Яцек Дукай - Собор (сборник)

• Название: Собор (сборник)
• Автор: Яцек Дукай
• Жанр: Научная Фантастика

Яцек Дукай — яркий и самобытный польский писатель-фантаст, активно работающий со второй половины 90-х годов прошлого века. Автор нескольких успешных романов и сборников рассказов, лауреат нескольких премий.

Родился в июле 1974 года в Тарнове. Изучал философию в Ягеллонском университете. Первой прочитанной фантастической книгой стало для него «Расследование» Станислава Лема, вдохновившее на собственные пробы пера. Дукай успешно дебютировал в 16 лет рассказом «Złota Galera», включенным затем в несколько антологий, в том числе в англоязычную «The Dedalus Book of Polish Fantasy».

Довольно быстро молодой писатель стал известен из-за сложности своих произведений и серьезных тем, поднимаемых в них. Даже короткие рассказы Дукая содержат порой столько идей, сколько иному автору хватило бы на все его книги. В числе наиболее интересующих его вопросов — технологическая сингулярность, нанотехнологии, виртуальная реальность, инопланетная угроза, будущее религии. Обычно жанр, в котором он работает, характеризуют как твердую научную фантастику, но писатель легко привносит в свои работы элементы мистики или фэнтези. Среди его любимых авторов — австралиец Грег Иган. Также книги Дукая должны понравиться тем, кто читает Дэвида Брина.

Рассказы и повести автора разнообразны и изобретательны, посвящены теме виртуальной реальности («Irrehaare»), религиозным вопросам («Ziemia Chrystusa», «In partibus infidelium», «Medjugorje»), политике («Sprawa Rudryka Z.», «Serce Mroku»). Оставаясь оригинальным, Дукай опирается иногда на различные культовые или классические вещи — так например мрачную и пессимистичную киберпанковскую новеллу «Szkoła» сам Дукай описывает как смесь «Бегущего по лезвию бритвы», «Цветов для Элджернона» и «Заводного апельсина». «Serce Mroku» содержит аллюзии на Джозефа Конрада. А «Gotyk» — это вольное продолжение пьесы Юлиуша Словацкого.

Дебют Дукая в крупной книжной форме состоялся в 1997 году, когда под одной обложкой вышло две повести (иногда причисляемых к небольшим романам) — «Ксаврас Выжрын» и «Пока ночь». Первая из них получила хорошие рецензии и даже произвела определенную шумиху. Это альтернативная история/военная НФ, касающаяся серьезных философских аспектов войны, и показывающая тонкую грань между терроризмом и борьбой за свободу. Действие книги происходит в мире, где в Советско-польской войне когда-то победил СССР.

В романе «Perfekcyjna niedoskonałość» астронавт, вернувшийся через восемь столетий на Землю, застает пост-технологический мир и попадает в межгалактические ловушки и интриги. Еще один роман «Czarne oceany» и повесть «Extensa» — посвящены теме непосредственного развития пост-сингулярного общества.

О популярности Яцека Дукая говорит факт, что его последний роман, еще одна лихо закрученная альтернативная история — «Лёд», стал в Польше беспрецедентным издательским успехом 2007 года. Книга была продана тиражом в 7000 экземпляров на протяжении двух недель.

Яцек Дукай также является автором многочисленных рецензий (преимущественно в изданиях «Nowa Fantastyka», «SFinks» и «Tygodnik Powszechny») на книги таких авторов как Питер Бигл, Джин Вулф, Тим Пауэрс, Нил Гейман, Чайна Мьевиль, Нил Стивенсон, Клайв Баркер, Грег Иган, Ким Стенли Робинсон, Кэрол Берг, а также польских авторов — Сапковского, Лема, Колодзейчака, Феликса Креса. Писал он и кинорецензии — для издания «Science Fiction». Среди своих любимых фильмов Дукай называет «Донни Дарко», «Вечное сияние чистого разума», «Гаттаку», «Пи» и «Быть Джоном Малковичем».

Яцек Дукай 12 раз номинировался на премию Януша Зайделя, и 5 раз становился ее лауреатом — в 2000 году за рассказ «Katedra», компьютерная анимация Томека Багинского по которому была номинирована в 2003 году на Оскар, и за романы — в 2001 году за «Czarne oceany», в 2003 за «Inne pieśni», в 2004 за «Perfekcyjna niedoskonałość», и в 2007 за «Lód».

Его произведения переводились на английский, немецкий, чешский, венгерский, русский и другие языки.

В настоящее время писатель работает над несколькими крупными произведениями, романами или длинными повестями, в числе которых новые амбициозные и богатые на фантазию тексты «Fabula», «Rekursja», «Stroiciel luster». В числе отложенных или заброшенных проектов объявлявшихся ранее — книги «Baśń», «Interversum», «Afryka», и возможные продолжения романа «Perfekcyjna niedoskonałość».

(Неофициальное электронное издание).

---

― Что это такое?

― Стихотворение.

― Вижу. И что он должен означать?

― Я же уничтожил ту салфетку. Откуда оно у вас? Камеры, так? Высокая четкость, ну, ну.

― Я беспокоюсь о тебе. Мне казалось, что перевод не доставляет тебе сложностей, что ты инстинктивно понимаешь специфику языка. Ты же сам говорил: это легко. Что же должно означать: «после нас уже только частица»?

Она любила вот так присаживаться на краю твоей кровати и следить за твоей работой, как ты выстукиваешь что-нибудь на компьютере, как выполняешь сложные, скомпонованные только для тебя трансляционные упражнения, или же просто размышляешь; ей нравилось быть с тобой, в этой со всех сторон замкнутой бетоном комнате с односторонними окнами объективов невидимых камер, сквозь которые могла бы секретно следить за тобой с безопасного расстояния, но этого не делала, так что явно ценила твою компанию. Она приходила, как только уходили учителя. Это она принесла тебе первый диск с записью образов из Снов. Сказала:

― Переведи-ка это.

Это именно она принесла тебе записи этой не-музыки.

― Просто послушай.

Тебе казалось, что Девка чуть ли не полюбила тебя. Лишь значительно позже ты услышал это определение: ведущий офицер.

Ты повернулся к настенному монитору, когда во второй раз она начала читать с короткой распечатки твое столь гадким образом подсмотренное стихотворение. А на мониторе все продолжался балет абстрактных форм. Наименования тематических контекстов высвечивались в верхнем поле, это называлось «сужающейся интерпретацией». Балет в неэвклидовых пространствах, символика движения в пространствах с отрицательной кривизной, философия смерти в расщепленном времени. Тебе запретили читать книги и смотреть обычные, голливудские фильмы. В Школе время никак не расщеплялось, оно все время текло вперед, а ты ― в его потоке.

― …меня вообще слышишь, Пуньо?

Это было уже после первой операции.

― Я слышу твою кровь, слышу хаос твоих мыслей.

― Ты устал? Мы можем несколько притормозить. Что-то доставляет тебе больше трудностей? Только дай знать. Ты же знаешь. Все это для тебя. Мы. Я. Я жду. Если только… Что, Пуньо? Переводишь? Что это за язык?

― Язык.

― Ну почему ты ведешь себя так? Это невежливо, я с тобой разговариваю. Каждое слово приходится из тебя вытягивать. Ты невежлив, Пуньо, и учителя тоже жаловались. Как могут они тебе помочь, если не знают, понял ты тему или нет. Я тебя не понимаю, Пуньо.

Хоть раз она сказала правду. Ты выключил монитор и повернулся к Девке. Ты не смотрел людям в глаза, посему на этот раз она удивилась еще сильнее. Даже подняла брови в этом своем немом изумлении, в вопросе в ответ на вопрос.

― Скажи мне кое-что.

― Что? — наморщила она брови.

― Скажи кое-что.

Видно, каким-то образом она предчувствовала несчастье.

― Успокойся, Пуньо.

― Скажи мне кое-что!

― Но я же все время с тобой разговариваю. Успо…

― СКАЖИ ЧТО-ТО! НУ, СКАЖИ!

Она схватилась с места, крикнула в пространство:

― Истерия! VG-10, десять кубиков! Быстро!

Ты все еще орал на нее, как сквозь неожиданно распахнувшиеся двери в средину вскочили санитар и врач с инъектором в руке. Девка отодвинулась, ты отпрыгнул в угол. Листок с распечаткой упал на пол.

Тебя в мгновение ока схватили и профессионально обездвижили. Дисперсный пистолет у плеча. Ты вопил им прямо в лица, оглушая самого себя:

― Скажите что-то! ― Только сила была на их стороне. Тебе хотелось их всех убить, особенно Девку. Девку первую. Твоя ненависть не знает срединных состояний. Но ведь убиваешь не в ненависти. На твоей стороне страх.

ВКУС СМЕРТИ

Страх был на твоей стороне, но на стороне Милого Джейка были стены, решетки и замки. Прежде всего, сказал ты себе, нужно помнить, что у меня еще есть время: еще были живы двое мальчишек, которые пребывали у Джейка дольше, чем ты. Пока что еще не твоя очередь. Можно подумать. Что вовсе не означает, будто бы можно не бояться. Это опасно; страх всегда на стороне более слабых, это их единственное надежное оружие, так что не отбрасывай его поспешно.

Весь подвал и часть первого этажа, все окна двойные, плотно зарешеченные, все двери с электронными замками, усиленные стальными стержнями; никакого телефона, никаких соединений с внешним миром. Очевидная идея вызвать пожар была тотчас отброшена после ознакомления с надежностью сложной системы автоматических распылителей, за которую Джейку пришлось выложить кругленькую сумму; Джейк вовсе не относился к вам легкомысленно; в любом случае, он не был любителем, поскольку жил этой деятельностью много лет. Нужно лишь спокойно все обдумать, а способ найдется.

А потом исчез Гордо. Перед тобой остался один Пасмуркян. Но это уже никакого значения не имело. Джейк перестал полагаться на хронологию: Пасмуркян находился в его конюшне дольше, чем Гордо. Так что следующим с той же долей вероятности мог оказаться и ты. Тебе пришло в голову, а не прокрутить ли другим эти забытые Джейком подвальные кассеты с записью смерти, но пришел к выводу, что они не смогли бы удержать этого в тайне, каким-то образом выдали бы себя, и Джейк опередил бы ваш ход, прибив всех из чистой предосторожности. Что ни говори, Джейк глупцом не был и рисковать не хотел.

А время шло. Теперь уже каждая съемка могла оказаться последней. Милый Джейк вытаскивал тебя в машину, а ты молился жестоким богам, чтобы на этот раз это еще не наступило. Один раз ты попытался смыться из машины, но он схватил тебя уже в паре метров.

Постепенно становилось очевидным, что выход только один. Ты решился на него, поскольку не решиться уже просто не мог. Твои решения, те самые важные, ты почти всегда принимал в атмосфере отчаяния. Ты всегда жил под принуждением.

Двери, те двери, которые отделяли вашу часть дома от части Майка, выходили в прихожую рядом с лестницей, ведущей в подвал. Открывались они вовнутрь, за ними был коридор, тянущийся вплоть до входной двери; ты знал об этом, потому что именно через них вас заводил Джейк. Он же посещал вас, чтобы принести еду (иногда это делала Холли) или же выбрать на вечер какую-нибудь из девчонок, дело в том, что Холли терпеть не могла в его постели мальчиков — по этому вопросу между ними вспыхнул огромный скандал, еще перед твоим прибытием, когда она застала с Джейком Гуйо; досталось тогда, мир его памяти, Гуйо так, что мало не покажется, но зато потом Джейк хоть с этим к вам не приставал. А вот девочек Холли любила — они были свеженькими и не слишком языкатыми.

Ты садился на этой лестнице и ждал. После заката, когда остальные дети уже спали или как раз проваливались в сонный рай, в доме царила чуть ли не церковная тишина, отзвуки из другого крыла здания сквозь толстые стены не проходили: это была старая, очень старая вилла. Ты ожидал в тени крутой лестницы, в тишине собственного страха, в нервной скуке затягивающегося стресса. Когда на пятый вечер… дверь открылась. Случай хотел, чтобы это была Холли. Она сама пришла выбрать малышку, и для тебя это тоже было удачей.

Она успела крикнуть, только крик был тихим. Ты бросился ей под ноги, схватил под колени и потянул вниз; она была в летнем платье, ну а ты это платье разодрал: в твоей руке остался кусок голубой хлопчатобумажной ткани в желтые цветочки. Холли падала вниз словно брошенная кукла. Все произошло очень быстро; на видео сбрасываемые с лестничных клеток люди падали дольше, но в настоящей жизни все банальное и сенсационное проходит в одинаковом темпе.

Ты сбежал вниз, склонился над ней; она стонала что-то непонятное, лапала вокруг дрожащими руками, пыталась подняться, без особой уверенности и осознания, по меньшей мере, она до сих пор еще была оглушена. По твоим карманам были рассованы различные подручные орудия убийства; ты вынул шариковую ручку и — схватив женщину за нос, чтобы зафиксировать ее переваливающуюся из стороны в сторону голову — сунул ее до упора сначала в ее левый, а потом в правый глаз; ручка выходила с трудом, облепленная какой-то кроваво-серой мазью. Холли перестала шевелиться и стонать уже после первого глаза, но ты действовал методично: если бы отступил хоть на шаг от клятвенно принятого после ночного перепуга постановления — твоя кажущаяся решительность наверняка бы рассыпалась прахом.

Ты обыскал ее труп и забрал ключи: они всегда закрывали дверь за собой. Теперь уже этими ключами ты открыл дверь. Тихо, тихо, спокойно, хотя сердце выскакивает из груди, а мысли кричат. После этого ты побежал прямо к выходу.

― Холли, что… Бля! Стой, Пуньо, стой, говнюк! ― Со второго этажа, перескакивая по три ступеньки за раз на тебя мчался Милый Джейк. ― Ну, и что ты наделала? ― закричал он в глубину пустого коридора. Ему никто не ответил. Джейк не стал ждать. Он бросился на тебя: ты стоял возле выходной двери (а в метре ― свобода) и вправду словно парализованный.