Игорь Ковлер - Проклятие Индигирки

• Название: Проклятие Индигирки
• Автор: Игорь Ковлер
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-905720-26-0

Роман Игоря Ковлера, охватывающий несколько десятилетий, вобравший в себя историю Севера, Золотой Реки – Индигирки, личности главного героя Егора Перелыгина, размышляющего о времени, о себе, о своем поколении «семидесятников», – это сплав литературы вымысла и литературы факта, серьезная попытка осмысления событий перестроечных лет вдали от Москвы, где судьбу земли и людей определяло золото. «Проклятие Индигирки» – яркое, увлекательное путешествие самого Перелыгина на Золотую Реку, где он, работая журналистом, стал одним из главных действующих лиц почти детективной истории гибели крупного золотого месторождения, открытого в конце тридцатых годов.

---

Егор с тревожным вниманием ждал, что скажет Лида, пытаясь предугадать ее реакцию, но мешали ее глаза. Они смотрели на него с тоской, как на больного ребенка. Готовясь к разговору, он настроился держаться твердо, как подобает человеку, принявшему важное решение, готовому круто изменить свою жизнь, и не только свою. Ему не хотелось раскиснуть в случае отказа, дать слабину. «Принятое решение отменить невозможно, – убеждал он себя. – Разве не женщина должна следовать за мужчиной, если она любит его?» – твердил он сам себе в сотый раз, ища моральную поддержку в традициях прошлого.

Главной его слабостью была туманность причин, вызвавших эту смутную тягу к движению неясно куда и зачем. Может быть, они таились в подавляющей регламентации окружающей жизни, от которой хотелось убежать, отыскать вольное место, испытать, прочувствовать, ради чего веками упорно двигались славяне в просторы Сибири, раздвинуть рамки своей жизни и познать другую. А может, виной всему еще не осознаваемое одиночество, только намечаемое, и временами приходящая мысль, что нужно упредить его, отыскать свою команду, роту, свой табун, нетерпеливо перебирающий копытами, готовый рвануться на свою войну с жизнью, чувствуя дыхание и горячащие друг друга бока. Или захотелось пожить на широкую ногу, с большими северными деньгами, дающими частицу свободы и возможность исполнять маленькие желания.

– Ты хочешь, чтобы я там умерла? – наконец спросила Лида. Было непонятно: говорит она серьезно или предлагает обычную словесную игру. – Я чувствовала, что ты вынашиваешь какую-то идею, но такого не ожидала. – Ее глаза позеленели, Егор прочитал в них сразу: удивление, непонимание, интерес. – Ты правда не разыгрываешь меня? – Лида улыбнулась недоверчиво, с едва теплющейся надеждой. – Ну, признавайся, у тебя есть какая-то цель и ради нее ты меня обманываешь, так?

Егор понял: согласись он сейчас, скажи, да, так и есть, это всего лишь дурацкий розыгрыш, – и она бросится ему на шею.

– Давай не будем пороть горячку, спокойно все обсудим. – Он ободряюще улыбнулся, стараясь говорить спокойно и уверенно, показывая, что все хорошо не раз обдумал. – Давай обсудим идею хотя бы в принципе. Взвесим. Я не предлагаю тебе завтра лететь. Сначала – я. Разузнаю, обустроюсь и прилечу за тобой. – Он говорил и видел, как ее глаза загораются язвительным светом.

– Заманчивое свадебное путешествие… – Лида поежилась. – Там что, тайга, тундра? Жить, конечно, будем в чуме. Ты – на охоту, я – к огню. И ведь не убежишь! – Она рассмеялась, представляя эту невероятную картину. – Ладно, – продолжила она, – одно я поняла: ты хочешь на мне жениться. Хочешь, или я ошибаюсь?

– Не ошибаешься, хочу и делаю тебе предложение, – тихо сказал Егор.

– А я согласна! Можем хоть завтра подать заявление, даже помолвку устроить, – с артистичным вызовом ответила Лида, села на подлокотник кресла, наклонившись вперед, заглянула ему в глаза. – Я готова, но только сделай мне подарок к свадьбе – откажись от своей затеи, больше ничего не прошу.

– А почему ты не говоришь, что любишь меня? – с шутливой неуклюжестью спросил Егор, чувствуя, как рушится построенное его воображением будущее и весь он наполняется прохладной грустью.

– Э, нет, – лукаво засмеялась Лида. – Твоя ловушка разгадана, думаешь, я, как графиня Волконская, кинусь за тобой в эту Тмутаракань? Нет, поручик, если бы тебя сослали туда, я, может быть, поступила бы так же. Но сама, по доброй воле – уволь. Не вижу смысла. – Она опустилась на пол, положила руки ему на колени, слегка касаясь их грудью. – Я серьезно не понимаю, зачем тебе это надо? Ты хочешь пострадать за какую-то правду, едешь добывать смысл бытия? – Она посмотрела на него с грустным удивлением и надеждой, как на непослушного, долго выздоравливающего больного, который по понятным только ему причинам не спешит поправляться. – Ищи здесь, вокруг себя! Оглядись, люди живут нормальной жизнью, и что-то подсказывает мне, они тоже задумываются, зачем пришли в этот мир. Но на свете есть еще, слава богу, здравый смысл и нормальный человеческий, особенно женский прагматизм. Детей не тебе рожать, милый.

– Ты используешь запрещенные приемы, хотя детей рожают везде, там тоже. Мне казалось, ты меня понимаешь. – По его лицу пробежала тревожная неуверенность. – Особенно когда говорила, что учиться не подчиняться и не учиться подчиняться – разные вещи. «Как мы чувствуем, понимаем друг друга!» – думал я. Что же мне теперь делать – первое или второе?

Лида смотрела на него с долгим вниманием, и Егор вдруг ощутил, уловил едва шевельнувшиеся в ней сомнения.

– Тебе просто нужно время. Время спокойно подумать. У нас оно есть. Кстати, ты укоряешь меня в отсутствии прагматизма? – поспешно сменил он тему, отводя разговор от опасной черты. – Зря. Пусть все, что я понавыду-мал, – блажь и глупость. Но ты видишь, как меняется жизнь. Мы перестаем верить во все на свете и начинаем зажираться, думаем о машинах, квартирах, импортных холодильниках, хороших дачах. И я тоже. И ты. И если ты даже ничего потом не скажешь, то обязательно об этом подумаешь. Мы молоды и должны начать пользоваться всем не потом, а как можно раньше. Пусть все блажь, но деньги, которые мы заработаем, – не блажь. – Ну, – он победоносно выпятил подбородок, – кто я, по-твоему, если не махровый прагматик?

– Балбес, – отрешенно вздохнула, поднимаясь, Лида. – Вдруг она наклонилась к нему, опершись на подлокотники кресла, вгляделась в глаза. – А может, ты просто не хочешь на мне жениться?

Выслушав Перелыгина, Савичев помолчал, состроив какую-то кислую гримасу.

– Пока неясно, – сказал он. – Еще сама прибежит. Признайся, ты был к такому повороту готов. Больно крутой вираж. Нас на бабу не променял? Шучу! – Он театрально отшатнулся, перехватив выразительный взгляд Перелыгина.

Егор знал, что теперь его жизнь потечет как-то иначе, не так. Придется привыкнуть к мысли, что Лида уйдет в этой его новой жизни на далекую периферию, может, даже на очень далекую.

«А люблю ли я Лиду, – задавал он себе, казалось, немыслимый вопрос, – если не готов пожертвовать ради нее блажью безвозвратно уехать невесть куда, словно мне, кровь из носу, требуется разъехаться с самим собой, с какой-то своей частью, ради неясной идеи? Да любит ли меня Лида? – заходил он с другой стороны, вынужденный признаться, что не знал и даже не думал, как ответить на этот, казалось бы естественный, вопрос. А сейчас и вовсе не знает. – Может, нам даже лучше какое-то время пожить врозь?» – убеждал он себя, чувствуя, что хватается за соломинку, пытаясь спастись от растерянности перед ощущением непоправимой ошибки. Он не мог сказать, что для него страшнее: уехать без Лиды или остаться с ней.

В первые мартовские дни, накануне отъезда, в квартире Перелыгина собрались половина редакции и Лида. В доме было хоть шаром покати, поэтому выпивку и закуску притащили с собой. Стол застелили своей газетой. Савичев достал из портфеля пузатую бутылку «Наполеона» и поставил перед Перелыгиным.

– Это для отъезжающего! – строго пресек он возбужденные возгласы. – Нашему посланцу отныне предписан спирт, но вкус цивилизации забывать нельзя. Вторую я оставил дома, ее мы разопьем за мой отъезд. – Он со значением взглянул на Егора, ловя в его глазах благодарный отклик.

– Ребята, оставим этот благородный нектар на посошок, – предложил Перелыгин, отодвигая коньяк. – У нас генетическая предрасположенность к простым напиткам, хотя, как у признанных аристократов духа, наша толерантность к алкоголю беспредельна, душе ближе портвейн и «Столичная» «по поводу», а сегодня повод есть.

Они долго сидели за столом, вспоминая веселые и курьезные истории, связанные с Перелыгиным, смеялись. Перелыгин оглядывал ставшие за три года близкими, почти родными лица, и теплый комок подкатывал к горлу. Потом они неожиданно замолкали, будто хотели убедиться, что отъезд Егора не шутка, не розыгрыш, и, возможно, в эти внезапные минуты тишины каждый еще раз решал что-то для себя.

А Егор думал, что жизнь его уже начала другой отсчет и, хотя все еще можно вернуть прямо сейчас, на самом деле вернуть уже ничего нельзя. Лодка его тихо отчалила от берега, покачиваясь на мелкой ряби. Хлюпая о борт, вода выносила ее на стремнину. Вот-вот включится, наберет мощь мотор, и, вспарывая реку, лодка новой жизни понесет его против течения.

За полночь, когда все разошлись, они остались с Лидой вдвоем. Повязав фартук, Лида принялась мыть посуду, которую Егор таскал из комнаты. Лида стояла у раковины, слегка наклонившись над ней, подставляя под струю воды тарелки. Каждый раз, появляясь с очередной порцией грязной посуды, он заставал ее все в той же позе со склоненной головой, вызывающей в нем острую жалость и неутолимую муку вины.