Елена Арсеньева - Грешные музы (новеллы)

• Название: Грешные музы (новеллы)
• Автор: Елена Арсеньева
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Короткие любовные романы
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-12914-6

Время жестоко к женщинам — блекнут юные нежные лица, сгибаются под тяжестью лет прекрасные тела. И только на картинах, созданных художниками, они останутся навсегда молодыми и красивыми, по-прежнему вызывая восторг и восхищение. Какой должна быть женщина, чтобы «зажечь» художника, вдохновить на создание бессмертных произведений? Яркой, настойчивой, соблазнительной? Или тихой, бесплотной, точно сотканной из тумана? Никто не знает ответа на этот вопрос, ведь тайна рождения любви не раскрыта до сих пор... Об отношениях Пабло Пикассо и его возлюбленной Ольги Хохловой, Сальвадора Дали и Елены Дьяконовой, Амедео Модильяни и Анны Ахматовой читайте в исторических новеллах Елены Арсеньевой...

---

– Это очаровательно, Макс! Я буду ждать с нетерпением, когда все исполнится!

Жакоб вытаращил глаза:

– Неужели? Но ведь вас тогда уже не будет рядом с Полем.

Если бы Фернанда не сидела, она непременно упала бы.

– Меня не будет? А где ж я окажусь? И кто будет рядом с По… то есть с Пабло, вместо меня? Нет, он меня не бросит! Правда, Пабло?

– Вы сами уйдете от него, Фернанда, – печально покачал головой Жакоб. – Сами, по доброй воле. И вместо вас появится другая. Потом третья. А потом… потом наш Поль женится! Его жена окажется аристократкой и настоящей красавицей, она будет танцевать даже лучше, чем Ля Гулю. У них с Полем родится сын, они проживут рядом много лет, но они… они навсегда останутся обитателями разных планет. Так скажет один его друг… я сейчас не стану называть его имени.

Фернанда не выдержала и захохотала. Пабло женится? У него будет сын? Это невероятно! А еще невероятнее, что на свете сыщется женщина, которая сможет танцевать лучше, чем тощая обжора Ля Гулю,[2] которая проводит каждый вечер в танцзале «Мулен ля Галетт». Вранье все это.

Вранье! Вранье! Макс Жакоб наврал или ошибся!

Зря, зря она так. Макс Жакоб не наврал и не ошибся ни в одном своем пророчестве. Даже в этом, таком странном, – насчет обитателей разных планет…

* * *

– Смерть русским! Смерть русским!

Партер неистовствовал. Галерка присоединилась. Ложи не отставали.

Как только занавес сомкнулся, Сергей Дягилев ворвался за кулисы:

– Господа! Больше на сцену ни ногой! Немедленно по гримеркам! Пакуйте чемоданы!

– Смерть русским! – неслось из зала.

Дягилев схватился за голову. 18 мая 1917 года – этот день он запомнит надолго как день своего величайшего провала.

Какой кошмар! Основатель и вдохновитель «Русских сезонов» в жизни не знал, не предполагал такого… Казалось, это была замечательная идея: поручить Леониду Мясину поставить балет на основе либретто модного эпатажного писателя Жана Кокто, оформление отдать не менее модному и еще более эпатажному художнику Пикассо, а музыку попросить написать композитора-новатора Эрика Сати. И что получилось? Скандал или успех? Триумф или провал? Если кричат – «смерть», значит, скандал или провал…

Боже мой! На премьеру в театр Шатле пришел весь Париж, ведь само имя Дягилева притягивало как магнит. И весь Париж вместе с соотечественниками Дягилева освистал этот гениальный балет!

Напрасно Дягилев подготовил клаку, созвав в театр всех найденных в монпарнасских кафе художников, поэтов и солдат-отпускников. Более того – часть билетов он распределил даже среди группы солдат русского экспедиционного корпуса, прибывшего в Париж после петроградского революционного февраля. И ничто не помогло.

Но негодование французских зрителей вызвало не либретто Кокто, не отличавшееся, между нами говоря, особой оригинальностью, не декорации Пикассо, которые, как это ни странно, не были выдержаны в духе кубизма, а представляли собой возврат к самому строгому классицизму. Публика пришла в ярость от музыки Сати!

«Уж если быть новатором – так быть», – решил Сати и ввел в свою партитуру стук печатной машинки, забыв, что всего в каких-нибудь 260 километрах от Парижа продолжались тяжелые бои французской армии с наступающими немцами. У всех на памяти еще был Верден… Публика сочла себя оскорбленной в лучших чувствах, решив, что композитор имитировал пулеметные очереди. (Вообще-то, между нами говоря, весь этот балет напоминал, по меткому выражению одного из зрителей, балаган на ярмарке с акробатами, жонглерами, фокусниками и дрессированной лошадью.)

– В Испанию, господа! – кричал Дягилев. – Мы немедленно отправляемся в Испанию! Ночной поезд в Барселону с вокзала Монпарнас! Все слышали?

Суматоха за кулисами царила страшнейшая. Толком не разгримировываясь, не переодеваясь, актеры побежали к выходам, чтобы схватить такси и мчаться в отель, успеть упаковать чемоданы. Рабочие сцены спешно размонтировали декорации, не дожидаясь, пока публика очистит зал. Выходить на аплодисменты ни у кого и в мыслях не было, потому что не было и аплодисментов.

– Жанно, милый! – Дягилев торопливо стиснул руку Кокто и легонько хлопнул «милого друга» по заду. – До встречи! Жду вас в Барселоне или в Мадриде. Эрик! – Композитор был удостоен только рукопожатия и сокрушенного покачивания головой. – Пабло, дорогой Пабло! – Экспансивный толстяк Дягилев заключил в объятия невысокого (рост Пикассо составлял всего 160 сантиметров) и худощавого художника. – Как жаль, что мы столь внезапно расстаемся!

– Мы не расстаемся, – блеснул улыбкой, ослепительной на его оливково-смуглом лице, Пикассо. – Я тоже еду в Барселону.

– Что?! – Дягилев вытаращил было глаза, но тотчас понимающе кивнул. – Ах да, Ольга, Оленька… – Он воровато оглянулся, не слышит ли кто. – Пабло, вам не кажется, что вы завязли слишком глубоко? Русские девушки… понимаете ли, с ними надо быть осторожнее. На русских девушках надо жениться!

– Я еду в Барселону, чтобы представить Ольгу, мою невесту, моей матушке, – церемонно отвечал Пикассо.

– Примите мои поздравления, – столь же церемонно ответил Дягилев и тихонько вздохнул: итак, он потерял одну из своих «куколок»…

…«Куколками» Дягилев называл балерин своей труппы. Всех, от солисток до кордебалета, хотя серьезная, сдержанная Ольга Хохлова терпеть не могла этого слова. Ну что с нее возьмешь: воспитана она была весьма сурово. Отец ее был полковником русской императорской армии. Страсть дочери к балету осуждал папенька и поощряла маменька, поэтому, когда отца перевели из Нежина, где Ольга и родилась 17 июня 1891 года, в Киев, маменька украдкой возила ее на извозчике в балетную школу. Однако о том, чтобы девочке сделаться профессиональной танцовщицей, и речи быть не могло! Ольга просто-напросто сбежала к Дягилеву, нарушив волю родителей, когда те привезли ее в Петербург.

Великий Серж принял Ольгу благосклонно. Он сразу уловил в ней великосветский шарм, который придает танцовщице такой изысканный аристократизм на сцене и которым, между прочим, отличалась и его любимая балерина – Тамара Карсавина. Правда, по сравнению с Тамарой Ольга была немножко пресновата, не обладала тем внутренним огнем, которым блистала La Karsavina, как называли Тамару французы. Но уж это бесспорно: Ольга – «девушка из хорошей семьи», отличается великолепными манерами и прелестно смотрится на сцене.

Несколько позднее выяснилось, что, кроме шарма и манер, у Ольги еще имелся весьма твердый, решительный, упрямый характер. Впрочем, это только усиливало ее работоспособность и позволило стать танцовщицей старательной и дисциплинированной, приобрести хорошую технику. Однако она никогда не была примой и, не считая нескольких сольных партий, выступала обычно в кордебалете.

Словом, Ольга Хохлова считалась в труппе Дягилева одной из многих, и, честно говоря, Сергей Петрович понять не мог, почему именно на нее до такой степени запал скандальный бабник Пабло Пикассо. Но если посмотреть на все с другой стороны, Сергей Петрович вообще не мог похвастаться знанием женщин, в отличие от того же Пикассо. А Пабло моментально подружился со всеми девушками из труппы Дягилева, гастролировавшей в Италии, и с гордостью писал из Рима своей давней приятельнице и почитательнице Гертруде Стайн: «У меня 60 танцовщиц. Ложусь спать поздно. Я знаю всех женщин Рима».

Как же он вообще оказался в русском кругу, этот испанец, который всю жизнь мечтал сделаться французским гражданином, но тщательно скрывал это от всех, и который в конце концов остался истинным citoyen du monde, гражданином мира?

Пикассо к этому времени был уже известен в Европе. А, между прочим, русские философы, критики и коллекционеры оценили его творчество в числе первых. Еще когда Пикассо обитал на Монмартре вместе с Фернандой Оливье, в 1909 году, его картины начал приобретать знаменитый Сергей Щукин, сделавший себе состояние на производстве и торговле мануфактурой и щедро тративший его сначала на полотна французских импрессионистов, а потом и фовистов.[3] «Первый фовист» Анри Матисс и познакомил Щукина и Пикассо. К 1917 году в коллекции Сергея Ивановича было уже более пятидесяти полотен художника – испанского француза или французского испанца, кому как больше нравится. Кстати, в период с 1908 по 1914 год Пикассо смог выбраться из нужды, в которой прозябал на Монмартре, и буржуазно, почти роскошно зажить на Монпарнасе именно благодаря деньгам Щукина, щедро платившего за полотна, на которые никто из знатоков живописи еще и смотреть не хотел. (К слову, после Октябрьской революции, когда и дом, и коллекция Щукина были в России национализированы, а сам он остался во Франции, он с великим благородством оценил эту трагическую и безусловно разорительную для себя ситуацию: «Я собирал не только и не столько для себя, а для своей страны и своего народа. Что бы на нашей земле ни было, моя коллекция должна оставаться там».)