Людмила Томенчук - Высоцкий и его песни - приподнимем занавес за краешек

• Название: Высоцкий и его песни - приподнимем занавес за краешек
• Автор: Людмила Томенчук
• Жанр: Публицистика

---

Вначале, правда, явное равноголосие. Дуэль не состоялась -- речь, конечно, не только о форме выяснения отношений (голос персонажа), но и об открытом противостоянии злу, метафорой чего и является дуэль. Эту окраску придает теме авторский голос -- вспоминаются более поздние строки Высоцкого с тем же ключевым образом:

И состоялись все мои дуэли,

Где б я почел участие за честь.

Но однозначно-категоричные интонации крепнут, нарастают, и вот персонаж швыряет одну за другой лихие параллели:

А в тридцать три распяли, но не сильно,

А в тридцать семь не кровь, -

которые разрешаются торжествующим:

"Слабо стреляться!.."

Но за этой бравадой слышатся и горько-ироничные интонации поэта. Перефразируя известную остроту, скажем так: нельзя быть немножко распятым. В этом распяли, но не сильно звучит явная ирония по поводу кокетства, томного заигрывания со словами, к этому не предназначенными. Чьего кокетства? Погодим с ответом171.

На "Слабо стреляться!" поэт тоже откликается. Авторский голос буднично (после такого резкого выпада) -- даже не возражает, а поясняет:

... В пятки, мол, давно ушла душа...

Зачем он повторяет мысль героя другими словами? Чтобы за всплеском эмоций, за абсурдной формой (ну не возрождать же дуэль, в самом деле) не утерялся смысл фразы -- о трусости современных поэтов говорил персонаж. И автор как бы автоматически повторил его реплику. Но нет -

Терпенье, психопаты и кликуши! -

поэт все-таки взрывается. Тут впервые в песне безраздельно господствует авторский голос.

Настолько мощный эмоциональный заряд у этой реплики, что дальнейшее воспринимается в том же ключе. А между тем за этим взрывом эмоций следует мгновенный спад, который, кажется, остается незамеченным (ведь даже смысл последующей реплики воспринимается противоположным истинному). Следующие строки:

Поэты ходят пятками по лезвию ножа

И режут в кровь свои босые души, -

переполнены горечью. Они -- самое драматичное место в песне. И вовсе это не гимн мужеству современных поэтов, как приходилось не раз читать172, а совсем наоборот. Вчитаемся не спеша. Замечаете? -- слова поэта чуть ли не дословно повторяют главное обвинение, брошенное современникам-поэтам обывателем, -- в трусости. Недаром же и персонаж, и поэт используют один и тот же образ -- "душа в пятках". В самом деле, идя по лезвию ножа, резать в кровь душу (не случайно автор уточняет -- босые души) можно, только если душа в пятках.

Почему годами мы не замечали этого и трактовали эпизод прямо противоположно его истинному смыслу? Исток, по-моему, в недооценке изобразительности стиха Высоцкого173. Добавим, что в основе этого странного образа -- босая душа -- еще один фразеологизм, "ахиллесова пята". (Ср. "Я при жизни был рослым и стройным...", где развивается тот же образ).

И режут в кровь свои босые души -- авторская реплика все же не повторяет обвинение персонажа. Да, с горечью соглашается поэт, отяжеленные страхами души современных поэтов упрятаны в пятки, но все равно путь поэтов -- по лезвию ножа. И есть идущие по этому пути. Вот в чем трагический парадокс. "Терпенье, психопаты и кликуши!" -- поэт гневно отвергает обличительство со стороны, но ведь и неблагополучие в современной литературной жизни, ставшее источником такого обличения, видит отчетливо. Кстати, думаю, именно потому, что Высоцкий ощущал себя поэтом, то есть человеком, в литературе не сторонним (а значит, принимал и на себя моральную ответственность за сложившуюся в отношениях литературы со временем ситуацию), он и чувствовал за собой право говорить на эту тему. Вспомним:

А мы так не заметили и просто увернулись, -

в котором мы, конечно, никакое не кокетство. Вспомним еще:

Я никогда не верил в миражи,

В грядущий рай не ладил чемодана.

Учителей сожрало море лжи

И выбросило возле Магадана.

И я не отличался от невежд,

А если отличался -- очень мало:

Занозы не оставил Будапешт,

И Прага сердце мне не разорвала.

И еще -- трагическое "А мы живем в мертвящей пустоте...", о страхе, пронзившем все общество. И те, что первые, и люди, что в хвосте можно понимать как деление на лучших и худших, тогда первые = лучшие; или на верхи и низы, тогда лучшие -- те, что в хвосте. Но главное в обоих случаях неизменно: в этих строках подчеркнуто то негативно роднящее людей, что разлито в обществе, изживать которое -- всем (кажется, что ВВ предугадал наши перестроечные потуги разделиться на чистых и нечистых и -- не примкнул).

Возвращаясь к песне о фатальных датах и цифрах, заметим, что и закономерности трагического конца жизни истинного художника, на чем так настаивает персонаж, автор не отрицает. Он лишь подчеркивает, что эта скорбная традиция прошлым отнюдь не исчерпана (в чем уверен герой), и состояние времени нынешнего тоже чревато трагическим финалом:

"И нож в него!" -- но счастлив он висеть на острие,

Зарезанный за то, что был опасен!

Поэт не хочет подгонять собственную, а тем более чужую судьбу под какие-то, пусть и самые лестные, но общие мерки:

Срок жизни увеличился, и, может быть, концы

Поэтов отодвинулись на время!

Заметим, что единое по смыслу словосочетание концы поэтов здесь разделяется, и слово поэты, оказавшись в начале следующей строки и дополнительно получив музыкальный акцент (его ударный слог падает на сильную, первую долю такта), как бы подчеркивает отсутствие иронии: автор действительно считает тех, о ком речь, поэтами, еще раз подчеркивая этим, что не воспринимает безупречную нравственность обязательной принадлежностью истинного поэта, то есть не путает нравственность с художественностью, этику -- с эстетикой. И еще определеннее о том же:

Ушедшие не датами бессмертье обрели,

Так что живых не очень торопите!

(Как тут не вспомнить: "Мне дуют в спину, гонят к краю...").

Но можем ли мы реплику А нынешние как-то проскочили оставить целиком за персонажем? Нет, тут явствен и авторский голос. Поэт, конечно, ведет речь не о том, что кто-то прожил дольше положенного срока, отмеренного для истинных поэтов (голос персонажа). ВВ не считает неизбежным трагизм поэтической судьбы. Об этом с очевидностью говорят и поэзия Высоцкого, и его жизнь. Проскочили... -- может быть, эта тема возникает, когда свою вполне комфортабельно (и слава Богу!) сложившуюся судьбу стихотворец тщится представить уж если и не трагической, то хоть остродраматической, подтянуть до этих самых престижных мерок. Тогда невольно и вспоминается действительный трагизм, коим отмечен земной путь стольких художников.

x x x

Каков же итог, синтез? Из одних и тех же фактов автор и персонаж делают хоть и разные, но отнюдь не противоположные выводы. В данном случае я оспариваю точку зрения Вл.Новикова, утверждающего, что в основе сюжетов ВВ лежит конфликт смыслов, противоположных точек зрения. Критик прав, говоря, что в песнях Высоцкого "отчетливо читается второй план. Но <...> первый и буквальный план при этом <...> не "съедается" аллегорией. <...> Первый и второй планы соотносятся в полном объеме, что дает в итоге не упрощающее назидание, стереоскопическую картину"174*. Однако подробный анализ текстов ВВ, в частности песни о поэтах и кликушах, не дает возможности согласиться с утверждением Вл.Новикова, что "основной закон поэтики Высоцкого -- переживание взаимоисключающих смыслов как равноправных истин". Изучение текстов заставляет делать противоположные выводы.

Сравнив позиции обоих "собеседников" в песне "Кто кончил жизнь трагически -- тот истинный поэт...", мы отчетливо увидим, что автор не только не отрицает точку зрения героя, а даже и не спорит с ним. Поэт дополняет, уточняет персонажа. Их взгляды соотносятся вовсе не как истинное и ложное, а как многомерное, объемное видение реальности и одномерное, обуженное, а потому ведущее к искажению этой реальности и лишь в конечном счете -- ко лжи. Многоплановый взгляд автора на проблему, как мы видим, вырастает из точки зрения героя (они словно растут из одного корня175). Подчеркнем, что персонаж этой песни не очень-то близок автору. Но поэт никогда не противостоит своим героям, как бы далеки они от него ни были. Всегда ищет и находит в них нечто, помогающее не осудить, но понять. Стремится услышать и дослушать176.

Затронем хотя бы кратко проблему разграничения автора и героя, столь же важную, сколь и сложноразрешимую в поэзии Высоцкого. Среди работ, посвященных этой теме, наиболее содержательна статья А.Рощиной, в которой, например, сказано, что очень часто, разделяя героев на лирических и ролевых, исследователи используют для этого морально-этический критерий. "<...> подобное отношение логически приводит нас к идеализации автора, а вслед за ним и лирического героя". Из-за этого "мы порой не слышим за неграмотной, незатейливой речью Вани и Зины, поклонника Нинки-наводчицы <...> спокойный, немного ироничный голос автора. Отсюда -- отождествление барда с его персонажами"177*.