Станис Фаб - История об офортах

• Название: История об офортах
• Автор: Станис Фаб
• Жанр: Русское современное
• ISBN: 978-5-4474-1549-5

Новая повесть Станиса Фаба – это спираль событий, которые возникают в жизни героя неожиданно и самым необычным образом. Книжная публикация становится прологом, на первый взгляд, невероятной игры. Хитрость и коварство плетут свою игру, но дружба и любовь в итоге помогают разрушить планы мошенников. Легкое чтение, вместе с тем закрученный сюжет – настоящая детективная история.

---

Хотя Майков чаще всего представлялся юристом, он и близко не имел отношения ни к одному юридическому факультету, коих расплодилось превеликое множество. Но он был образчиком самообразования. Знал назубок все кодексы, подзаконные акты и судебную практику так, что бывал неотразим, попадая в точку своими вопросами-ответами в ходе прений или допроса свидетелей. Единственное, чего не хватало ему в такие минуты, – публичного признания и восторга публики. Но где ж их взять, когда судебный процесс нередко шел месяцами…

…Итак Майков, что называется, залечивал раны в ресторане. Из тех двадцати пяти, кто участвовал в последнем рейдерском захвате, на свободе остались пятеро. Вот за всех они и пили горькую, вспоминая каждого…

За соседним столиком, судя по всему, веселья тоже не хватало. Мужская компания пила без куража, анекдотов, веселых историй и занимательных воспоминаний. Наконец обе компании дошли до черты, за которой начинался поиск виноватых…

Майков сидел к соседней компании спиной. Банальщина, которую он слышал, его не раздражала. Какое ему дело до их дурацких тостов. По обрывкам фраз он догадался: гуляют художники. Время от времени слышались рассуждения об импрессионистах, пост-модернистах, поп-арте, музыке Курехина и великом искусстве Левитана. Кляли Союз художников и полный беспредел с мастерскими здешних живописцев, который устроили чиновники, ничего не смыслящие в высоком искусстве.

– Эти знатоки из районной управы решили повысить плату за мастерскую моего отца! Народный художник, мэтр! Что им графика, они разве понимают прелесть офорта.

– Да они же бесплатно там всю жизнь обитали, Федяй, кончай свист, слезу вышиб. Была бы у меня такая мастерская, я бы и за деньги снимал. Разве это оплата – гроши.

– Да, гроши, а как еще, коли искусство для народа! Искусство задаром! Я вчера книгу у Светки в библиотеке приметил – «История Лесовска». Полистал, пока Светку ждал. Смотрю, о, ничего себе – отцовские работы. Брякнул ему, поздравляю, денег не даешь, жмотишься, а картинки печатаешь в подарочных книгах. А он говорит, что это бесплатно. Так сказать, из любви к искусству. Мол, разрешил соседу-художнику при оформлении использовать. Какая-никакая реклама.

Гуманист! Сыну пожрать не на что, а этот направо-налево раздает все бесплатно. Ну и как ему после этого за мастерскую платить?!

Майков сразу и не сообразил, что вперед торкнуло в голове: о «бесплатно» или «без договора». Высший пилотаж в любом деле, когда обычные, казалось бы, слова моментально порождают целую цепочку фантазий или реальностей. Вот и Майков, услышав только обрывки фраз, машинально подумал, дело можно раскрутить в обратную сторону. Заставить издателей заплатить – создать конфликт на голом месте.

У Майкова, вообще, была выработана своя собственная и, как он полагал, стройная мировоззренческая система, которая гласила: там, где конфликт, – работы непочатый край.

…Он больше не слушал путаную перепалку подвыпившей компании, но сменил дислокацию и сел так, чтобы видеть все происходящее за соседним столиком. Его очень заинтересовал Федяй. К нему, источнику конфликтной информации, следовало присмотреться внимательнее.

Внешний вид и некоторые жесты Федяя подсказали Майкову немало интересного. На вид сыну художника было за двадцать. Худой, импульсивный, не очень опрятный. В профиль хорош. Женщины любят таких слегка небритых, утомленных, с поволокой в глазах юнцов с бледным блуждающим взглядом.

– Ишь ты, птица-говорун, – подумал Майков, рассматривая своего потенциального клиента, – папка денег не дает, плохой папка, мог бы и продать картинки и пособить Федяю. Федяю с компашкой погулять не на что.

…Пора было уходить, обе компании досидели, что называется, до последнего посетителя. В другой раз Майков исчез бы пораньше, но не сегодня. Федяй, несмотря на то что был серьезно «подшофе», все еще держался бодрячком, ел и пил, точнее, уже прихлебывал то, что осталось после многочасовой гулянки.

Приятели Федяя потянулись к выходу. Встал и Федяй и шаткой походкой направился было к выходу, но снова вернулся к столу, оглядел его в надежде, что в бутылках осталось хоть что-нибудь.

– Мужик! Чего скучать в одиночестве, давай к нашему столу, – к Федяю подошел Майков.

Федяй недоверчиво поглядел на добросердечного зазывалу и улыбнулся. Майков показался ему столь несуразным и смешным, что не вызывал опасения или мысли о подвохе.

– Мужик! Все нормально, это наш стол. Я только хотел выпить пять грамм на посошок. А нету… Не-туту, а я хотел.

– У тебя нету, а у нас есть. Пойдем, пойдем, дорогой, к нашему огоньку. Раз человеку надо пять грамм – значит надо. Человек человеку помогать должен, – сочувственно прошептал на ухо Федяю Майков. – Пошли, пошли, брат. Тебя, кажется, друзья Федяем называли.

– Федяем, Федяем, а как иначе.

– Приятели не потеряют, ушли вроде как, может, ждут?

– Эти-то, как же, ждут… Бросили одного. Живописцы хреновы. Не. Не потеряют.

– Тогда тем более покатили к нашей поляне.

Майков представил нового знакомого приятелям.

– Все нормально, мужики, это Федяй, хороший парень, художник, а Федяй, ты художник?

Тот молча кивнул:

– Художник, хороший художник.

– Ну вот. Я и говорю, художник. Ему пять грамм за нашим столом не возбраняется налить?

Компания отреагировало вяло, и здесь все были в хорошем подпитии и уже плохо соображали, зачем Майков притащил этого парня.

…Майков щедро разливал, но сам уже не пил, а Федяй совсем поплыл и когда сам попытался налить рюмку, Майков по-отечески приобнял его.

– Давай, Федяй, выкладывай, кто твоего отца, замечательного художника, обидеть посмел, кто лишил тебя законного гонорара?

Федяй вдруг пьяно закатил глаза и… заплакал навзрыд. Так горько и натурально, что даже Майков испугался. К рыдающему обернулись припозднившиеся гости сразу с нескольких столов.

Майков театрально распрямился и, словно трибун, отведя руку, в сторону произнес:

– Спокойно, господа, не стоит волноваться. Мой друг Федор сегодня расстался с любимой девушкой. Она взяла и уехала без всякого предупреждения в другой город.

Пьяный Федяй зарыдал еще сильнее, словно бы и вправду лишился большой и чистой любви.

– Да, Федор, художника обидеть может каждый. Рассказывай, кто это бесплатно публикует шедевры твоего папеньки.

Федяй уставился на нового приятеля, силясь что-то ответить, но смог выдавить из себя лишь одного слово – «Ага».

– Ага? Чего ага? Про книгу рассказывай, рисунки, – не унимался Майков.

Но Федяй был уже не способен вести разговор. Поняв это, Майков решил учинить «допрос» завтра, если, конечно, паренек будет в состоянии вести беседу после столь бурного возлияния.

– Где живешь, Федяй, куда везти твой дивный образ. Баиньки пора, мамка с папкой заругаются.

Федяй словно бы услышал что-то важное, заморгал глазками, зашмыгал носом и опять заплакал. Но теперь уже тихонечко, как плачут нашкодившие дети в страхе от родительского гнева.

Даже Майков, тертый калач, растерялся от этих слез, которые опять покатились из глаз Федяя ручьем.

– Ма-мень-ка, па-пень-ка, – запричитал Федяй, – домой хочу, отвезите домой.

– Куда домой, говори, чудила, а то ведь брошу тут! Не успел достать, но уже надоел…

– Ккк ма-мень-ке, на вахту в институт ги-ги-гипродор, – вышептал вполне членораздельно Федяй и снова тихонечко заплакал, заскулил…

Теперь уже Майков и не знал, не зря ли он ввязался в эту историю? Что нашло на него, что такого услышал, чтобы нянчиться с этим недотепой. Теперь вот на вахту тащить…

Глава шестая. Тайна музейного подвала

За 29 дней до судебного процесса

На встречу с искусствоведом Марианной Синицей Вигдор и Селина отправились вместе. В изобразительном искусстве оба были любителями. Вигдор часто повторял, что в этой сфере лично он руководствуется единственным правилом «нравится – не нравится». К примеру, бессмертная картина Леонардо «Мона Лиза», возле которой он дежурно замирал каждый раз, посещая парижский Лувр, его не поражала. Другое дело «Дама с горностаем» Рафаэля. Она действовала на него магически: как бы ни пытался Вигдор заглянуть этой особе в глаза, с какой бы стороны он ни ловил ее взгляд, она смотрела бесстрастно мимо.

Но в этот раз шли они не для того, чтобы набраться новых знаний: Селина настоятельно потребовала «полного погружения» перед судебным процессом в атмосферу мира художественных идей. Точно так же она заставляла Вигдора изучать английский язык: в замкнутом пространстве туристического кемпинга был воссоздан уголок Англии. И целыми днями они выдавливали из себя иностранные слова под пристальным взглядом учителя-наставника. Вигдор посмеивался над этим, но, представьте себе, оказавшись в первой же заграничной командировке, сумел объясниться с метрдотелем и официантом в пабе. С тех пор в погружении он не видел ничего плохого, хотя язык – это одно, а художественный мир, как подсказывал его опыт общения с художниками, – совсем другое.