Станис Фаб - Приключения в дебрях Золотой тайги

• Название: Приключения в дебрях Золотой тайги
• Автор: Станис Фаб
• Жанр: Русское современное
• ISBN: 978-5-4474-2301-8

Сибирская «Золотая тайга» манила своими богатствами. Искатели приключений, золотоискатели стремились сюда в надежде на удачу. Здесь происходили самые невероятные события, о которых мы узнаем с первых страниц этой приключенческой и детективной повести.

---

Сейчас Фрол Силыч направлялся к Катаеву, огибая кучки думцев. Катаев заметно волновался, прикидывая, видимо, шансы на успех.

– Николай Миронович, доброго здравия. Настроение, вижу, у тебя не ахти какое, волнение налицо. Эдак сам себе навредишь. С нашим братом-купцом похитрее надо быть. Увидят твою бледноту да нерешительность – подумают, что ты и сам в свою затею мало веруешь. Кто ж тогда денег даст? У торговых людей закон рынка – больше товару продать да меньше убытков получить. А честно, к примеру, торговать или обманом заниматься, так то ж сугубо от индивидуальности зависит. Так вот у нас, по купеческому-то раскладу. А по-здешнему, думскому, дорогой мой человек, лучше и не думать, как. Вона, стоят, один другого душевнее, а чуть что не так, угрозу личному интересу почуют – сразу в крик. Да еще какой: мол, Россия в опасности. У них собственный карман, видишь ли, сразу с Россией сливается… Не все, не все, конечно, такие ряженные, но их много. Так что готов будь к любому повороту.

Хотя… раз дума гудит, значит, интересно гласным катаевское предложение. Глядишь, и наполнятся твои паруса ветрами…

– Спасибо, Фрол Силыч, подбодрили. Уж который раз то словом, то делом выручаете. Вот и прошлым летом на экскурсию денег давали, а когда музей с библиотекой открывали, так столько книг и приборов отписали! Совсем вы не купеческого нрава.

– Купец я, брат, купец, да еще какой! Был бы тятька жив, поди удивился бы, какие дела сынок проворачивает. Миллионные! Ему такое и не снилось. Но вот что скажу тебе: сибирский купец он хоть толк в деле и знает, да живет не одним прибытком. Так что не тушуйся, поглядим еще, как дело повернется.

Наконец, зал заседаний наполнился до отказа. Председатель думы, тучный с курчавой рыжей бородой человек, никак не мог успокоить гласных.

– Тишины, господа, тишины прошу! Пора начинать! Господа, внимания и тишины! Начинаем. Суть вопроса всем хорошо известна: поддержать на городские средства предприятие енисейского приказчика Катаева или отказать ему в прошении. Надеюсь, все помнят, речь идет, прежде всего, о финансовой стороне этого дела. Мнение каждого будет принято во внимание. Господин Катаев, дума готова выслушать вас!

От былой катаевской растерянности не осталось и следа. Он решительно направился к трибуне, чувствуя спиною, что десятки глаз следят за ним. Ему вдруг захотелось взглянуть на публику и в устремленных на него глазах прочесть если не понимание, то хотя бы сочувствие и внимание. Он хотел увериться, что слова, которые собирался сказать, будут поняты и приняты собравшимися.

…Он вдруг остановился в центре зала и обернулся. Всем на мгновение показалось, что Катаев передумал, испугался, но через мгновение почтенная публика прочла во всем его облике неотступность и попритихла. Все почувствовали, что сейчас будет сказано что-то очень важное для Енисейска и для каждого из них лично.

Катаев уловил этот безмолвный отзыв думцев и решительно продолжил путь к трибуне.

– Господа, сегодня решается важный для меня вопрос. И совсем не потому, что в деле есть предмет моей личной заинтересованности. Я уверен, вы понимаете все как раз наоборот. Дело исключительно общественное, если хотите, гражданское. Не раз говорил и сейчас повторяю: экспедиция будет преследовать главную цель – умножение знаний о Подкаменной Тунгуске. Не обидно ли, что приенисейские пути осваивают англичане, голландцы, датчане! Даже американские путешественники стремятся в северные широты. Не обидно ли это!? А что же мы, енисейцы? Когда-то соперничали славой с Мангазеей златокипящей, с форпостом сибирской торговли в Европе, а теперь проигрываем, отстаем от иностранных корабелов, не успеваем за ними! И сколько же будем на питерский да московский капитал кивать, ожидаючи, когда он к нам пожалует? В столицах, видать, дела поважнее, проблемы посерьезнее, раз не видят они государственного интереса.

Дума встрепенулась, зашумели гласные, слышно стало, как сдвигаются стулья, послышались выкрики с мест.

– А вы желаете, чтобы мы более пеклись об интересах купца Базилевского? Отчего он только часть экспедиции финансирует?

– Зачем она нужна, эта экспедиция, ведь корабли Базилевского давно по Тунгуске ходят?!

– Мы – городское собрание, а не клуб меценатов…

Катаев терпеливо слушал.

– Я готов отвечать, господа гласные. Действительно, Базилевский платит только за часть пути. Действительно, у Базилевского здесь свой интерес, касаемый золотопромышленности. Но вам также известно, что эта отрасль терпит сегодня убытки. И вы также знаете, в каком бедственном положении приисковый люд. Голод! На приисках голод! А почему? Короткая летняя навигация. Можно ли ее продлить? Можно, но без экспедиции, без новых исследований ничего не получится. Да вам не хуже моего известно – капитаны водят корабли на свой страх и риск. И что может перевезти десятисильный пароходик! Да без лоций и он рискнул пройти по притокам Подкаменной Тунгуски Теи, Вельмо менее девяти верст. А длина их 300 верст! Так что там за девятой верстой? Жизнь или вечный холод? Люди или звери одни?

Зал снова зашумел, а некоторые гласные вскочили с мест, выкрикивая:

– Базилевскому выгодно, а мы изучай пути!?

– Город найдет, куда потратить деньги!

– Пускай сам и финансирует!

– Грабеж! Городские деньги в воду?

Председатель пытался утихомирить публику. Он тряс своим колокольчиком и охрип, призывая зал соблюдать спокойствие. Куда там! Думцы не на шутку разбушевались. Наконец председательствующий нашел выход. Он выкрикнул:

– Пожалуйте на выступление, Фрол Силыч!

Думский гомон затих. Теперь уже почтенное собрание подавало одобрительные голоса:

– Вот, Силыч, и скажи все как нужно…

– Конечно, скажет! Базилевский в прошлом году отказался его хлеб для промыслов покупать…

Биряков медленно подошел к столу председателя. Он еще только повернулся лицом к залу, а тишина уже стояла полная. И те, кто его ненавидел за удачливость и фарт, и те, кто уважал за деятельность на общественном поприще, и те, кто получал от него отказы или, наоборот, помощь, – все глядели на купца в оба и приготовились ловить каждое слово.

Биряков еще какое-то время молчал, глядя исподлобья на собравшихся, словно о чем-то думал. В руках у него была газета. Он сжимал ее так, словно пытался выдавить буковки и строки.

– И то правду пишут про нашего брата-купца. Местная журнальная братия Тит Титычами величает. Это значит, что если собственной выгоды нам не видно, то и шабаш, пустое все для нас дело! Тьфу, господа хорошие, срамно мне за себя, хотя и нет тут моей вины. Но меня с вами не разделяют. Я вашего цеху, одного мы розлива.

Биряков перевел взгляд на ту часть зала, где обычно устраивались купцы. Остальные гласные обернулись как по команде и тоже посмотрели. Купеческий угол затих.

– Послушаешь нас, громогласных, так выходит, что нам бы только деньгу в банк положить да на ярмарку сгонять. Да правы вы, правы. В одном правы: из-за Базилевского, который в последний момент отказался от моего хлеба, я потерпел убыток, и не малый, но речь-то сейчас не о том, совсем не о том. Послушайте, господа гласные, что в нашей газете «Енисей» пишут. Специально прихватил прочесть вам, а то не все выписывают, поди и азбуки не разбирают, неграмотные, чай.

По залу прошел недовольный шепоток. Бирякова побаивались: богат безмерно, резок порой и упрям до невозможности.

– Так вот что пишут: «Известно, что Минусинский музей поднял свой престиж научными изданиями и описаниями коллекций. Нельзя не пожалеть, что представители Енисейской золотопромышленности, видным представителем которой является Енисейский музей со своими горными породами и техническими моделями, остаются глухи к его благосостоянию. Но между тем ознакомление с краем, его естественными богатствами путем описания коллекций музея могло бы вызвать развитие в той или иной промышленной деятельности если не в настоящем, то в будущем».

Биряков закончил читать, посмотрел в сторону Катаева, потом обвел взглядом зал, словно искал кого-то, и, увидев Калюжного, продолжил.

– Ты, Макар Калюжный, кричишь громче всех. Я так понял, что собственной-то мошной не тряхнешь, сам денег на экспедицию не дашь, да и общественные капиталы трогать не намерен. Правильно, зачем тебе-то? В твоем питейном заведении разве ж до наук!

– Я книгу издал! – громко, так, чтобы слышала вся дума, выкрикнул оппонент. – И газету, вон, поддержал!

– Да лучше бы не издавал, – хмыкнул Биряков. – Вот прочтут потомки твои вирши и подумают, что все нынешние поэты такого уровня были. Я вот вслух стал читать своей собаке Макаровы стихи, так она завыла, прости Господи.

Зал дружно засмеялся, разразился аплодисментами. Все знали страсть купца Калюжного.

– Не писал бы ты стихов, Макар! Купец ты хороший, деньги тебя любят, а слова прочь бегут. А про газету и вовсе стыд. Ты же деньги за публикацию своих виршей заплатил! Вот помощь так помощь!