Валерий Перевозчиков - Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого

• Название: Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого
• Автор: Валерий Перевозчиков
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1992
• ISBN: 5-87512-012-6

В судьбе Высоцкого, как и в судьбе любого другого большого поэта, есть и тайна, и дар. Тайна остается всегда, потому что «судьба не настигает людей извне, а рождается из глубин самого человека» (Рильке). Но судьба Высоцкого — это и дар. Дар всем и на все времена.

В. Перевозчиков

---

Ну, например, меня ведь вывезли из блокадного Ленинграда… Володя часто просил меня рассказать о блокаде — и я рассказывал то, что знал. Или песня «Придется рассчитать». Я просто помню конкретную ситуацию, хотя, вполне возможно, что на это мог наложиться какой-то другой случай. Мы ехали в такси всей нашей компанией. Были девушки, а таксист вел себя просто по-хамски — начал материться… А я терпеть не могу, когда ругаются при женщинах. Абсолютно не переношу! (У нас странно устроены люди… В Одессе, в троллейбусе я выкинул пьяного, который матерился при всех, а в результате весь троллейбус ополчился на меня! И старушка еврейка поманила меня пальцем, я наклонился, а она говорит: «Вот видите… Он Вам был надо?!») Так вот, я что-то сказал таксисту, — он «завелся» еще больше… Я ему говорю:

— Ну, ничего, ничего… В конце пути все равно придется рассчитаться.

— Я убежден, что «Песня про сентиментального боксера», — это отражение рассказов Эдика Борисова — чемпиона СССР, участника Мельбурнской олимпиады… Он приезжал с соревнований — много и интересно рассказывал. Я помню первое исполнение «Бабьего лета» — это было у Акимова. Хотя познакомились с Игорем Кохановским мы раньше, когда он принес банку варенья из крыжовника — у нас в очередной раз нечего было есть. А «Бабье лето» было написано по поводу его бурного романа с Ленкой Марокан-кой… Песня мне страшно понравилась. Кстати, Игорь принес песню уже с мелодией, с этой мелодией и Володя пел ее…

Песня «Корабли постоят и ложатся на курс» написана Халимонову… Я точно знаю, что она написана Олегу. Я помню первое исполнение песни «Спасите наши души» — это было в квартире Толи Гарагули в Одессе.

— Расскажите, пожалуйста, об Анатолии Гарагуле — капитане теплохода «Грузия»…

— Толя Гарагуля… Он говорил:

— Мой «люкс» всегда в вашем распоряжении…

Когда мы бывали на «Грузии», он всеми правдами и неправдами освобождал эту каюту. А с Высоцким у них было так: сначала Володя смотрел на Толю снизу вверх, ну, а потом… Ведь Гарагуля воевал, он бывший истребитель-штурмовик. Воевали и все его друзья. Он швартовал свою любимою «Грузию», отходил и смотрел… Потом смотрел еще раз… А нам говорил:

— Это меня еще летный инструктор учил: поставишь машину — отойди и посмотри. Отойдешь подальше — еще раз посмотри, правильно ли стоит? А потом посмотри и в третий раз!

Вот для Толи и его друзей Володя впервые спел: «Спасите наши души».

— Вы заканчивали Литературный институт, а Ваши сокурсники бывали на Большом Каретном?

— Меня исключили с первого курса за «антисоветскую деятельность» вместе с Бэллой Ахмадулиной и Леонидом Завальником, затем восстановили, — так что заканчивал я на заочном отделении. Роберта Рождественского тоже должны были исключить, но он учился уже на четвертом курсе, и его оставили. Роберт несколько раз заходил на Большой Каретный… Он тогда писал замечательные стихи. Некоторые я до сих пор помню наизусть…

А на диплом явилась вся наша «хива», и когда объявили:

— А сейчас приступим к защите диплома Артура Макарова… — все наши зааплодировали. Всеволод Иванов привстал и сказал:

— Молодые люди, вы перепутали. Здесь не театр! Это было приблизительно в 1953 году.

— А Володарский учился с Вами?

— Нет. Володарского привел Володя Акимов, который в то время уже учился во ВГИКе. Я даже помню, как они пришли. С ними были Соловьев и Катя Васильева. И Эдик показался тогда обаятельным парнем: крепким, сильным — боец! А теперь? Ну, просто мародерство! Ограбил мертвого друга, ограбил самым подлым образом!

— Некоторое время — около двух лет — вы все вместе практически жили на Большом Каретном, — а на какие деньги?

— Все деньги, которые появлялись у кого-то, шли в общий котел, и даже потом, когда мы стали жить раздельно, — если встречались, то твои деньги становились общими. Всегда! Это был железный закон. Но еще надо учесть, что в те времена, имея жилплощадь в городе Москве, можно было жить, и жить неплохо. Тогда проблема «хаты» стояла очень остро. И еду, и к еде приносили — сколько хотите, если была квартира. Ведь только-только начинались эти блочные дома…

И у многих наших не было жилья… У Шукшина тогда вообще не было квартиры, и он иногда оставался ночевать на Большом Каретном, а йотом мы с Васей сделались соседями. Последние лет пять-шесть он вообще не пил, но за ночь работы опустошал три полных кофейника. Однажды сказал:

— Артураша, бросил пить! И ты знаешь, сколько времени высвободилось!

— Артур Сергеевич, Вы уже говорили, что в вашей компании «было принято выпивать»… А не могли Вы еще тогда повлиять на Высоцкого — запретить ему? Ведь тогда он был моложе всех вас…

— Понимаете, «не пей» мы не могли ему сказать по той простой причине, что мы сами пили, правда, как пили… Напиваться до потери сознания — этого у нас «в заводе» не было. Но если мы говорили (Лева Кочарян или Толя Утевский), Володя, конечно, слушал. Но ведь у каждого из нас все-таки была своя жизнь. Я уходил утром по делам: чтобы жить, надо было шевелиться. Лева уезжал на съемки, в экспедиции… А потом и Володя начал сниматься — тоже уезжал, и если здесь он нас как-то слушал, то там…

— А где Вы еще бывали? Ведь вы встречались не только на Большом Каретном?

— Прежде всего — о Володе. Это иллюзия, что Володя в то время жил у матери, у отца или у жены… В те годы он жил, где придется. Да, Большой Каретный, да, комната Володи Акимова… Но мы бывали-ночевали и жили — в разных других местах… У Гладкова, у Утевского, когда он переехал на улицу Строителей, у Миши Туманишвили в Криво-Староарбатском переулке…

Родители дали Мише деньги на ремонт его большой комнаты, мы эти деньги истратили, а потом через нашу знакомую, которая работала в кинотеатре хроникальных фильмов, нашли какого-то художника-оформителя, и он расписал стены комнаты космическими сюжетами… И некоторое время мы жили в этой комнате… Рано утром Володя вернулся с каких-то съемок, приехал на такси, а денег расплатиться не было… Разбудил нас — ни у кого денег нет, и только у Миши Туманишвили нашлась пятерка… Володя расплатился с таксистом, поднялся в комнату и выдал:

— Туманная туманность Андромеды.
Туманов Мишка тоже весь в тумане.
Но, несмотря на горести и беды,
Всегда найдет он пять рублей в кармане!

Мы бывали в уникальном доме на Собачьей площадке, где жила семья Сильверсван — обрусевшие шведы. Нищие интеллигенты, абсолютно нищие… А на стенах висели бесценные подлинники Серова, Бенуа… Но чтобы продать? — Ни за что!… В этой квартире был легендарный сундук, вернее — такой выступ в стене, на котором, якобы, спал Гоголь. На этом сундуке однажды спал Володя…

А Саша Соколов? И его прекрасная семья — жена Клава и дочка Клавдия… Они жили у Пушкинской площади — очень близкий нам дом… Это Саня приехал из Ленинграда и рассказал какую-то историю…

В Ленинграде-городе, у Пяти углов,
Получил по морде Саня Соколов…

Так что — дома были разные…

Бывали и у меня, когда я получил квартиру на Звездном бульваре… Общение продолжалось, более того, было организовано «Королевство»! Король — Арч-I «Единственный»… Сановниками королевства: Олег Халимонов — начальник королевской гвардии, Володя Высоцкий — главный трубадур, Андрей Тарковский — магистр искусств, Тито Калазаташвили — королевский прокурор… Сохранилась печать королевства и его устав…

— «Наше королевство находится везде. Члены королевства имеют только права. Королевские бдения происходят не реже одного раза в месяц…»

Были и королевские праздники. У меня сохранилось несколько телеграмм, одна с Черного моря, от Олега Хали-монова: «Ваше величество, поздравляю королевским праздником!» Тито попал в какую-то совершенно незнакомую компанию и там что-то не складывалось… А Тито был уже пьяный:

— Идите вы все к чертовой матери! У меня есть королевство, а я там — прокурор!

И все решили, что надо вызвать психиатра…

На одном из бдений (был мой день рождения) я услышал «Баньку». Была Марина, были мои приемные родители — Тамара Федоровна Макарова и Сергей Апполинарьевич Герасимов… Сергей Апполинарьевич Володю знал мало, более того, он мне однажды сказал:

— А что это твой друг песни с матом поет?

Я говорю:

— С каким это матом? Этого не может быть!

Так вот, Герасимов услышал «Баньку» и сказал мне:

— Да, брат… Это — товар!

Для него это была высшая похвала.

— А когда началась «другая жизнь»?

— Все происходило так… Я перебазировался в деревню и с весны до осени жил там. Естественно, когда я приезжал в Москву, то другого дома, кроме Каретного, у меня не было. А зимой все развивалось по-прежнему, на Каретном… А позже, примерно с 70-71-го года мы встречались уже очень редко. Встречались случайно, но всегда продлевали эти встречи… Так было у Бэллы Ахмадулиной… Помню, однажды мы встретились в аэропорту — я встречал Жанну из Ленинграда, и этим же рейсом прилетел Володя, а его встречал Иван Дыховичный. Иван нас вез, Володя сидел впереди, а мы — сзади. А мне только что Сергей Апполинарьевич привез из Штатов газовую зажигалку — черный «Ронсон». Я чиркнул «Ронсоном»: