетает хмель -- "спадает пелена". Пелена повседневности, сиюминутности. И тогда тридцать семь оказывается неким кодом, переключающим сознание из режима повседневного, бытового в режим вечного. На такой подтекст может указывать и следующая строка, ведь холодом подуло как раз из этого ассоциативного ряда. Ледяное дыхание вечности -- не о том ли речь? Конечно, это звучит голос автора. Хотя бы потому, что персонаж вряд ли будет испытывать по поводу фатальной цифры столь сильные эмоции, тем более в отношении событий минувшего (кстати, и ощущение присутствия вечного в повседневном такому человеку не свойственно).

Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль,

И Маяковский лег виском на дуло.

Что бросается в глаза? В теме "художник и его время" высвечена только одна составляющая, другая остается в тени. Но главное в том, что художник, творец явлен активной, действующей силой, причем в отношениях не со своей эпохой, а со своей судьбой. Более того, он как бы сам, единолично, только своей свободной волей решает свою судьбу. Эта линия проводится очень последовательно: шагнул под пистолет... в петлю слазил... подгадал себе дуэль... лег виском на дуло. Кстати, касаясь той же темы в тексте "Свет новый не единожды открыт...", ВВ тоже ставит художника в активную позицию:

Ушли друзья сквозь вечность-решето...

Почему он делает такие акценты? Это станет очевидным, если вспомнить наиболее распространенную, обыденную точку зрения -- что, мол, эпоха доконала. Высоцкий, конечно, не утверждает, что названные и сонм неназванных поэтов не испытывали драматического давления своего времени и что эпоха невиновна в их ранней гибели. Поэт, я думаю, хочет сказать о том, что в паре "художник-время" обе стороны активны. О сложности (а может, и таинственности) отношений художника с его временем во все века -- вот о чем размышляет поэт.

Что еще "от автора"? Поглядите, как сглаженно, непрямо обозначает он гибель (постоянная особенность "гибельных" образов Высоцкого) -- подгадал себе дуэль, лег виском на дуло, на этом рубеже легли. Еще одна авторская деталь: Рембо в этом эпизоде рифмуется не только с окончанием строки -коварен бог, но и с началом следующей -- Рембо-Ребром, причем это почти что анаграмма. Высоцкий любит мастерить такие изысканные детали, они есть чуть ли не в каждой его песне, но обычно так встроены в целое, что не прыгают в глаза: не остановишься, не вглядишься -- останутся незамеченными.

x x x

В датах и цифрах, в фактах истории наш герой явно не силен, да, пожалуй, его не особенно и задевают события прошлого (что видно по интонации, не очень активной). А вот разговор заходит о современных поэтах -и голос персонажа набирает силу.